Шарон Крич - Моя вторая жизнь

Мама обожала эти слова – просто восторгалась. Она целовала папу в щёку и говорила: «Ты принц среди людей».

В поезде, ехавшем по Швейцарии, я спала и просыпалась, спала и просыпалась, а он всё ехал. Через три часа поезд выехал на равнину и остановился у платформы возле склона холма.

– Лугано! – объявил проводник. – Лугано!

– Мы приехали к подножию Альп, в южный район Швейцарии, – объяснил дядя Макс, когда мы вышли на платформу.

С другой стороны улицы раскинулся Лугано, расположенный на берегу озера. Над городом возвышались две горы, и их тени падали на зеркальную поверхность озера. Тёмные силуэты гор выделялись на фоне неба, словно стражи-великаны. Но тюрьмы пока было не видно.

Мы сели в такси. Машина выехала из Лугано и стала подниматься на покатый холм между горами – Коллина-ди-Оро, что, по словам дяди Макса, означало «золотой холм». Впрочем, он был не золотым, а зелёным и коричневым, а дорога – серой. Такси проезжало узкие повороты, и наконец дядя Макс воскликнул: «Вот! Сюда!»

Возле дороги стоял знак, а слева, в рощице, пряталась старая вилла с красной крышей. Снаружи вилла выглядела величественной и прочной, огромной и пугающей. Бледные каменные стены, железные балконы, высокие окна с чёрными рамами. Она напоминала картинку из книги, которую мне купили тётя Сэнди и дядя Макс. В книге принцессу заперли в башне похожей виллы.

Внутри нас ждали тёмные деревянные полы и тусклые, узкие коридоры. Двери и ставни скрипели и стонали. Пыльные портреты висели на стенах: мрачные люди в чёрных плащах обвиняюще смотрели прямо на меня, другие же, игнорируя, отвернулись в сторону. В столовой на стенах были развешаны древние доспехи и оружие: щиты, копья и шлемы, неприятные тёмные очертания. Я прислушалась, не зовёт ли на помощь какая-нибудь пленная принцесса.

Именно здесь миссис Стирлинг решила организовать американскую школу для студентов со всего мира. Именно здесь я буду учиться. Я не буду одна, в отличие от студентов на пансионе, сказал дядя Макс. Я буду жить с ним и тётей Сэнди.

Я всё ещё считала, что меня заманивают в тюрьму, и не понимала, почему я здесь, почему мне нельзя было остаться с мамой, папой, Криком, Стеллой и её ребёнком. Я думала, что сделала что-то не так и меня за это наказывают. Или, может быть, нужно было расчистить место для малыша, и кому-то из нас пришлось уйти. Мне.

Мы прошли внутренний дворик и поднялись на холм.

– Багаж потом заберём, – сказал дядя Макс. – Надо было попросить таксиста высадить нас на вершине холма.

Мы поднимались по высоким каменным ступеням, лавируя между деревьями – на одних висели странные оранжевые плоды, ветви других были усыпаны жёлтыми цветами, пахнущими сладко, как варенье. Мы добрались до виа Попорино, узкой мощёной улочки, и прошли мимо жёлтого дома, серого, розового, после чего остановились возле белого с красной крышей. Шале.

– Макс! – воскликнула тётя Сэнди. – Я в раю!

Дядя Макс выудил из кармана ключи. В узком входном коридоре было прохладно и темно. Полы из красной плитки. Стены, отделанные белым стукко, мрамором.

– Мы на небесах! – сказала тётя Сэнди. – Посмотрите на это…

Мы прошли за ней в просторную комнату с высоким потолком. С противоположной стороны было несколько окон и стеклянных дверей. Через них мы вышли вслед за ней на балкон.

– Ты хоть раз в жизни… – начала она. – Ты хоть раз видела?..

За долиной лежало озеро. Тем вечером бледные огоньки горели по всему склону холма, будто гора напротив была обвита рождественскими гирляндами. На вершине мигала одинокая красная лампа.

– Долина, – сказала тётя Сэнди, – озеро, горы…

– Что скажешь, Динни? – спросил дядя Макс. – Разве не здорово? Как думаешь, здорово?

Я подумала о деревеньке на холме в Нью-Мексико и о малыше Стеллы, которого, должно быть, уже привезли домой. Это всё будет для него совсем новым. Я посмотрела на гору – огромную, тёмную, широкую.

– Ага, – сказала я. – Отлично.

Но на самом деле я так не считала. Позже я смогла по-настоящему оценить этот вид, и он оказал на меня огромное влияние. Но в первый день здесь я думала лишь о том, чего тут нет, – моей семьи.

Сны Доменики Сантолины Дун

Я держала малыша Стеллы, стоя на балконе. Младенец кричал и кричал. На далёкой горе стоял отец и смотрел в бинокль. Я помахала и позвала его, но он не увидел и не услышал меня.

Я поднялась по Коллина-ди-Оро в деревню Монтаньола и теперь возвращалась обратно по дорожке, которая начиналась в деревне на вершине холма и проходила мимо директорского дома. Теперь это был дом тёти Сэнди и дяди Макса, и они называли его касой.

– Не шале? – спросила я.

– Ну, это шале. Дом построен в таком стиле, – объяснила тётя Сэнди. – Но по-итальянски «дом» – это casa, так что это наша каса.

Они пытались научить меня итальянскому, потому что на нём разговаривали местные жители.

– Ваша шале-каса? – спросила я.

– Наша, – ответила она. – Наша шале-каса.

Я так до сих пор и не поняла, где же я. Дядя Макс сказал мне, что мы в Тичино, а в Тичино говорят по-итальянски. В других местах Швейцарии, по его словам, говорят по-немецки, по-французски или по-романшски.

– Я думала, мы в Лугано, – сказала я.

– Лугано – там, внизу, – ответил он, показывая на город. – А там, наверху, позади нас – деревня Монтаньола.

– Так мы-то где? – спросила я.

Он пожал плечами.

– В касе на виа Попорино, между Лугано и Монтаньолой, в Тичино, в Швейцарии, в Европе, на планете Земля.

– Ох, – сказала я.

Я повесила в окне своей спальни плакатик с надписью «МЕНЯ ПОХИТИЛИ И ДЕРЖАТ ЗДЕСЬ ПРОТИВ ВОЛИ!», на что тётя Сэнди заметила: «На английском его здесь вряд ли кто прочитает», и купила мне англо-итальянский словарь.

По пути вниз с Монтаньолы я раздумывала о двух заключённых. Эту историю мне вчера рассказал мальчик по имени Гатри. В одной камере сидели два заключённых. Они выглянули в одно и то же маленькое окошко. Один заключённый сказал: «О, сколько же тут грязи!» Другой сказал: «О, какое здесь небо!»

– И это всё? – спросила я, когда Гатри закончил. – Это вся история?

– Подумай над ней, – сказал Гатри.

Я думала и думала. Под моими ногами была рассыпающаяся каменная дорожка с гниющей хурмой повсюду. Кусочки оранжевых фруктов налипли на мои новые туфли. Вокруг фруктов роились осы, а вдоль старой каменной стены пробежала ящерица. Что увидела ящерица? Только дорожку, гниющую хурму и ос?

А потом я посмотрела наверх, как, должно быть, поступил второй заключённый. Впереди я увидела пальмы, росшие вдоль дорожки, синее небо с белыми облачками и холмы, спускавшиеся к синему озеру. На одном берегу уютно свернулась Швейцария, на другом развалилась Италия.