Сергей Георгиев - Стрёкот кузнечика

Он не спешил стрелять, немецкий ас, понимая, что добыча от него не уйдет, просто не может никуда уйти. Хотел растянуть удовольствие, или ему было приятно сознавать, как в минуты, секунды эти смертельный страх стискивает со всех сторон русского летчика, как сердце того заполняется свинцом бессилия…

— Лёня… Леня, ну же!… — мычал в ларингофон Машин отец.

Он должен был понять, что Леонид стрелял бы уже давным-давно, как только истребитель начал свои маневры. Но раненый пилот потерял чувство времени.

Ас вышел на удобную позицию, промахнуться с такого расстояния было просто невозможно.

О чем он думал в тот момент, когда собирался стрелять в беззащитную машину, и думал ли о чем-нибудь, теперь уже никто не узнает.

Потому что безжизненный, неподвижный до того ствол пулемета шевельнулся, и фашист вдруг увидел, как над прицельной планкой вдруг возникла какая-то мохнатая длинноухая морда с огромными белыми глазами-пуговицами…

Мощный крупнокалиберный пулемёт выплюнул прямо в лицо фашисту короткую очередь.

Ас от неожиданности нажал на гашетку, но было поздно: истребитель, заваливаясь на правое крыло, задымил и камнем пошел вниз. Лишь несколько пуль прошило фонарь «Ила»…

Одна пуля попала Музику в живот, разметала во все стороны серые старые опилки.

А потом в уральский городок пришло письмо из госпиталя: «… был очень жестокий бой. В том бою были тяжело ранены дядя Лёня и Музик…»

Мой брат принес домой новенький собачий ошейник, пахнущий кожей и с магазинной биркой.

— Так, — сразу все поняла мама. — Этого не будет никогда! — строго сказала она. — Собаки еще только в нашем доме не хватало!

Брат молча прошел в комнату и повесил ошейник над своей кроватью. Получилось здорово.

— Где ты взял деньги? — спросил папа.

— Накопил, — уклончиво объяснил брат. — Три месяца откладывал помаленьку…

— Понятно, — развел руками папа. — Значит, наш младший сын уже три месяца мечтает о собаке.

— Я тоже мечтаю! Я тоже мечтаю о собаке! — встрял в разговор и я. — Уже целую неделю мечтаю! Даже нет, восемь дней!

Это была неправда. О собаке я мечтал всю свою жизнь, с самого рождения. Но ведь не я же, втайне собирая деньги, которые родители дают на завтраки в школе и всякие другие пустяки, купил в конце концов великолепный новенький ошейник из желтой кожи и с заклепками. Я не мог обидеть моего брата и потому сказал всего про восемь дней!

— Мечтать не вредно, — согласилась мама.

Потом мы, как всегда, делали с братом уроки. Он свои, чепуховые, за третий класс, а я — серьезные, на сложение простых дробей. И время от времени поднимали головы от тетрадок и поглядывали на собачий ошейник, который висел над кроватью брата.

— В прошлом месяце было тридцать дней? — вдруг начал вспоминать я. — Нет, тридцать один! Значит, завтра будет девяносто три дня, как ты мечтаешь о собаке!

Брат мой в ответ угрюмо засопел.

— А если к твоим дням прибавить девять моих, то получится сто два дня несбыточной мечты! — подсчитал я.

— Да уж, — печально вздохнул наш папа. Он сидел в кресле с газетой и все слышал.

— Несбыточные мечты… — повторил папа мои слова. — Такого не бывает. Если мечта правильная, она обязательно сбудется.

А в субботу наш папа куда-то надолго ушел с утра. Вернулся и сразу же позвал всех нас в прихожую.

— Вот… — сказал папа смущенно, когда мы собрались. — Я сложил три числа, и получилось, что мы мечтали об одном и том же тридцать четыре года, три месяца и одиннадцать дней… Это по состоянию на сегодняшнее утро!

Сказав так, папа осторожно распахнул пальто и вытащил из-за пазухи серого лохматого щенка с черными сверкающими глазенками.

Мы с братом онемели и остолбенели до такой степени, что даже не закричали «ура».

Наша мама как-то странно посмотрела на папу. Он так и продолжал стоять в распахнутом пальто, прижимая щенка к груди.

— Прибавь еще двадцать семь лет… к мечте, — вдруг изменившимся голосом попросила мама.

— Нет, пожалуй, двадцать восемь!…

Мама открыла шкаф и достала из самой его глубины запрятанную когда-то синюю собачью миску.

У Юры Хлопотова была самая большая и интересная коллекция марок в классе. Ещё бы! Юркин отец исколесил полсвета и отовсюду слал письма.

Хлопотов хвастался, читал вслух:

— «… Пишу из Бомбея, жарко…», «… Пишу из Лондона, туман…», «… Пишу из Сиднея, ветер…»…

Из-за необыкновенной коллекции только и отправился Валерка Снегирёв, человек, в общем-то, обыкновенный, родители которого и за пределы области выезжал редко, к своему знаменитому однокласснику в гости.

Юриных папы с мамой дома не было. Сам Хлопотов был занят делом: бросал в цель пластмассовый дротик с присоской на конце. Валеркиному приходу он обрадовался, сразу начал вытаскивать из массивного письменного стола огромные, в толстых кожаных обложках и почему-то пыльные альбомы.

— Вот они, мои марочки… ма-арочки…

Юрка почти пропел это самое «ма-арочки». И в тот же момент, как будто откликаясь, прямо над головами мальчишек раздался вдруг протяжный и жалобный вой…

— Что это? — тихо спросил Валерка, когда вой оборвался на немыслимо высокой и тоскливой ноте.

— Не обращай внимания! — махнул рукой Юрка, сосредоточенно ворочая альбомы. — Собака у соседа! Воет и воет, понимаешь!… Дядя Володя из квартиры напротив сказал, что прибьёт её когда-нибудь.

— Как это — прибьет?

— А так, говорит, выпустят её погулять, а он… Но мы, например, с папой считаем, что к чужим недостаткам терпеливо относиться надо. Конечно, папа с соседом поговорит…

— Почему же она воет?

— Откуда я знаю? Я и в глаза не видел ни собаку, ни соседа. Они всего неделю, как переехали.

— Может, голодная?

— Может, и голодная. Снегирь, идея!… Мы её покормим! Чтобы перестала выть! Значит, так! Проводим разведку: цель — установление, открыта ли форточка у соседа. Затем — операция «Бумеранг»!

— «Бумеранг»?

— Нет, лучше «Томагавк»! Проводим операцию «Томагавк». Мы с тобой набираем кусков хлеба и колбасы, выходим на улицу и забрасываем провиант в открытую форточку!

У Юрки Хлопотова от возбуждения засверкали глаза.

— Юр, форточка-то на девятом этаже, — напомнил ему Валерий. — Не добросить…

— Скучный ты человек, Снегирь! Такой план погубил… Да ладно, что-нибудь придумаем! Давай смотреть марки, потом придумаем…

— Марки?

— Вот чудак! А зачем же ты пришёл?

— Слушай, может, там что-то случилось? В квартире, где собака…

— Да нет, она каждый день воет. До пяти часов. В пять перестает. Мой папа говорит, не умеешь ухаживать, не заводи собак…

— А сейчас сколько?

— Чего — сколько?