Ирина Христолюбова - Вася Кочкин, человек лет двенадцати

Учительница отвернулась к доске. Тут, наконец, Костя нащупал злополучную записку (никуда она не провалилась, просто карман был глубокий!), достал ее и развернул, прикрыв тетрадкой. «Как узнал мой адрес Кузаков? Если ты ему сказал, то это предательство. Вася».

— Ты чего? — зашептал Костя. — Я Кузакова в глаза не видел, никакое не предательство! Ко мне Янка Истомина подходила.

«Какая Янка Истомина?» — написал Вася.

— Из 5 «А». Не знаешь, что ли? — шепотом ответил Костя. — Она за Ромкой бегает. Сказала, что хотела к тебе зачем-то зайти…

«Значит, ее зовут Яна Истомина, — подумал Вася. — И она бегает за Ромкой и была им подослана. Все точно: коварная шпионка». Этот факт его очень огорчил.

«Песня безумная роз», — написал Вася, загрустив.

Костя прочитал, ничего не понял про безумную песню. Решил, что, наверное, это пароль из какого-нибудь фильма про разведчиков.

Друзья и не заметили, что около их парты стояла Светлана Ивановна и уже не рассказывала о суффиксах.

— Что у вас за секреты? — спросила она.

От неожиданности они вздрогнули. Костя облокотился на тетрадь. Но Светлана Ивановна попросила его встать.

Гвоздиков неохотно поднялся. Она убрала тетрадь, взяла записки и стала читать вслух:

«Как узнал мой адрес Кузаков? Если ты ему сказал, то это предательство. Вася».

— Оказывается, наш Кочкин секретный, — сказала она иронически и развернула вторую записку. — «Какая Яна Истомина?»

При имени Яны в классе возникли какие-то неопределенные звуки: хихиканья, хмыканья, мыканья. И тут же смолкли, потому что Светлана Ивановна развернула третью записку.

— «Песня безумная роз», — прочитала она. Все ждали продолжения, но продолжения не было. Светлана Ивановна тоже немножко опешила, посмотрела, не написано ли что-нибудь на обратной стороне. Но обратная сторона бумаги была чиста.

— Песня безумная роз… — снова повторила Светлана Ивановна, и вдруг неожиданно для всех и для себя тоже рассмеялась. Она опять вспомнила юг и Ялту. Именно под эту песню «Миллион, миллион алых роз» в исполнении Пугачевой она проводила все свое время. И некий незнакомец сорвал с клумбы розу и преподнес ей. Потом ему пришлось заплатить штраф. Обрадовавшись, что учительница развеселилась, класс тоже начал смеяться. Известное дело: на уроке палец покажи — тут же все со смеху покатятся. Гвоздиков и тот начал подхихикивать. Один Кочкин хмуро глядел в парту. Неожиданно он встал.

— Чужие письма читать стыдно, — тихо произнес он.

— Что, что? — изумленно спросила Светлана Ивановна.

— Чужие письма читать стыдно, — снова повторил Вася.

Светлана Ивановна что-то хотела сказать, но не нашлась, что. Щеки ее зарделись.

В классе наступила гробовая тишина.

— Ты считаешь, что это письма? — наконец сказала она и бросила на стол бумажки. — Я у тебя дома твои письма не читаю. А на уроке я имею полное право прочитать все, что вы пишете! И не тебе, Кочкин, меня учить! — Светлана Ивановна уже кипела негодованием. — Вчера ты всех нас подвел, сегодня занимаешься на уроке чем угодно, только не учебой! И еще смеешь делать замечание учителю!

— Все равно чужие письма не читают, — упрямо повторил Вася. — У нас тоже есть тайны.

— Подумать только! — воскликнула Светлана Ивановна. — У него есть тайны! Ты, Кочкин, просто невозможен! Садись и запиши в дневник. И вы, ребята, запишите: «Состоится классное собрание совместно с родителями». На этом собрании мы и поговорим о поведении Кочкина.

Прозвенел звонок. Светлана Ивановна забрала журнал и торопливо вышла из класса.

Как только за ней закрылась дверь, класс взорвался воплем:

— Кочкин заговорил! Кочкин не выдержал испытание!

— Позор Кочкину!

А Татка Малахова крикнула:

— Да здравствует Кочкин!

Кричали кто что. А Дима Беляков хохотал. У него был просто приступ смеха, и он никак не мог остановиться.

Вася сидел в раздумье, а вокруг него бушевала буря.

Аля вышла перед классом, подняла руку. Все чуть притихли.

— Кочкин испытание не выдержал! — громко сказала она. — Нахал какой! Записки на уроках пишет да еще заявляет, что чужие письма нельзя читать. И кому? Учительнице! — У Али дерзость Кочкина не умещалась в голове. — Он ни в чем положительном себя не проявил!

— Неправда! — воскликнула Татка. — Кочкин — серьезный, самый серьезный! Нам всем не нравится, когда учителя читают вслух записки. Это унижает!

— Ты меня потрясаешь, Малахова!

В этот момент, ответственный в жизни Васи Кочкина, заглянула в класс Яна Истомина.

— Кочкин! — крикнула она. — Иди сюда!

Вася соскочил. Появление Яны было так неожиданно. Она заглянула и скрылась. Кочкин вылетел из класса. И полетел…

— Остановись, — сказала Яна. — Куда ты несешься?

Вася остановился.

— Иди туда, — сказала Яна и указала на туалет с буквой «М». — Там тебя ждут.

Вася пошел, еще плохо соображая, зачем туда нужно идти.

В туалете, навалившись на грязный подоконник, его поджидал Ромка Кузаков.

— Ты вчера меня понял? — спросил Ромка.

— Понял, — ответил Вася. Сейчас он уже соображал. — Ты меня вызываешь на поединок. Я готов. — Его смущало только одно: неужели здесь, в туалете?

— После уроков, — сказал Ромка, — встречаемся в городском саду у ротонды.

Вася кивнул. Что ж, пусть будет так: место поединка в саду имени великого русского писателя Алексея Максимовича Горького. Не зря же там все дорожки подмели, чистота, порядок. И астры цветут. Не жаль в таком саду и погибнуть.

Вася протянул Ромке руку:

— До встречи!

Но Ромка руки не подал:

— Заслужи еще!

Незаслуживший Вася пошел на урок.

У дверей его встретила Татка.

— Ты что, с 5 «А» дружишь? — спросила Татка, делая безразличный вид. Вообще-то ей хотелось спросить не про 5 «А», а про Яну Истомину. Надо сказать, что для всех было неожиданностью, что Истомина увела куда-то Кочкина. Всем мальчикам Яна нравилась, а всем девочкам, наоборот, не нравилась.

Куда и зачем Яна увела Кочкина? Дима Беляков досадовал: на него Истомина не обращает никакого внимания, а Кочкин без году неделя в их школе учится, и уже у них какие-то секреты.

Костя Гвоздиков тоже посмотрел на Васю с любопытством.

— У тебя что с Истоминой, любовь?

— Иди ты! Я ее даже не знаю!

— Ага, не знаешь! А куда с ней ходил?

Вася молча скрестил на груди руки. Вид его был неприступен. Скала!

Свидетелем многих исторических и неисторических событий являлась облупившаяся ротонда в саду имени Горького. Здесь, по дорожке сада, прохаживался в девятнадцатом веке опальный Герцен. Гуляли в одиночестве поляки, сосланные в город Н. Объяснялся в любви некий Петя некой Оле. Да мало ли что было!