Владислав Крапивин - Болтик

Он толкнулся о землю ладошками, чтобы вскочить и засмеяться вместе со всеми. В колене словно взорвалась маленькая бомба – на сто колючих осколков! Максим тихонько ойкнул и посмотрел на колено. Там было что-то красное и блестящее. Максим зажмурился, и его слегка затошнило.

Максима обступили и пытались поднять.

– Осторожно, осторожно!.. Очень больно, мальчик? (Еще бы! Боль нарастает резкими толчками. Такая, что слезы уже не сдержать.)

– Тише, товарищи, ногу не трогайте. Вдруг сломана! (Этого еще не хватало! Ведь послезавтра сбор!)

– "Неотложку" надо, шов придется накладывать… (Мамочка! Какой еще шов?)

– Не надо шов, на мальчишках все подсыхает… (Вот и хорошо…)

– Да, подсыхает! Смотрите, земля попала! А если заражение? Надо прививку…

– Не надо! – отчаянно сказал Максим.

– Тише, тише мальчик, не бойся. Нужно перевязать. У кого есть чистый платок? (Как назло, платок дома остался!)

– Девочки, у вас есть платок?.. Эх, а еще девочки.

– Тут больница недалеко. Давайте, мы на руках дотащим! (Это большие мальчишки. Им что! Возьмут и дотащат. А там…)

– Спокойно, товарищи. Где раненый? Дайте-ка я возьмусь.

Это был густой командирский голос. Максим разлепил мокрые веки. Сквозь повисшие на ресницах капельки он увидел громадного человека.

Человек был большущим в высоту и ширину. Как башня. Башня, одетая в синюю форму гражданского летчика. Где-то в подоблачной вышине маячила белая клеенчатая фуражка с голубым околышем. Этот необыкновенный летчик словно весь состоял из круглых больших складок. В складках необъятный живот, обтянутый форменным пиджаком. Складками повисла шея над белым воротничком сорочки. В складках крупное лицо. И оттуда, с вышины, добродушно и внимательно смотрели на Максима очень синие глаза. Такие же синие, как у плотника, который подарил золотую щепку.

Люди расступились. Человек-башня вытянул из брючного кармана белоснежный платок размером с небольшую скатерть. Потом, колыхаясь складками, присел над Максимом. Мягко, но решительно взял в большущие пальцы его ногу…

Плотная повязка придавила, ослабила боль, сделала ее нестрашной. Летчик поднял Максима.

– Ступить можешь?

Максим попробовал. Шепотом сказал:

– Могу, если несильно.

Рукавом вытер ресницы, помигал и спросил:

– А где моя пилотка?

Высокий гражданин торопливо подошел:

– Вот, пожалуйста. И винтик ваш…

Максим улыбнулся:

– Это мой болтик.

Ему помогли надеть жилетик. Натянули носки и застегнули сандалии. Летчик, увидев пилотку, пророкотал:

– Эге, да ты тоже из авиаторов. Неудачно сел?

Максим опять улыбнулся, посмотрел на колено. И снова испугался: сквозь платок проступало красное пятно. Летчик сказал обступившим людям:

– У меня тут машина. Сейчас отвезу пострадавшего товарища в нашу санчасть. Там посмотрят.

Взрослые зрители обрадованно запереговаривались: как все удачно получается!

Им-то что! Это ведь не им, а Максиму в санчасть, где на стеклянных полках всякие блестящие штуки: щипцы, ножницы, шприцы…

– Может, не надо? Подсохнет, – жалобно сказал он.

Летчик проурчал что-то по-медвежьи, подхватил Максима, как щепочку, и понес. Куда денешься с такой высоты из таких могучих лап?

А может быть, все еще обойдется? Перевяжут – и дело с концом. Не обязательно же прививка…

Максим слегка успокоился. Сидеть было удобно. Он плыл над тротуаром, покачиваясь, как в люльке. От летчика пахло крепким одеколоном и табаком. У него были седые брови, клочковатые светлые волосы и большой круглый нос в прожилках. А глаза были ласковые. И Максим вдруг подумал, что летчик похож на Деда-Мороза, которого побрили и одели в форму.

Летчик принес Максима к старенькому "Москвичу", усадил на переднее сиденье. Сам зашел с другой стороны, стал втискиваться в кабину. "Москвич" застонал и присел на рессорах.

– Старость… – сказал летчик и немного смущенно покосился на Максима. Потом озабоченно спросил: – Не болит? Не сгибай пока ногу.

Максим глянул на колено и коротко вздохнул: красное пятно сделалось больше.

Летчик стал торопливо давить на педаль стартера. "Москвич" зачихал.

– Сейчас, быстренько доедем…

– А куда? – спросил Максим.

– Туда, где Управление Аэрофлота. Может быть, видел?

– Конечно, видел! Я там во дворце в ансамбле занимаюсь. Видите, и форма такая: хор "Крылышки".

– Вот и отлично, – прогудел летчик. – Я сразу понял, что ты из наших… А чего это ты приземлился так неладно?

– Да… из-за одной растяпы, – небрежно сказал Максим. – Утюг оставила включенный, а дверь захлопнулась. Пришлось лезть на третий этаж. Хорошо, что успел: уже гореть начало…

– Да ты герой, – серьезно сказал летчик.

У Максима уши стали теплые, и он отвернулся к окошку. Они уже ехали. Скоро замелькали дома на знакомой улице Титова. – Сейчас домчимся, – опять зарокотал летчик. – Там тебя быстренько починят. Промоют, перевяжут… Ну, укольчик в одно место, без этого никто не проживет. И будешь прыгать, как новенький.

– Укольчик-то зачем? – слабым голосом откликнулся Максим.

– Надо, братец. Чтобы глупого риска не было. У нас в сорок пятом году бортмеханик был – всю войну целехонький прошел, а потом руку поранил, загрязнил и помер. На двенадцатый день скрючило всего от столбняка. Так что лучше уж сразу делать как надо.

Вот и все. Никакой надежды. Теперь, даже если была бы возможность спастись, Максим не стал бы убегать. Потому что укол – это страшно, однако помирать в неполные десять лет – тоже что хорошего? Особенно когда у тебя на счету столько побед, а кругом лето…

"Москвич" остановился у здания, где было Управление Аэрофлота. Но не у главного входа, а сбоку. Летчик со скрипом выбрался наружу, обошел машину, открыл дверцу с Максимкиной стороны. Добродушно протянул большущие ладони.

– Ну что, пилот, пойдем на ручки?

Неизбежное приближалось. У Максима в животе и груди ощущалась холодная пустота, а в ней противно и однотонно стонали беспокойные струнки. Все это и называлось "страх". От такого чувства слабеют ноги, если даже они обе здоровые.

Но, кроме страха, в человеке есть гордость. Она со страхом борется, и они стараются друг друга повалить на лопатки. В Максиме никто из них пока не повалил другого.

Максим стал вылезать из "Москвича".

– Я сам пойду.

– А не больно?

Максим осторожно ступил на левую ногу. Боль толкнулась в разбитом колене, но терпимо. Это был пустяк по сравнению с тем, что Максима ожидало.

– Ничего, можно идти, – уныло сказал он.

– Ну и молодец.

Они прошли через садик, и Максим увидел в стене голубую дверь, а на ней белый кружок с красным крестом. Вот такая жизнь! Боишься, боишься, и наконец все равно случается то, чего боишься.