Любовь Воронкова - Золотые ключики

Потом бабушка принесла из чулана мучной лоток и стала сеять муку на хлебы. И вдруг сказала тихо и печально:

– Нет, Танюшка, совсем ты свою бабушку не любишь! Я-то тут бегаю, ищу, кричу. Думаю – не в пруду ли утонула, не заблудилась ли где. Спасибо, телятницы сказали, что на лугу вас видели. А тебе и думки мало, что бабушка тут беспокоится. Вот какая ты у нас, Танюша, недобрая, бабушку совсем не жалеешь!

У Тани глаза сразу налились слезами.

– Бабушка, я тебя жалею! – закричала она.

Таня живо подбежала к бабушке, вскарабкалась на приступку, где стоял мучной лоток, и обняла бабушку за шею.

У бабушки чуть сито с мукой из рук не вывалилось.

– Бабушка, я тебя жалею! – повторила Таня со слезами и прижалась лицом к бабушкиной щеке.

Бабушка улыбнулась, положила сито и вытерла своим ситцевым фартуком Танины слёзы.

– Вот и хорошо, что жалеешь, – сказала она. – Только давай уговоримся: если вздумаешь куда убежать, так сначала у бабушки спросись. Ладно?

– Ладно, – обещала Таня.

– Ну, а теперь садись да поешь, – сказала бабушка. – Вот тебе каши с молоком да творожку мисочку… Да вот ещё яичко я тебе оставила. Подкрепись пока до ужина.

Так помирились бабушка с Таней, и обеим стало хорошо и весело.

Таня обедала, а сама поглядывала в окошко – что это Снежка не видать?

– Бабушка, а где Снежок? – спросила она.

– Небось под крыльцом спит, – сказала бабушка. – А что ему? Целую плошку похлёбки съел да и на боковую!

Таня успокоилась: значит, Снежок домой прибежал, не заблудился.

– Бабушка, а я тебе баранчиков принесла, – сказала Таня. – Вот эти тебе, а эти дедушке. Они сладкие, попробуй!

Бабушка посмотрела на вялые жёлтые цветы.

– Нет, – ответила она, – мне их грызть нечем: зубов у меня нету. Лучше отнеси их Деду.

Таня взяла цветы и пошла к дедушке. Дедушка во дворе постукивал топориком, тесал колья.

Таня уселась рядом с ним, на старом бревне под берёзами.

– Дедушка, попробуй баранчиков, – сказала она, – сладкие – прямо сахар!

– Подожди, – ответил дедушка, – вот ещё десятка два кольев затешу, тогда и угощай меня баранчиками.

– Дедушка, а зачем ты столько кольев затёсываешь? – спросила Таня. – На что они тебе нужны?

– Для колхоза нужны, – ответил дедушка. – На огородах загородки расшатались – поправить надо… Потом выгон будем огораживать, потом вон садовник наш Федот Иваныч говорит, что ему новые посадки огородить надо. А ты спрашиваешь – на что нужны!

Дедушка сказал о новых посадках, и Таня сразу вспомнила про свой Медок и про Алёнкин Холодок. Она вскочила:

– Пойду наши липки посмотрю. А баранчики пускай здесь, на бревне, полежат.

Таня выбежала за ворота и сразу закричала:

– Пошла! Пошла отсюда!

К маленьким липкам подобралась седая коза, которая бродила по деревне. Коза уже обнюхивала тонкие веточки и выбирала, которую отгрызть.

Таня кричала на козу, махала на неё руками. Но коза не испугалась Тани. Она упёрлась ногами в землю, нагнула голову и уставила на Таню острые рога. У Тани не было ни палки, ни хворостины. Она схватила ком земли и запустила в козу. Потом схватила какую-то щепку и тоже запустила в козу. Но коза ничего не боялась!

Тогда Таня, оглянувшись, увидела на изгороди большую жёлтую мочалку, которой моют полы. Таня сдёрнула эту мочалку и начала хлестать козу по рогам. Это козе не понравилось. Она зафыркала, закрутила головой и запуталась рогами в косматой мочалке. Коза ещё сильней затрясла головой, но мочалка сидела у неё на рогах. Тогда она испугалась и пустилась бежать. А Таня гналась за ней и кричала:

– Куда мочалку понесла? А чем будем пол мыть?

Наконец коза догадалась, подбежала к берёзе, потёрлась рогами о корявый ствол и сбросила мочалку. И помчалась дальше, потряхивая головой.

Таня взяла мочалку и со слезами вернулась к дедушке:

– Дедушка! Коза наши липки чуть не съела!

– Ну, ведь не съела же, – сказал дедушка, – так чего же ты плачешь? Эко слёзы-то как у тебя близко!

– А может, она потом придёт и съест!

– Может, и съест. А может, овцы из стада прибегут да и обгрызут… Или корова потопчет.

– Дедушка, ну а как же теперь?

– Вот то-то, «как же»! Ты думаешь, посадила, воткнула в землю да и ладно? Однако нет. Дело-то не так делается. Раз посадил – значит, смотреть надо, заботиться надо, беречь.

– А как заботиться?

– Ну, прежде всего надо их огородить.

– Дедушка, давай скорей огородим! А то скоро скотина придёт! А вдруг наши липки бык увидит? Бык-то мочалки не побоится! Дедушка, я тебе помогать буду!

– Вот, оказывается, и для твоих посадок загородка понадобилась, – сказал дедушка, – а ты спрашивала – колья на что!

Дедушка вбил в землю четыре кола и огородил деревца частыми слегами. Теперь их никто не тронет – ни коровы, ни овцы, ни седая коза. Пусть растут хорошенько!

Всё ещё пели птицы в небе, всё ещё носились ласточки над крышей, ещё блестели от солнца молодые листики на берёзе, но уже реяли в воздухе прозрачные сумерки, и всё гуще, всё длиннее становились вечерние тени.

– А теперь, – сказал дедушка, снова взявшись за топор, – расскажи-ка ты мне, где это вы с Алёнкой скрывались?

– Мы не скрывались, – сказала Таня, – мы ходили море глядеть.

Дедушка даже топор опустил:

– Море?

– Ну да, море. Ну, а что, дедушка? Ты ведь сам сказал, что наша Маринка дорогу к морю знает. Вот мы и пошли – сначала за ручьём, потом за Маринкой, потом за Нудолью… Ой, дедушка, а что мы на Нудоли видали! Там всякие машины работают! Помпа! Пила в раме! А их двигает знаешь кто? Такая машина, движок называется. Саша говорит, что это чудо-юдо, а это и вовсе движок. Только его маслом мазать надо, а то он рассердится и ничего делать не будет.

Дедушка, продолжая работать, покосился на Таню и усмехнулся в бороду.

– Ну, уж этому движку сердиться недолго осталось, – сказал он. – Скоро наша ГЭС построится, турбину привезут. Тогда эта турбина будет все машины двигать – и молотилки, и льномялки, и веялки. И по всем избам электрический свет даст.

– А какая она, эта турбина?

– Ну как я тебе расскажу – какая! Я и сам ещё не видал, какая она. Вот осенью привезут её на ГЭС, тогда и посмотрим.

Таня задумалась о чём-то. А дедушка помолчал-помолчал и спросил:

– Ну, а как же море-то? Видели?

– Нет, – сказала Таня, – не видели. Не дошли: очень есть захотелось.

– А кабы есть не захотели, то дошли бы?

– Дошли бы, конечно.

– Ну? – сказал дедушка. – Неужели дошли бы? А я слыхал, что от нас до моря, до самого ближнего, и то километров семьсот.

Таня посмотрела на дедушку, и даже рот у неё немножко открылся:

– Дальше Москвы?

– Столько, сколько до Москвы. Да ещё шесть раз столько. До моря надо на поезде ехать, а не босиком по бережку бежать!