Пётр Гаврилов - Егорка

При полном молчании командир поднялся на мостик и приказал:

— Отдать носовой! Отдать кормовой!

Швартовы были сняты. Послушный воле командира, «Тигр» мягко пошёл, развернулся и лёг к выходу из гавани. Радостно вспенили воду острые винты, сирена прокричала, словно снимая шапку за всех сразу.

Скоро бухта осталась позади. Первая волна разбилась об острый нос подводного корабля. Махнула неспокойным крылом белая чайка. Ветер вытянул флаги и славно зашумел в ушах. Подводники заулыбались.

Здравствуй, широкое море! Здравствуй, любимое!

Весь день «Тигр» то всплывал на поверхность голубого моря, то опять погружался, весь в пене и брызгах.

Командир лодки упорно добивался, чтобы «Тигр» ускорил погружение ещё на несколько секунд.

Команда голосом тут не подавалась. Командир нажимал кнопку особого звонка, и подводники с невероятной быстротой и ловкостью бросались к люкам. В люк можно было спускаться только по одному человеку. И люди не спускались, а прямо-таки падали вниз и разбегались по своим постам.

Неловкий не обижался, если ему отдавят палец, или подошвой ботинка собьют причёску на голове, или поставят шишку на затылке. На то он и неловкий, чтобы стать ловким.

Но и неловкие переставали потирать шишки на затылке, когда «Тигр» погружался и в подводной тишине по всем отсекам звучал голос командира:

— Погружение прошло хорошо!

После короткого отдыха «Тигр» снова продолжал боевое учение. Только с самолёта можно было видеть под водой серое стальное тело корабля, да и то пока оно не сливалось с чернотой подводных таинственных глубин.

Быстрее, быстрее погружаться! Все за одного, один за всех!

На войне много врагов у подводной лодки. За ней охотятся самые быстроходные военные корабли. Все их орудия обращаются против неё. Миноносцы стараются её протаранить или забросать глубинными бомбами. По пятам за нею несутся истребители подводных лодок. Её сторожат в небе самолёты, подслушивают в специальные аппараты истребители подводных лодок и береговые посты наблюдения. В эти аппараты слышно не только как работают машины подводной лодки, но и стук о железную палубу инструмента, выпавшего из неосторожной руки.

Во время первой империалистической войны был такой случай. Вражеский миноносец обнаружил нашу подводную лодку и забросал её глубинными бомбами. Глубина была небольшая, и подводники попали в ловушку. От взрыва бомб лопались электрические лампочки. Корпус стал сильно пропускать воду. Вдруг миноносец видит: на поверхности моря, над тем местом, где погрузилась подводная лодка, расплывается громадное масляное пятно. Потом в водовороте появляются обломки мебели, обрывки бумаги и матросские бескозырки…

Так всегда бывает, когда лодка погибает. На миноносце ликовали; командир поспешил сообщить своему командованию о потоплении русской подводной лодки.

А через десять минут сам миноносец в огне и взрывах шёл к морскому дну. И командир миноносца еле успел передать по радио сообщение:

«Подводная лодка, которую я потопил, потопила меня».

Это было смешно, но правильно сказано, и вот почему. Командир лодки, видя, что положение серьёзное, пошёл на хитрость. Он приказал команде наломать побольше мебели, нарвать бумаги, снять с голов бескозырки, заложить всё это в торпедный аппарат и этой начинкой выстрелить. Одновременно он приказал выпустить из цистерны масло.

Миноносец поверил обману. Тогда наши подводники осторожно подобрались к миноносцу и угостили его торпедой…

Самолёт — самый опасный враг для подводников. Он стремительно появляется из-за облаков, и уйти от него трудновато.

Однако в бою случается и так, что самолёты уходят под воду на манер подводной лодки, но обратно уже не всплывают.

Однажды подводная лодка Балтийского флота возвращалась после удачного нападения на белофинские транспорты. Она потопила три вражеских транспорта с военным грузом и плыла домой победительницей.

Вдруг из-за густой пелены облаков вынырнули два белофинских бомбардировщика с полным грузом бомб. Погружаться было поздно. Маневрировать было негде: лодка шла среди льдов по узкому проходу.

Но наш командир не был похож на командира того доверчивого миноносца. Он знал свою команду, и команда понимала своего командира с полуслова. Один взмах руки командира, и комендоры бросились к орудию на верхней палубе.

Время исчислялось полусекундами, но и их было достаточно для того, чтобы первый же снаряд попал в один самолёт.

Самолёт был сбит. Он пробил своей тяжестью лёд и навсегда исчез под студёной водой Балтики.

Другому самолёту не захотелось превратиться в подводную лодку, которая не всплывает, и он повернул к своим.

Что было бы, если бы комендоры промедлили хоть на одно мгновение?

Оттого и держатся подводники пословицы: «Все за одного, один за всех».

Вот почему на «Тигре» так дружно и взялись за Сачкова и Бачкова.

Подводники знали: сегодня заснёшь над шваброй — завтра запоздаешь к орудию.

Не научишься подчиняться старшему товарищу, командиру, — не научишься командовать сам.

Будешь неряшлив в мелочах, а мелочь-то тебя в бою и подведёт.

Сегодня, к радости подводников, Сачков и Бачков не отставали от других. Может быть, поэтому лодочный кок спешил закончить к ужину великолепный торт, на котором он выводил всякими кремовыми закорючками:

«Сладкий привет победителям морских глубин!»

Но, как только сменилась их вахта, Сачков улёгся на койку, а Бачков стал против камбуза, и ноздри у него стали ходить туда-сюда, а лицо приняло задумчивое выражение.

Тем временем «Тигр» заканчивал свой трудный боевой день. Луна, большая и спокойная, как стратостат, плыла над ночным морем.

Она видела красные, зелёные и белые ходовые огни «Тигра», любовалась сверкающим изумрудным следом от винтов корабля, слышала деловой разговор дизелей и приглушённую беседу подводников, вышедших наверх выкурить перед погружением последнюю папироску.

— И чем же оно так дорого нам, это самое море, ответьте мне, товарищи? — спросил боцман Дымба у подводников, и в трубочке у него захлюпало.

Подводники не сразу ответили, и боцман сам объяснил свой вопрос:

— Нам, морякам, море потому дорого, что оно землю любить велит. После долгого плавания земля моряку ещё прекрасней кажется.

Наверно, боцману и самому понравилось, что он сказал. Он поднял лицо и долго-долго глядел на луну, тихонько ей улыбаясь. Потом подмигнул луне и засмеялся:

— Светишь? Ну, свети, голубушка!

Луна удивилась и хотела было ответить боцману что-нибудь вроде этого: «Каждому своё! Вы плывёте, я свечу. Что ж ты насмехаешься надо мной, боцман Дымба, старый морячина?», но вдруг она начала протирать глаза от удивления.