Пётр Гаврилов - Егорка

На море никого уже не было.

Лишь пена расходилась да звёзды плясали на потревоженной чёрной воде.

Но звёзды луне и на небе надоели, и в досаде она закрылась серебряной тучкой, как носовым платком.

Темно стало на море, но в морской пучине, в которую всё глубже и глубже погружался «Тигр», было ещё темнее.

Зато в лодке ярко горел свет, по-домашнему тикали часы в кают-компании, и шёлковый абажур над столом раскачивался, словно ночью на террасе дачи под летним ветерком.

Нет на подводном корабле окон, весь он покрыт тяжёлой сталью, и командир не видел бы, куда он ведёт свой корабль. Но умные карты и приборы видели, и слышали, и рассказывали командиру о том, куда погружался корабль, какое течение толкало его, предупреждали о давлении воды, о глубине, о подводных рифах, о том, какое дно ожидает подводников: глина, камни или песок и водоросли.

«Тигр» прошёл двухсотый фут, до грунта оставалось ещё пятьдесят. Командир прочитал на карте: «Грунт: мелкий песок и ракушки».

Всё медленней и осторожней опускался «Тигр». Вдруг под килем его завизжало и заскрипело, как будто открытые железные несмазанные ворота. Корабль коснулся дна, отскочил, ещё немного проскользнул вперёд и мягко лёг на ночёвку.

Электромоторы были выключены. Наступила чудесная тишина морского дна.

Теперь лишь несколько краснофлотцев-»слухачей» будут чутко слушать забортную тишину; для всех остальных пришло время заслуженного отдыха.

Пузырьки, как вуалью, окутывали стальные борта корабля и, шипя, поднимались кверху. Морские жители, многолапые и вовсе без лап, пучеглазые и совсем без глаз, рыбы, рыбёшки, крабы, рачки всех цветов и раскрасок, морские коньки, скаты и плоская, как лопнувшая камера футбольного мяча, камбала — вся эта братия, испугавшаяся было приближения «Тигра», теперь набралась храбрости и толпами собиралась к месту, где только что страшно гудела винтами и фыркала цистернами незнакомая огромная рыбина, а теперь лежит и не дышит.

Нахалы крабы вскарабкались на рубку, расселись на мостике и важно задвигали клешнями.

Но тут Клюев завёл патефон. Заиграли трубы, забил барабан. Рыбы отскочили подальше, а крабов вместе с их клешнями словно сдуло с командирского стула.

Потом, успокоившись, долго слушала музыку морская публика, вытаращив глаза и испуганно вздрагивая плавниками. А из лодки отчётливо и чисто, так что можно было разобрать каждое слово, доносилась песня:

На морском дне начался подводный концерт краснофлотского творчества.

Сачков и Бачков, плотно поужинав, сидели рядышком на рундуке. По их глазам было видно, что скоро приятели улягутся спать.

— Слышишь? Товарищ штурман скрипку настраивает, — сказал Сачков Бачкову. — Хорошо он играет, только мне вредно музыку слушать: сны будут сниться нервные…

— А после боцман примется «Тараса Бульбу» читать таким басом, что, того гляди, лампочки лопнут, — отозвался Бачков. — Потом пляска будет. На морском дне и то пляшем, беспокойство какое! Лучше бы дали ещё по бачку компота. Мне доктор советовал перед сном есть компот.

— А я и без компота всегда сплю хорошо, — сказал Сачков.

Побеседовали приятели о таких вкусных вещах, позевали, потом подобрали ноги и легли, обнявшись, на рундуке.

Но в носовом помещении корабля так весело смеялись, так славно пели, а штурман так нежно играл на скрипке, что приятели никак не могли сомкнуть глаз.

— Давай и мы что-нибудь делать. Давай сказки сочинять, — сказал Бачков.

— Идёт, — отозвался Сачков. — Тебе начинать.

— Ну, слушай, — начал Бачков. — Вот раз плавали мы, плавали на «Тигре» по всем морям и океанам и добрались до Средиземного моря. Товарищ командир и говорит: «Ну что ж, ныряли мы в морях и океанах, поныряем-ка в реке Ниле. Здесь нырнём, а вынырнем в Египте», Вот погрузились мы и плывём. Всё бы хорошо, да наскочили мы на стадо крокодилов, И как начали они царапать лапами по борту… — Тут Бачков прикусил язык и испуганно спросил; — Сачков! А под нами, брат, кто-то скребётся!

— То песок под корпусом лодки скрипит. Сочиняй дальше, — сонно сказал Сачков.

— Царапают крокодилы, — продолжал Бачков, — нашу лодку, рычат… Ай! — вскрикнул вдруг рассказчик.

— Ты чего? — спросил Сачков; он уже начинал было похрапывать.

Бачков шёпотом говорит:

— Сачков! Слыхал, под нами кто-то рычит?

— Это не под нами, — зевая, ответил Сачков, — это над нами. Наверно, корабль идёт, винтами урчит… Ну, давай дальше про твоих нильских крокодилов.

— Вот, значит, рычат крокодилы, — продолжал Бачков, — толкают лодку, прижали её к грунту и вдруг сорвали крышку у торпедного аппарата и суют к нам свои пасти. А зубы у них как топоры…

— Ах! — вскрикнул Сачков.

— Ох! — вскрикнул Бачков.

И оба приятеля кубарем скатились с рундука.

Крышка рундука открылась, оттуда блеснули зелёные глаза зверя и показались его острые белые зубы.

Приятели бросились вон из отсека, вбежали в носовое помещение и слова вымолвить не могут.

Клюев спросил:

— Вы чего, товарищи Бачков и Сачков? Тоже выступать будете? Может, споёте вдвоём?

— Крокодил ползёт… — пробормотал Сачков.

— Что-то я не слыхал такой песни, — удивился Клюев, — Товарищи, внимание! Сейчас Сачков и Бачков исполнят дуэтом новую песню «Крокодил ползёт».

Подводники приготовились слушать, но Сачков и Бачков и не думали начинать петь, а с опаской смотрели куда-то поверх голов краснофлотцев.

Оглянулись подводники и видят; через круглый люк переползает Егорка.

Все так и ахнули от радости, а Сачков и Бачков покраснели, словно варёные раки.

Клюев взял поскорее свою двухрядку и заиграл марш «Встреча». Егорка вылез на середину и приложил лапу к фуражке. Фуражка у него держалась на голове на резинке.

Всё получилось очень красиво и смешно, и в носовом отсеке стало ещё веселее. Позабыв о своём недавнем испуге, Сачков и Бачков смеялись громче всех.

Клюев кончил играть и поднял руку:

— Тише, товарищи! Егорка нам что-то сказать желает!

Клюев наклонился к медвежонку и незаметно сунул ему в пасть кусочек шоколада. Егорка несколько раз ткнулся в ухо Клюеву, как будто и на самом деле что-то сказал.

— Ага! — глубокомысленно улыбнулся Клюев и обратился к командиру корабля: — Товарищ командир, артист зелёного леса Топтыгин Егор вёл сейчас со мной такой разговор. Он хочет выступать, а перед этим просит вашего разрешения всем нам руку пожать.

— Разрешаю! — засмеялся командир.

И Егорка степенно с протянутой лапой пошёл к людям.

Краснофлотцы вместо одной лапы хватали Егорку за все четыре, любовались им, тормошили медвежонка и не хотели спускать с рук.