Пётр Гаврилов - Егорка

— Дайте нам-то его! Он ещё с нами не познакомился! — просили Сачков и Бачков.

Клюев крикнул:

— Подождите, товарищи! Егорка опять что-то сказать хочет.

И медвежонок снова подошёл к Клюеву. На этот раз шоколада он не получил и, наверно, поэтому шептал дольше, чем в первый раз.

— Всё разобрал, — сказал Клюев и подмигнул товарищам. — Егор Топтыгин сказал, что он Сачкова и Бачкова знает и о них нам рассказать желает. Смотрите и слушайте! Начинаем представленье всем на удивленье. Первым номером — краснофлотский танец «Яблочко». Исполняет артист зелёного леса Егор Топтыгин. У рояля — я!

И Клюев заиграл на двухрядке «Яблочко», да так занозисто и весело, что крабы за бортом лодки опять зашевелили клешнями.

Подводники захлопали в ладоши, вызывая Егорку на пляску и не веря тому, что медвежонок станет плясать. Но Егорка, как заправский танцор, пошёл и пошёл выделывать лапами всякие штуки. Правда, получалось у него это неуклюже, но он не стеснялся.

— Браво! Бис, артист зелёного леса! — смеялись и аплодировали подводники.

А Клюев сказал:

— Спасибо вам, Егорка, за танец! Пляшете вы, как испанец. А в награду вот вам кусок шоколаду.

Пока медвежонок лакомился, Клюев объявил второй номер:

— Теперь Егорка представит нам, что делают Сачков и Бачков, когда у них начинается болезнь мигрень, то есть когда им есть и спать хочется, а работать лень. У рояля, друзья, опять я.

И Клюев заиграл на двухрядке «Разлука ты, разлука». Егорка поднялся и приложил лапу к щеке, как будто у него заболели зубы. Клюев объяснил:

— Это Бачков. Зуб у него, конечно, не болит, но Бачков сам себе так говорит; «Лучше б и компоту не давали, только б на работу не посылали!»

Подводники засмеялись. Бачков густо покраснел и опустил голову. Неумолимый Клюев продолжал:

— А вот перед нами Сачков, он тоже притворяться здоров. Споткнувшись о пень, может проспать весь день!

Клюев заиграл песенку «Рыбки уснули в пруду», а Егорка почесал лапой бок, сладко зевнул, свернулся калачиком и даже всхрапнул, проказник.

Посуда в шкафу звенела от хохота подводников.

Сачков готов был провалиться сквозь палубу лодки на морское дно. Довольный Клюев продолжал:

— Будет представлять вам Егорка ещё, хоть в брюхе у него и тоще. Ну ладно, получалось бы складно! Даём номер заключительный, очень удивительный. Егор Топтыгин, скажите без стеснения: какое бывает у Сачкова и Бачкова настроение, когда работы нет и дан сигнал на обед?

У Егорки в лапах откуда-то появились ложка и кружка. Медвежонок облизнулся и ударил ложкой о кружку под весёлую музыку двухрядки Клюева.

— Ой, закройте мне глаза, чтоб я ничего не видел! — стонал от смеха черноглазый краснофлотец.

Боцман Дымба, вытирая глаза платком, смеялся, словно кудахтал. Бедные Сачков и Бачков сидели, понурив головы.

— Концерт окончен, — сказал Клюев и снял фуражку. — Занавес не опускается, его не полагается. Егорка вашим аплодисментам рад и рассчитывает получить за работу сахар и шоколад!

В фуражку Клюева посыпались куски сахара и шоколада. Тут раздалось приказание:

— Команде спать!

Егорка улёгся на койку Клюева, у него в ногах. Он доставал из фуражки то кусок сахара, то кусок шоколада и лакомился на славу.

Высоко вверху, над «Тигром», луна совершала свой неслышный обход.

Подводники крепко спали. Черноглазый краснофлотец всё фыркал и улыбался во сне, вспоминая проделки Егорки. Мягко светили синие ночные лампы. Под корпусом подводного корабля шелестел песок. На разные голоса тикали разные приборы. «Слухачи» прикладывались ушами к холодному корпусу лодки и чутко слушали. Нет, ничто не беспокоило сна подводного корабля.

Не спали лишь Сачков и Бачков.

— Дожили мы с тобой, товарищ, — прошептал Бачков, — даже медведи над нами смеются!

— А ну вставай! — прошептал Сачков. — Давай напишем товарищу командиру обязательство, что исправимся в короткий срок!

— Зачем писать? — отозвался Бачков. — Бумага — она всё вытерпит. Слушай-ка, что я тебе скажу. Писать ничего не надо, и виду не будем подавать. Забыли мы с тобой подводную пословицу: «Один за всех, все за одного». Так давай начнём жить так, чтобы быть не хуже, а лучше всех.

Бачков протянул руку товарищу, и Сачков её пожал. Друзья и не догадывались о том, как скоро они должны будут сдержать своё слово.

Наутро «Тигр», выбрасывая воду сжатым воздухом из своих цистерн, поднимался к солнцу. Море послушно расступалось перед отважными подводниками. В перископе становилось всё светлей и светлей. Вот мимо пронеслась голубая медуза, отскочила в сторону какая-то рыба.

Перископ пропорол море и вышел на поверхность. Командир зажмурился от лучей солнца. По верхней палубе захлюпала вода. «Тигр» стряхнул её со своего могучего тела и всплыл. Было разрешено открыть люк. Свежий воздух словно выстрелил в лодку. Подводники поспешили наружу.

Клюев вынес Егорку на верхнюю палубу. Чудесно сияло голубое море. Оно дышало вольно и глубоко. С мостика, звеня и булькая, сбегали ручейки. На железной палубе голубели лужи. Высоко-высоко в небе шёл самолёт. Он отражался в луже серебряной пчёлкой.

Нагнув удивлённо голову, Егорка смотрел, смотрел да как хватит лапой по луже — и обрызгал всех.

Пчёлка исчезла вместе с лужей; Егорка для верности стёр оставшиеся капли лапами, как тряпкой со стола.

Любуясь медвежонком, Дымба засмеялся:

— Фу-ты ну-ты, настоящий боцман: порядок любит!

Ветер шелестел ленточками на Егоркиной бескозырке. «Тигр» спешил в родную гавань…

Между Прочим встретил Егорку сюрпризом. Пока «Тигр» плавал в море, кок всё своё свободное время трудился над костюмами для медвежонка. Портняжничеством раньше кок никогда не занимался. Он исколол себе все пальцы, потерял три напёрстка, но костюм вышел на славу: белые широкие брюки и белая рубашка с синим воротником.

Когда Егорку нарядили, краснофлотцы ходили за ним толпами. Между Прочим сиял.

Фордик тоже бегал за медвежонком и презабавно тявкал раз по десять подряд.

Зато Иван Кузьмич на глазах у всех прямо-таки похудел от злости. Козёл пыхтел, тряс несуществующей бородой и, спрятавшись под старую шлюпку, целые дни раздумывал о том, как бы отомстить медвежонку.

Егорка не обращал на козла никакого внимания. Он беззаботно ковылял из одного кубрика в другой, и везде его встречали смехом, ласками и гостинцами. Брюхо у медвежонка становилось тугим, как барабан…

Егорка скучал лишь тогда, когда долго не возвращался Клюев, но Между Прочим кормил медвежонка так вкусно, что и тоска-то Егоркина была сладкой от компота и сгущённого молока.