Вячеслав Сукачев - Белые птицы детства

Дед Плехеев нахмурился и отвёл глаза.

— Дедушка, я хлеб принёс,— громче повторил Карысь и пошёл было к стойлу Перстня, но дед Плехеев перехватил его.

— Вот что, Карысь,—хмурясь, сказал он,—нету твово Перстня... Увезли его... Трофим на пастбище свёз.

— На пастбище? — шёпотом повторил Карысь и вдруг вспомнил, что там, в рыжем комке, который нёс Мотря Мясник, видел белую полоску. Совершенно белую полоску на рыжей шерсти. Вспомнил большую слезинку, выкатившуюся у Перстня из глаза, своё отражение в этом глазу и громко, безутешно заплакал.

Хлеб, который он держал в руке, выпал, и его тут же окружили нахальные воробьи из конюшни.

Осень закончилась. Потухли костры на огородах, и ту золу, что не успел промочить дождь, разнесло ветром по земле. Подсолнечные стволы, выжаренные солнцем до прозрачно-жёлтого цвета, мальчишки посшибали саблями, и они полегли среди огородных просторов, как рыцари в жёлтых панцирях. Не отставал от мальчишек и Карысь. Но первый же «противник», на которого он налетел с торжествующим воплем, оказался настолько твёрдым и толстым подсолнухом, что сабля Карыся — выдернутая из забора палка — легко и грустно переломилась. На какой-то миг Карысь опешил, держа обломки в руках, но скоро пришел в себя и бросился врукопашную. Под яростным натиском Карыся подсолнух прогнулся, затем пружинисто выпрямился, и Карысь был отброшен на землю. Ещё две или три попытки закончились примерно так же, и Карысь остановился перевести дух. Он огляделся и увидел, что Витька, Васька, даже Петька Паньшин уже заканчивают бой, и «поверженные рыцари» печально светятся белыми сердцевинами.

С уважением взглянув на своего врага, Карысь обошёл три раза вокруг него, погладил ладонью шероховатую, бугристую поверхность и сам себе авторитетно заявил:

— Его победить нельзя.

Решив эту задачу, он облегчённо вздохнул и побежал догонять ребят, чей крик доносился уже из соседнего огорода.

Подсолнух простоял ещё три дня, а потом его вместе с корнями выдернула бабка Аксинья и выбросила на межу.

Всё это было давно. Тогда ещё не закончилась осень, потому что на деревьях держались листья и дед Плехеев ходил в фуражке с пуговкой на макушке. А теперь листьев не было совсем — ни красных, ни жёлтых, а дед Плехеев надел шапку и длинный брезентовый плащ с капюшоном.

Осень закончилась, и каждое утро Карысь начинал с вопроса:

— Пап, а озеро замёрзло?

— Нет ещё, сынок, потерпи,—отец взбалтывал мутную вакцину в пузырьках и, как казалось Карысю, сочувственно смотрел на него.

— Не понимаю, —удивлённо сказала однажды мать,— что за любопытство к озеру.

— Он хочет с Васькой на коньках кататься,— вредным голосом объявила Верка.

— Но у него же нет коньков? — удивилась мать.

— Ага, а у Васьки есть, и они будут попеременке кататься.

— Никаких катаний, пока я не разрешу, не будет.— Мать поправила очки и строго взглянула на Карыся: — Ты слышал?

— Да,—вздохнул Карысь, теряя аппетит и откладывая ложку в сторону. С презрительным вниманием он долго смотрел на Верку, ещё раз вздохнул и выбрался из-за стола.

— Скорее бы ему в школу,—устало сказала мать,— ребёнок растёт совершенно без присмотра.

— Пусть набегается,— не очень решительно возразил отец,—потом будет не до этого.

— Потом будет поздно, Виктор.— Мать нахмурилась.— Порой меня до крайности изумляет твоё спокойствие.

Сдёрнув курточку с вешалки, Карысь бочком вывалился за дверь.

За лето Верный из маленького рыжего щенка, свободно помещавшегося у Карыся под курткой, превратился в почти большую собаку. Когда Верный вставал на задние лапы, а передние клал Карысю на грудь, они могли наравне смотреть друг другу в глаза. Правда, случалось такое редко, потому что Верный всюду бегал за отцом, а появившись дома, тут же прятался в будку.

— Верный, Верный! — позвал он и присел на корточки.

Верный налетел сзади, жарко дохнул Карысю в затылок, лизнул за ухом, от его суматошного напора Карысь чуть было не упал и рассердился.

— Фу, Верный, фу! — строго прикрикнул Карысь.— Я кому сказал?

Верный как ни в чём не бывало присел на землю и преданно захлопал хвостом. Теперь, когда он поднял голову и смотрел на Карыся, стало видно белую полоску на его шее. Всюду была рыжая шерсть, а здесь — белая. Карысь вновь присел на корточки и ласково погладил белую полоску, которую отец почему-то называл галстуком.

— А теперь сходи помой руки.— С портфелем в руке стояла Верка.

— Сама мой,—буркнул Карысь, однако руки от Верного отдёрнул.

— Хорошо,— почти обрадовалась Верка,— я сейчас скажу маме, попадёт тебе и Верному.

Карысь медленно поднялся с корточек, похлопал ладошками, нахмурился и отвернулся.

— Мама с тобой поговорит в обед,— Верка уже выходила за калитку.— Совсем отбился от рук.

Стерпеть этого Карысь не мог. Подбежав к калитке, он запер её изнутри на крючок и громко прокричал:

— В огороде лебеда, наша Верка — ябеда!

А осень потихоньку переходила в зиму, и уже бело-голубым ошейником легли вокруг озера забереги, и дед Плехеев ломом с деревянной ручкой продолбил первую прорубь. Однако по Амуру ещё перекатывались крупные волны, тяжело бились о берег и уходили в неведомые дали между крутых каменных сопок.

Утром воскресного дня Карысь проснулся поздно и сердитый: ночью ему приснилось, что наступила весна, лёд растаял, а он на коньках увяз в грязи и никак не мог выбраться. Карысь проснулся и услышал, как мать говорила Верке:

— Мы вернёмся вечером. Смотри за Серёжей. Ни в коем случае не пускай его на озеро.

Вначале Карысь хотел открыть глаза и попроситься с родителями в гости к бабушке, но затем передумал.

— Ты всё запомнила, Вера?

— Да, мама.

— Покормишь Серёжу.

Карысь почувствовал, как коснулись щеки материны губы, радостно вдохнул её запах, потянулся и открыл глаза. Но мать уже выходила из комнаты, а перед ним стояла Верка со строго озабоченным лицом.

— Вставай и умывайся.

И начался день, который с самого утра ничего хорошего Карысю не сулил.

Когда он позавтракал и выбежал на огород, было уже около одиннадцати часов утра, и солнце поднялось выше деревьев, мягко согревая землю прохладным теплом. Земля на огороде стучала под ногами Карыся, трава на меже искри лась множеством капелек от растаявшего инея. Но самое удивительное, что увидел Карысь, выбежав на огород,— озеро замёрзло. Оно замёрзло совсем: и по краям, и в середине; и там, по этому льду, с весёлым визгом носились мальчишки. Карысь даже разглядел Витьку, дальше всех укатившегося на коньках от берега. У Карыся перехватило дыхание, жарко стало в груди, а ноги сами собой понесли его через огород, мимо голого куста черёмухи, конюшни — на озеро.