Вячеслав Сукачев - Белые птицы детства

Второй раз Карысь очнулся ночью. Он открыл глаза — и ничего не изменилось: там и здесь было темно. Карысь напрягся, желая понять, там он или здесь, шевельнулся и тут же услышал ласковый голос мамы:

— Что, Серёжа, что?

— Темно,— тихо ответил Карысь, но получилось так тихо, что мать не расслышала.

— Ты слышишь меня, Серёжа? — В голосе матери тревога, и ласка, и что-то ещё, от чего по щеке Карыся катится невольная слеза и становится невыносимо жалко себя, и потому, наверное, по второй щеке Карыся тоже катится слеза.

— Да...

Услышав голос Карыся, мать счастливо пугается, склоняется к нему и целует, целует, и капельки на его щеках быстро высыхают.

— Ты что-нибудь хочешь? — шепчет мать.— Сыночек, что ты хочешь? Скажи, что...

Но Карысь уже не слышит. Сами собой закрываются глаза, он тихо кружится по комнате, потом оказывается на берегу реки, на длинной песчаной отмели. Карысь лежит вверх лицом, а небо синее-синее, взгляд уходит далеко в глубь этой синевы, и от этой синевы ему так легко, что он начинает махать руками, медленно поднимается и парит над землёй. Он летит уже так высоко, что тоненькой кажется речка и спичечными коробками дома, и ему совсем-совсем не страшно. Ему легко и просторно, и далеко видно вокруг...

И в третий раз очнулся Карысь. В комнате было тепло, уютно, пахло краской от голландки, которую, наверное, протопили совсем недавно. По потолку, не успев заснуть на зиму, медленно ползла муха. Она ползла, ползла и вдруг исчезла. «Наверное, уснула»,— подумал Карысь. Но где и как уснула муха, он не разглядел, потому что ему ещё трудно было смотреть в одну точку.

Потом Карысю стало скучно одному, и он осторожно позвал:

— Ма-ма.

Карысь позвал и удивился, что голос его никуда не улетел, не пересек даже комнаты, а остался с ним, лишь лёгким облачком вспорхнул над губами.

— Ма-ма,— позвал он сильнее и заметил, что в этот раз голос почти долетел до голландки.

На третий раз его голос, хоть и с трудом, но пересек комнату, распахнул двери на кухню, тихим шелестом рассеялся по кухне, и сразу же послышались торопливые материны шаги.

— Проснулся, Серёжа?

— Я есть хочу, мама,— решительно объявил Карысь.

Болеть было хорошо. Верка ходила на цыпочках и говорила с ним ласково-виноватым голосом. Мать давала много конфет, а отец разрешил играть с пробирками и шприцами, чего раньше никогда не делал. И в первые два дня Карысь целиком отдался болезни, вернее, тем неожиданным благам, которые она несла с собой.

— Ве-ера,— капризно говорил он вернувшейся из школы сестре,— хочу компот.

— Сейчас— Вера бежала за компотом.

— Хочу холодный. — Карысь отталкивал стакан.

— Тебе ещё нельзя холодный,—неуверенно говорила Вера.

— Хочу-у-у.

И Вера приносила холодный.

Однажды, когда все вышли из комнаты и он остался один, Карысь решил, что уже совсем здоров и может ходить но комнате. Он осторожно вылез из-под одеяла, опустил ноги на пол, встал. Вначале Карысь удивился тому, что иол качается у него под ногами, а когда голландка, комод, материна кровать мягко и решительно поплыли куда-то мимо него, он испугался. После этого ему под одеялом показалось необычайно уютно и хорошо.

Но прошло два дня, и Карысь заскучал. Он всё чаще смотрел в окно, и с каждым разом жизнь за окном, куда ему не было доступа, казалась Карысю заманчивее и прекрасней. Даже через двойные рамы доносились до него весёлые голоса ребят. А иногда он видел, как проносились они на лыжах и санках мимо его дома. И с этой норы болезнь для Карыся стала мучением...

После обеда в комнату вошла Верка, и по её лицу Карысь понял, что она чем-то довольна.

— К тебе гости,—как-то особенно сказала Верка,—сейчас зайдут.

У Карыся спёрло дыхание: к нему ещё никогда и никто в гости не приходил. Если забегали мальчишки, то они забегали просто так. А тут — гости. От одного этого слова веяло чем-то необъяснимо взрослым, солидным, и Карысь напряжённо подобрался. «Кто — гости? — силился угадать он.— Васька? Петька Паньшин?.. Витька?» О последнем он подумал так, на всякий случай, потому что был уверен — Витька до гостей не снизойдёт.

Карысь даже вспотел от нетерпения, когда наконец на кухне послышались шаги и Верка вкрадчивым голосом сказала:

— Проходи. Он ждёт.

Карысь вздохнул и нарочно прикрыл глаза. Почему-то именно сейчас ему захотелось быть больным больным, чтобы неизвестный гость это обязательно заметил и... Что дальше — Карысь не знал.

— Здравствуй,—услышал он тоненький голосок и от удивления прежде открыл рот, а потом уже глаза. Голос был девчоночий. Этого Карысь не ожидал и, открыв глаза, долго не мог сообразить, почему на стуле возле него сидит Настька. Он с надеждой посмотрел на дверь, ожидая увидеть там настоящего гостя, пусть и не Витьку, но уж по крайней мере хотя бы Ваську или Петьку Паньшина, но в дверях никого не было. А перед ним на стуле, аккуратно сжав коленки, сидела Настька.

— Ты зачем пришла? — вместо приветствия сердито спросил Карысь.

— К тебе.— Настька не смутилась.

— Ко мне? — окончательно опешил Карысь. Он ещё надеялся, что Настька пришла к Верке, а к нему забежала вовсе случайно.

— К тебе,— повторила Настька.

«Мальчишки узнают,— тоскливо подумал Карысь,— задразнят».

— Ты сильно болеешь? — поинтересовалась Настька, удивительно тихо и спокойно сидя на стуле. Карысь такой Настьку видел впервые и немного удивлялся. Она вечно куда-то бежала, вечно с кем-то спорила, вечно к кому-то цеплялась. А сейчас сидела — и всё.

— Не знаю,—недружелюбно ответил Карысь.

— А я видела,—зашевелилась Настька на стуле,—ты сперва всё катился и катился, а потом тебя не стало. Ух, знаешь, как я перепугалась. И все мальчишки напугались. Только они боятся об этом сказать, и ваш Витька тоже, а я видела.

— Я скоро на улицу буду ходить,—невпопад сказал Карысь.

— Не пустят,—решительно заявила Настька.

— Много ты знаешь,—рассердился Карысь.

— Ещё месяц не пустят,— настаивала Настька.

— Тогда уходи.— Карысь засопел и отвернулся к стенке.

Настька растерялась, но в это время в комнату заглянула Вера и нараспев сказала:

— Карысь, тебе пора таблетку пить.

Настька поднялась, посмотрела на Карыся и тихонько вышла из комнаты.

И вот наконец, наступил день, когда Карысю разрешили выйти на улицу.

— Сегодня, Серёжа,— строго сказала мать,— ты можешь немного прогуляться по улице. Но только совсем немного. Ты понял?

— Да,—восхищённо ответил Карысь.

— И ты оденешься тепло. Пальто, шарф, шапка, разумеется. Ты понял?

— Да.— Карысь уже едва удерживался на месте.