Вячеслав Сукачев - Белые птицы детства

Он долго сидел неподвижно, пристально разглядывая круглый след в ямке, и с каждой минутой сердце у Карыся стучало всё сильнее. Коза, нетерпеливо дёргая верёвку, с недоумением смотрела на него. Наконец Карысь тяжело вздохнул и вылил почти половину воды в круглое углубление. Он внимательно смотрел, как тоненькие ручейки побежали по ямке, а там, где недавно был след от Ночкиного копытца, легонько покачивалась беловатая вода, по которой плавали мелкие травинки и даже одна букашка. Карысь пальцем аккуратно выловил травинки и букашку, потом лёг на живот, потом зажмурился и шумно потянул воду в себя. Вода оказалась невкусной, тёплой и горьковатой, но Карысь выпил её всю, открыл глаза и рукавом вытер рот. Выпрямившись и сев на колени, он стал внимательно рассматривать копытце, по бокам и на дне которого радужно взблёскивали последние капли. Потом он отошёл от ямки и лёг в траву, подперев голову руками.

Карысь размышлял. С восторженным испугом он думал о том, как сейчас, через минутку, превратится в козлёнка, и боялся пропустить момент этого превращения. Он решил, что, когда станет козлёнком, обязательно поговорит с козой и узнает, кем она была раньше. О том, что будет дальше, Карысь не задумывался. Но проходили минуты, а ничего особенного Карысь не ощущал. Тогда он осторожно пощупал лоб — рогов ещё не было. Даже маленьких шишечек, с которых начинаются рога, Карысь не нащупал. Такое, явно затянувшееся, превращение Карыся озадачило. Он ещё немного подождал, то и дело щупая лоб, потом твёрдо решил, что воду надо выпить всю, без остатка.

Во второй раз вода показалась Карысю ещё более невкусной, и он с трудом допил её из копытца.

А между тем тучи, ещё недавно едва видневшиеся над далёкими сопками, теперь были совсем недалеко от села, и там, между этими тучами, всё чаще вспыхивали бледно-голубые молнии, и нарастающий рокот тяжело плыл над землёй. Ночка обеспокоено закружилась вокруг колышка, путая верёвку и сердито фыркая. Однако Карысь всего этого не замечал. Устав ждать и тревожиться, он лишь прислонился головой к тёплой земле, потом, поворочавшись, улёгся удобнее и незаметно уснул. Приснился ему маленький козлёнок на тоненьких белых ножках. Вначале козлёнок и Карысь во сне существовали отдельно, но потом Карысь исчез и остался только козлёнок. Он бегал по полянке, и трава почему-то была ярко-красная, холодная, обжигающая тонкие копытца. Потом как-то сразу козлёнок оказался в речке, и вода была тоже холодной, с шумом неслась мимо высоких берегов, и перепуганный козлёнок вдруг человеческим голосом громко закричал: «Ма-ма!..»

Карысь проснулся. Он сел и удивлённо потёр глаза кулаками. Всюду был дождь. Низкие тёмные тучи быстро неслись над землёй, и из них текла вода. Карысь огляделся и увидел, что Ночка стоит под черёмуховым кустом и мелко-мелко дрожит. Вымокнув, она стала маленькой и совсем не страшной. Вскочив, он побежал к колышку и долго раскачивал его, не в силах выдернуть сразу. За работой он не заметил, как Ночка подошла к нему, и, только почувствовав лёгкое прикосновение, оглянулся. Ночка стояла рядом и нетерпеливо подталкивала его головой. Карысь робко погладил мокрую Ночкину голову, и в это время в небе так бабахнуло, что он присел, зажимая ладошками уши. Потом опять схватился за колышек и потянул изо всех сил.

Вырвав колышек, Карысь ещё раз погладил Ночку, и они вместе припустили бежать домой. О том, что он так и не превратился в козлёнка, Карысь совершенно забыл.

Первого сентября все ребята ушли в школу, и Карысь остался один. Правда, не совсем уж и один, были ещё его сверстники: Колька Корнилов, Настька Лукина, Петька Паньшин, но, как полагал Карысь, они в счёт не шли. Разве могли они сравниться с Витькой Зориным или Васькой Хрущёвым? Нет, сравниться они с ними не могли, и потому с первого сентября Карысь остался один.

А уже подступала пора, когда листья, устав висеть на деревьях, начали медленно и плавно кружиться в воздухе, и падать на землю, и легонько шуршать иод ногами по утрам. И уже на озере, которое было когда-то Амуром, а теперь отделилось от него и стало большим озером с толстым камышом, всё чаще собирались в шумные стаи дикие утки, и отец по вечерам заряжал жёлтые патроны. Но особенно странное что-то творилось в тайге. Вначале на самых вершинах ближних сопок оделись в ярко-жёлтый наряд тоненькие осинки. Потом этот странный для тайги, огненный цвет начал спускаться всё ниже, и однажды утром, когда Карысь выбежал в огород, он с удивлением увидел, что но всей тайге занялись густо-красные, ярко-жёлтые и просто красные, жёлтые, оранжевые факелы. Среди сочной зелёной хвои эти факелы особенно сильно бросались в глаза, и Карысю казалось, что это какой-то невидимый волшебник раскрасил ночью деревья, как разукрашивают ёлку на Новый год. С малопонятным восторгом и удивлением смотрел он на изменившуюся тайгу, смотрел на реку, в которой теперь уже нельзя было купаться и над которой высоко в небе пролетали треугольники неизвестных Карысю птиц, и неожиданный восторг перед жизнью неведомой, но удивительно интересной, охватывал Карыся.

Он повертел головой, соображая, что бы такое необычное сделать сейчас, и вдруг увидел, что дед Плехеев выгоняет из конюшни лошадей. И ещё ни о чём не успев подумать, Карысь уже бежал через огород к конюшне.

Вначале дед Плехеев совсем не заметил Карыся, заворачивая лошадей к водопою. Но потом, когда Карысь взял прутик и начал помогать ему, бегая вокруг небольшого табунка коней, дед Плехеев, сидевший верхом на большой и круглой лошади, звали которую Чалка, весело сказал:

— Здорово, Карысь! Помогать пришёл?

— Да,— сдержанно ответил Карысь, глядя на деда снизу вверх.

— Это хорошо. А то, вишь, никак я тут один не управлюсь.— Дед Плехеев ткнул Чалку в бока ногами, дёрнул повод и нешибко поскакал заворачивать отбившуюся от табуна Лёльку, молодую и норовистую лошадь, за которой бегал маленький рыжий жеребёнок по имени Перстень. Отец дома говорил, что так его назвали за белую полоску на задней ноге. Карысь присмотрелся и действительно увидел на рыжей ноге жеребёнка узкую белую полоску. Он обрадовался этой полоске и побежал к Перстню, ласково прося его подождать.

— Перстень, Пе...ерстень,— звал Карысь, но жеребёнок проворно перебирал длинными ногами и ни за что не хотел отставать от матери.

Обиженно поджав губы, Карысь перестал бежать, а потом и совсем остановился. Он стоял на бугорке и смотрел, как спускаются лошади к воде, как всё быстрее они бегут, толкая друг друга круглыми боками, и как среди них совсем потерялся Перстень.