Вячеслав Сукачев - Белые птицы детства

— И вовсе не красивый,—презрительно сказал Карысь,— весь рыжий, как Витька.

Он сел на бугорке и стал наблюдать, как шумно вбежали лошади в воду, как резко они там остановились и дружно опустили головы, отчего по воде побежало столько кружочков, сколько было лошадей. А рыжий жеребёнок, не захотев пить воду, уткнулся матери под живот и радостно замахал коротким пушистым хвостом.

Чалка тоже пила, и дед Плехеев, опустив повод, достал портсигар с тремя богатырями и закурил. Было хорошо видно, как поднимается над ним синяя струйка дыма и пропадает в прозрачном воздухе. Потом дед Плехеев закашлялся, и Чалка подняла голову, оглянулась на него и опять принялась пить, фыркая из широких ноздрей в воду.

Назад лошади возвращались потихоньку, и даже Лёлька больше никуда не бегала, а спокойно шла в середине табуна рядом со своим рыжим Перстнем. Лошади проходили мимо Карыся и легонько косились на него, а некоторые останавливались, удивлённо смотрели и, тряхнув головой, шли дальше.

Отчего-то Карысь загрустил и, подобрав прутик, стал ковырять землю.

— Ну, помощник, прокатиться хочешь? — неожиданно услышал Карысь голос деда Плехеева и, подняв голову, ещё ничего не понимая, но уже переполняясь тайным восторгом, с изумлённым недоверием спросил:

— Кто, я?

— Ну а кто же ещё у меня помощник? — дед Плехеев лукаво улыбнулся.

Карысь хорошо запомнил коварство деда Плехеева, который не утерпел и рассказал матери о том, что они ходили с Васькой в дальний лес, к тем далёким сопкам, куда, петляя и извиваясь, уходит манящая за собой дорога, и потому он осторожно спросил:

— А мне можно?

— А почему же это нельзя? Ты уже вон какой большой. Чай, на следующий год в школу пойдёшь, а?

— Пойду,— Карысь начал волноваться и тяжело дышать.

— Ну вот. Так что сидай на Чалку. Это тебе тоже ученьем будет.

Карысь мгновенно вскочил с земли, и чтобы показаться деду Плехееву ещё выше, подтянулся, почти на цыпочки встал, тревожно и радостно косясь на Чалку.

— Ну, гоп! — дед Плехеев подхватил Карыся под мышки, легко оторвал от земли, кинул вверх, и уже в следующее мгновение Карысь сидел верхом на лошади. По спине Чалки пробежали морщинки, как это бывает на воде, когда лёгким порывом промчится ветер, потом она стриганула острыми ушами и вопросительно покосилась на деда.

— Держись, Карысь! Голова-то не кружится?

Карысь замотал головой, потому что дыхание у него перехватило, сердце подобралось к самому горлу и стало трудно глотать. Он никогда не думал, что с лошади земля бывает так далеко, что у деда Плехеева совсем нет волос на макушке, а у Чалки тёплая спина.

Дед Плехеев пошёл вперёд и потянул за повод, Чалка тряхнула головой и тоже пошла, легонько покачиваясь под Карысём. Вцепившись обеими руками в гриву, крепко сжав ноги вокруг круглых боков, Карысь почти ничего не видел и не слышал, и жил только одной-единственной мыслью — не упасть. А, прямо надо сказать, для этого Карысю надо было делать немалые усилия. Чалка была лошадь широкой кости, к тому же и справной непомерно, имела хоть и плавный, но укачистый ход, и Карысю, сидевшему на её спине как на столе, удерживать себя в вертикальном положении было нелегко. Трудно ему приходилось ещё и потому, что покачиваться в такт лошадиного шага он не умел, да и не догадывался об этом, и сидел на Чалкиной спине старательно прямо, боясь оторвать взгляд от её постоянно двигающихся ушей.

Постепенно Карысь хоть и не освоился, но немного привык к своему рискованному положению и даже отважился оглядеться. И он увидел, что многие предметы, на которые раньше приходилось смотреть, задрав голову, теперь оказались значительно ниже его и выглядели совсем по-другому. Ну вот, например, дед Плехеев. Если раньше он казался недосягаемо высоким и сильным, как все мужчины, то сейчас Карысь видел, что дед Плехеев узок в плечах, сутул, что шея у него сзади красная и морщинистая, а вокруг макушки волосы стоят дыборком. Или вот молоканка, мимо которой проезжал теперь Карысь. Совсем низенькая, так что он смог увидеть на её крыше проржавевший бидон, обруч от колеса и маленькие кустики полыни, проросшие из пластов. На всё это Карысь смотрел с удивлением, однако же не забывая цепко держаться за гриву и стискивать ногами тёплые Чалкины бока.

— Нравится? — Дед Плехеев оглянулся и сильно сощурился, потому что за спиною у Карыся было огромное белое солнце, лишь недавно оторвавшееся от сопок и теперь спокойно катившееся по синему небу.

— Да! — Карысь засмеялся, влюблённо глядя на деда.

— А сам проехать не забоишься?

Карысю показалось, что дед коварно посмотрел на него.

— Н-нет,— не очень-то уверенно ответил Карысь, крепче хватаясь за гриву,— н-не забоюсь.

— Тогда держи.— Дед Плехеев остановился и протянул ему повод.

Карысь замешкался, не решаясь так вот сразу отпустить надёжную гриву и взять узенький ремешок повода, в котором не было решительно никакой прочности.

— Да ты смелее, Карысь, — подбодрил дед Плехеев,— и не сиди на лошади как кол, торчмя, а на спину немного откинься, на спину. Вот так вот, во, а ногами-то и цепляйся ей за бока. Ну, поехал. Но, Чалка!

И Чалка пошла, и теперь уже никого не было рядом, а только Чалка и он, Карысь, испуганный и счастливый. Лошади, далеко обогнавшие их, уже подходили к открытым воротам конюшни, где ждал их после водопоя привычный корм, своё стойло, и перед самыми воротами они не выдержали, припустили рысью, и первой, конечно же, припустила Лёлька. Чалка ничем не отличалась от лошадей, а потому тоже прибавила шаг, очень скоро перешедший в мелкую, тряскую рысцу. Карысь, не ожидавший такого подвоха, в первый же момент едва не свалился с лошади и, сразу же забыв про все советы деда Плехеева, вновь вцепился в гриву, бессильно подскакивая на широкой Чалкиной спине. Он чувствовал, как постепенно съезжает набок, но ничего не мог с этим поделать и покорно закрыл глаза.

Карысь не запомнил той секунды, когда он совершал первый в своей жизни полёт — с лошади на землю. Полёт этот был мгновенным, беспамятным, и когда он открыл глаза, всё уже было позади: и полёт, и удар о землю, и несколько кувырков через голову. Карысь открыл глаза и увидел над собою круглый живот Чалки. Живот был почти без шерсти, огромный, весь перепутанный толстыми жилами и почему-то показался Карысю похожим на бочку, в которой дома солили на зиму помидоры и огурцы. Вот только железных обручей не было.

— Живой, Карысь? — подбежал испуганный дед Плехеев, склоняясь над ним.

Карысь подумал, с удивлением вспомнил, что и в самом деле живой, засмеялся и счастливо ответил: