Катерина Грачёва - Мой дом - Земля, или Человек с чемоданом

— Сорок один.

Гелий тоже покачал головой, вытащил из кармана паспорт и кинул Женьке:

— На, сам посчитай. Счастливые годов не наблюдают.

Женька погрузился в изучение паспорта, сказал:

— Надо же… Оля, какая фамилия у твоего старого знакомого?

— Менделеев, — наобум сказала я.

Женька фыркнул и бросил паспорт на стол. Страдальчески сказал:

— Гелий Менделеев, ты один меня здесь поймешь! Меня зовут Евгений Онегин! — и опять прищурился:

— Ты хоть слышал, кто такой Евгений Онегин?

— Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь, так воспитаньем, слава Богу, у нас не мудрено блеснуть, — усмехнулся Гелий и забрал паспорт, мельком показав мне первую страничку: Менделеев и есть!

— Почему же мы никогда его раньше не видели? — спросил Павел, перебирая книжки на полке.

— Он только что приехал из другого города, — ответила я.

— К родственникам? — наивно уточнила Галка.

— Ко мне! — сказала я. — Ко мне на день рожденья. Вот пристали к человеку! Гелий, пойдем на кухню чай и бутерброды готовить, все равно танцор из тебя никакой.

И мы пошли на кухню, где хлопотала мама.

— Вай, вай! — воскликнул Гелий, посмотрев, как она режет сыр, углядел на полочке точильный камень и срочно наточил все ножи, а потом бойко взялся за посуду. Бутерброды мне делать не дал, отнял продукты и навертел из них целое произведение искусства. Потом полил цветы, потом заворчал, что грязно, и стал мыть пол. Мама вконец умилилась и пошла звать папу, чтобы тот полюбовался на настоящего мужчину.

— Час от часу не легче, — сказала я. — Мало мне настоящего джентльмена, который погодой не распоряжается, теперь еще и настоящий мужчина будет!

Гелий засмеялся, поднял голову от своей тряпки, сдул волосы с лица. И сказал:

— Не переживай: я никогда не остаюсь у хороших людей больше, чем на два дня.

— Почему?

— Да так… правило такое. Мне ни к чему друзья. С ними хочется быть вместе, а я бродяга.

— Да откуда ж ты такой взялся? Не с пеленок же ты бродишь! Да, ты даже говорил, что твои родители — химики…

— Ну, это я преувеличил, — вздохнул Гелий. — Это мне в детстве так хотелось мечтать. Понятия я не имею, какие химики меня на этом свете нахимичили. Лет после трех меня усыновила одна замечательная женщина, но с ней скоро произошел несчастный случай. Потом классе в пятом — я отличником был — снова усыновили меня какие-то богатенькие, но я от них скоро так затосковал! Как представил, что это на всю жизнь, ужаснулся и сбежал. Меня вернули, но я опять сбежал, повстречал одного цыгана веселого, прибился к табору. Очень не хотел, чтоб опять поймали. Да и школа надоела: медленно, скучно и все не о том, что интересно. Стал с книжными торговцами знакомиться, помогал им там по мелочи, книжки у них за это читал. Потом освоился, стал один бродить. Вот и вся моя история…

— Где же ты брал деньги? Еду, одежду? Воровал?

— Нет, — сердито отрезал он. — Побираться приходилось, пока маленький. А так я себе перед побегом целый месяц кодекс сочинял — о том, чего я никогда не буду делать, и планов кучу, как прожить. Я ж все-таки не от безделья бежал, а чтоб жизнь свою самому строить. Сейчас уже все намного проще: паспорт есть, даже с пропиской в какой-то там деревне, голова да руки на месте, иди да работай кем хочешь.

— Значит, у тебя действительно никого нет… — вздохнула я.

— Сейчас у меня есть ты. Потом будет еще кто-нибудь.

Мне было его жалко до слез. Гелий Менделеев…

— Какой ты несчастный, — сказала я.

— Нет. Я самый счастливый на свете, — он ушел выливать воду из ведра, а вместо него явились ребята и понесли в комнату бутерброды.

Вечером мне пришлось немного повоевать с родителями, но предусмотрительно надраенная Гелием кухня сделала его изгнание нетактичным. И мама сдалась…

Потом, засыпая, я думала: пройдет два дня, и этот странный человек уедет. Как это, наверное, тоскливо — не иметь друзей. Человек, у которого нет дома, друзей, то и дело нет денег, в конце концов… Как он живет? Я бы ни за что так не смогла.

Одинокий скиталец…

Почему он говорит, что счастлив?

Почему?

Утром я спросила у Гелия…

Как бы не так! Спросила! Его вообще дома не оказалось. Чемодан, правда, оставил. И записку: «Оля, я ушел на работу. Не знаю, когда вернусь. Гелий».

Он пришел вечером. И сказал:

— Привет, закрой глаза. Я тебе тут один подарок сообразил. Вещь, которой почему-то недостает в этом доме.

Я зажмурилась, а он навесил мне что-то на шею, это оказалось фартуком.

— Мерси, — ответила я. — А теперь ты глаза закрой.

— Зачем? — спросил он, но послушался. Я развернула его к трюмо:

— А теперь открой.

Он посмотрел на себя в зеркало, засмеялся и стал стирать со щеки известку.

— И где же ты работал? — поинтересовалась я.

— Мало ли где. На вокзале таскал чемоданы. Потом настрочил об этом статью и унес в газету. Знаешь, в газетах обычно любят всякие такие бродячие материалы, я иногда прямо в поезде пишу, и как правило, берут с удовольствием, только вот гонораров иногда долго ждать. Взял еще интервью у какого-то бомжа, тоже туда отдал. Починил один телевизор и побелил один потолок, здесь повезло, заплатили сразу. А после этого прочел в библиотеке кое-что. Это тоже работа — впрок… Оля, а меня накормят в этом гостеприимном доме? А то, поверишь ли, что-то я такой голодный… — он опять сделал собачьи глаза.

— Если еще раз заговоришь в таком тоне и будешь так смотреть — больше не накормят, — ответила я.

— В каком тоне? — он мгновенно повернулся к зеркалу. Посмотрел-посмотрел и покраснел.

— Оля… а я часто так гляжу?

— На меня второй раз.

— Где я эту заразу подцепил, — рассердился он. — У! Оля, будь другом — если еще хоть раз так сделаю, стукни меня, что ли.

— Вчера ты сказал, что друзья тебе ни к чему, — заметила я.

Он еще больше нахмурился. Ничего не сказал и пошел умываться.

Ел он, как и вчера, не спеша и о чем-то думая. Вот сейчас я спрошу у него…

В кухню вошел папа с газетой и начал важно рассказывать о каком-то мирном урегулировании конфликта вперемешку с сюжетом детективного фильма. Скоро реклама по телевизору кончилась, и папа, взяв себе груш, убежал обратно. Тогда я, наконец, произнесла:

— Гелий! Ты говорил вчера, что счастлив.

— Это так, — ответил он.

— Почему? Из-за чего ты счастлив? Что в твоей жизни такого хорошего?

Он помолчал. Медленно спросил:

— Оля, ты хочешь убедить меня в том, что я живу плохо, или действительно хочешь узнать, отчего я счастлив?

Я ответила, что хочу узнать.

— Странно, — удивился он. — Ну что ж, идем со мной. Я объясню тебе, а заодно прогуляемся. Такой нынче вечер — не надышишься.

Мы спустились по старой лестнице и вышли во двор.