Александр Аронов - Цирк приехал!

— Дай пройти! — И Сандро вышел из комнаты. Допрос Борьки и Власа ничего не дал. Как начали они: «Мы сами по себе, а он сам по себе!» — так и кончили.

— Я этого не оставлю! — пригрозил Аркадий Викентьевич.

Схватив мешок и встряхнув его так, что пыль стала столбом, он скрылся.

— К Коле Плодухину побежал! — сказал Влас.

— Фискалить! — согласился Борька.

— Книжки-то подбери! Отдать надо! Друзья вышли на улицу. Влас опирался на Борькино плечо, морщась при каждом шаге. Борьку и Власа облепили друзья.

— Ну, Ромка, ты за эту подлость ответишь! — зловеще глянул на него Влас.

Ромка состроил жалостливую физиономию:

— Вы что? С ума сошли? Я здесь ни при чем. Это Петька Бурлаченко! Он вместо себя подтолкнул новичка, а сам смылся. Я и не заметил подмены. Я, может, больше вас всех на Петьку зуб имею. У меня есть доказательство. Документ с подписью. — Ромка протянул Петькину расписку Власу. — Видишь, сколько времени мне Жиртрест штатив не отдает. Так вот, подумай сам, хотел я отомстить Петьке или нет. А в темноте и ты мог бы перепутать кого угодно. Борька-то не сразу свет выключил, как договорились, а задержался почему-то…

— Мне нянечка Ариша помешала, — оправдывался Борька. — Рядом крутилась…

— Вот видишь! Ему нянечка Ариша помешала, а я отвечай!

Окно пионерской комнаты приоткрылось. Показался Коля:

— Ребята! Зайдите на минутку.

— Ну, сейчас будет баня! — вздохнул Борька.

— А может, не пойдем? Скажем, что заняты? — предложил Ромка.

— А чего трусить-то? Что сегодня, что завтра! Сема бед — один ответ! — решил за всех Влас.

Вожатый сидел за столом и что-то писал:

— А, явились! Очень хорошо. Я сейчас. Только закона чу письмо.

— Не знает… — шепнул Власу Борька.

— Не-е-ет, знает…

— Вот, вот, ребята, вы поговорите, поговорите пока! — сказал Коля, оторвавшись от письма. — Я сейчас. А ты, Ваткин, слетай в библиотеку и на мое имя попроси однотомник Помяловского.

Борька стремглав убежал.

— Ну, все! — сказал Коля и обратился к Власу: — Слушай, Шкапа, ты что-то вроде хромаешь?

— Споткнулся! — помрачнел Влас.

— Ай-яй-яй! — ужаснулся Коля. — Что же ты такой невнимательный? Так ведь недолго и голову разбить.

— Вот она, книга! — крикнул запыхавшийся Борька, запнулся на пороге и грохнулся на пол.

Тяжелый том отлетел прямо под стол. Все засмеялись, а Борька громче других.

— Что за день сегодня невезучий такой? — заметил вожатый. — Все ноги ломают…

— Зачем вызывали? — не глядя на него, спросил Влас.

— Книжку одну хочу почитать вам вслух. «Очерки бурсы». Может, читал кто?

Руки подняли Павлик и Нина.

— Что можешь сказать про книгу? — обратился Коля к Павлику.

— Интересная книга. Про бурсаков! Как учились ребята в старое время. Как бурсаков учителя били розгами.

— А за что ребят обзывали барсуками? — спросил Борька.

— Не барсуками, а бурсаками, — рассмеялся вожатый — От слова «бурса». Тебе, Ваткин, будет особенно приятно послушать. Книга эта про будущих священников, пономарей, дьячков и других твоих приятелей.

— Борьку будет воспитывать! — зашептал на ухо Власу Валька. — Вот зачем собрал всех. А не из-за «темной».

Влас немного успокоился.

— Ребята, — сказал вожатый, поднимаясь из-за стола, — ни у кого из вас случайно не найдется марочки?

— Нет.

— Ну и память у меня! — воскликнул Коля и подошел к шкафу. — У меня у самого есть!

Он открыл шкаф, долго рылся в нем и отыскал конверт с маркой.

— Я сейчас! Адрес напишу — и всё. Значит, сегодня и уйдет письмецо. Очень важное письмецо.

«Далось ему это письмецо, носится с ним!» — подумал Влас.

Коля снова сел за стол.

— Глядите! — с ужасом показал Борька на раскрытый шкаф.

На нижней полке лежал мешок из-под мела. Ребята перевели взгляд на вожатого. Тот продолжал спокойно возиться с письмом.

— Что это вы на меня так уставились? — оторвался от работы Коля. — Сейчас будем читать! Что это вы такие молчаливые сегодня?

Никто не проронил ни слова.

Коля вырезал ножницами из газеты какую-то статью, вложил её в конверт и заклеил его.

— Ну, вот и все. Начинаем! — сказал Коля и раскрыл книгу. — «…Карася отвели в бурсу». Карась — это прозвище новичка, — пояснил Коля. — Тогда, как и сейчас, любили, ребята, давать прозвища! Новичок «отправился на двор, где и присоединился к кучке бурсачков, игравших в рай и ад, то есть скакавших на одной ноге среди начерченной на земле фигуры, причем носком сапога они выбивали из разных её отделений камешек. „Это очень весело“, — подумал Карась».

— Известная девчоночья игра! — вставил Валька.

— «Но в то же время он услышал насмешливый голос:

— Новичок!

— Городской! — прибавил кто-то.

— Маменькин сынок!

„О ком это?“ — подумал Карась.

Его щипнули».

Ромка Смыкунов и несколько ребят хихикнули.

— Весело. Правда? — обрадовался вожатый. — Дальше пойдет ещё веселее.

И он прочел дальше:

— «Наконец кто-то сшиб Карася с ног… Карасю живот тискали, Карась задыхался, Карась землю ел, Карась плакал… После долгих усилий он вырвался кое-как и ударился бежать в класс. Бурсаки бросились за ним в погоню».

Коля внимательно обвел глазами хохочущих ребят и продолжал:

— «Несчастного Карася щипали, сыпали в голову щелчки, кидали в лицо жеваную бумагу… Рев был до того невыносим, что Карасю представлялось, что ревет кто-то внутри самой головы его и груди. Начинал он шалеть, предметы в глазах путались, линии перекрещивались, цвета сливались в одну массу. Ещё бы минута, и он упал бы в обморок».

Ребята уже не смеялись.

— «Но Карася так жестоко щипнули, что вся кровь бросилась в лицо его, в висках и на шее вздулись жилы…»

«А новичку, пожалуй, было ещё хуже. Портфелями били…» — вспомнил Влас и посмотрел в шкаф. Он заметил, что почти все ребята смотрели туда же.

— «На Карася бросились ученики большого роста…

— На воздусях его!

Карась повис в воздухе.

— Хорошенько его!

Справа свистнули лозы, слева свистнули лозы; кровь брызнула на теле несчастного, и страшным воем огласил он бурсу. С правой стороны опоясалось тело двадцатью пятью ударами лоз, с левой столькими же; пятьдесят полос, кровавых и синих, составили отвратительный орнамент на теле ребенка, и одним только телом он жил в те минуты, испытывая весь ужас истязания, непосильного для десятилетнего организма».

Влас оторвал взгляд от мешка и глянул по сторонам. Борька тер кулаками глаза, Римма Болонкина даже не вытирала слез, Нина закрыла лицо ладонью, Вираж-Фиксаж кусал ногти.

Голос вожатого зазвучал громче:

— «…ни одного слова в оправдание, ни одной мольбы о пощаде…»

«Совсем как новенький», — подумал Борька. Изредка поглядывая на ребят, Коля продолжал: