Александр Аронов - Цирк приехал!

— «…раздавался только крик живого мяса, в которое впивались красными и темными рубцами острые, яростные лозы…»

Краска бросилась в лицо Власа, и вдруг впервые в жизни почувствовал он, как откуда-то снизу поднимается огромный тяжелый ком и медленно подступает к горлу…

— «Тело страдало, тело кричало, тело плакало… душа Карася умерла на то время».

— Хватит! Не надо больше! — не выдержал Влас.

— Ну что ж, не надо так не надо! — согласился вожатый и закрыл книгу.

Ребята поднялись.

— Нина, опусти письмо, — попросил Коля.

— Пожалуйста…

От самой школы никто не проронил ни слова. Позади всех плелся Ромка Смыкунов. Несколько раз пытался он завязать разговор, но его не поддержал никто.

— Посидим немного, — предложил Влас, когда ребята дошли до горсада.

— Болит, да? — спросил Борька друга.

— Ещё бы! Прием-то «курума-каеши»!

Ребята опустились на скамейку, неподалеку от афишной тумбы. Молчание нарушил Павлик:

— Как только он про Карася начал, я сразу догадался, о чем пойдет речь.

Ребята помолчали. Влас вспомнил:

— А кому он письмо-то хоть писал?

— Не знаю… — ответила Нина.

— Давайте посмотрим, — сказал Борька.

Нина достала из портфеля письмо и, взглянув на адрес, вскрыла конверт.

— Что ты делаешь? — закричал Влас. Нина спокойно ответила:

— Не кричи, пожалуйста! Это письмо нам!

— Как так — нам?

— Очень просто. Звену пионеров имени Крупской.

И Нина, оглядев ошеломленных ребят, стала читать:

— «Если вы ребята внимательные, то это письмо прочтете сегодня же! Нет, так завтра его доставит в школу почтальон. Не знаю, какое на вас впечатление произведет Помяловский, но, глядя на вас сейчас, думаю, что сильное. Но не обо всем сказано у Помяловского. Отвратительно то, что вы, пионеры, били и травили грузинского мальчика. Надежда Константиновна Крупская написала письмо всем пионерам, которые состоят в звеньях её имени. Оно напечатано в „Пионерской правде“. Я вырезал это письмо. Там и о национальной вражде сказано, и ещё о множестве вещей, о которых пионерам забывать нельзя. Прочтите его. Потом вместе обсудим.

«Вы же, ребята, не малыши и не слепые, — говорилось в письме. — Вы живете не под колпаком, а жизнь не по рельсам катится кругом. Много в ней ещё плохого: безграмотности, пьянства, угнетения женщины, богатые притесняют бедных, сильные слабых, люди не помогают друг другу, неорганизованны, верят в бога и чертей и т. д. и т. п.»

— Видишь, Борька, кто о тебе заботится? Сама Крупская! — шепнул Валька.

— Не мешай! — отмахнулся Борька.

Надежда Константиновна говорила в письме о том, чтобы ребята смелее вторгались в жизнь, помогали изменить её к лучшему, заступались за слабых ребят, защищали детей-евреев от тех, кто дразнит их «жидами».

Письмо кончалось так:

«Вы — не бары, вы — дети трудового народа, вы — ленинцы, пионеры, и не к лицу вам подражать барчатам. Вы — подростки, а подростки уже много могут сделать, чтобы сообща работать над улучшением жизни.

Ну, прощайте, ребята. К борьбе за дело Ильича будьте готовы!»

Нина оглядела ребят и вложила письмо в конверт.

— С сегодняшнего дня все прозвища отменяются! — неожиданно сказал Влас. — Если кто кого обзовет, со мной будет дело иметь!

— А если по привычке обзовет? — спросил Валя Ка-дулин. — Сразу-то не отвыкнешь…

— Первое время штрафовать можно, — предложил Борька, — а потом поговорить и по-другому!

— Принято единогласно! — сказал Лешка Косилов.

— Ты что это, мерзавец, делаешь? — раздалось из-за афишной тумбы.

Уже знакомый Нине, Римме и Борьке бородатый мужчина трепал за уши худенького мальчугана.

— Как вам не стыдно маленьких обижать? — обратился к бородатому Ромка Смыкунов. — За что вы слабого мучаете?

— Я не мучаю его, а уму-разуму учу! — засмеялся бородатый. — Чтобы клей не жрал!

— Какой клей?

— Обыкновенный, мучной. Его директор цирка послал рекламу клеить, а он, щенок, вон что вытворяет!.. Пошли! — щелкнул в лоб мальчишку бородатый и зашагал прочь.

Мальчишка, подхватив кисть, ведро с клеем и афиши, — за ним.

— Вы его, наверное, голодом морите, вот он и ест клей! — крикнул им вслед Борька, но бородатый даже не обернулся.

— Вот тебе и вмешались в жизнь, — огорчился Павлик.

— Ребята! — позвал друзей Валька. Он уже стоял у афишной тумбы.

Вся тумба была заклеена пестрым плакатом.

— Смотри, Борька, — воскликнула Нина, — это же Дядя Проня!

— Итальянец, а как по-русски разговаривал! — вспомнил Борька.

Ребята без труда узнали на снимках и веселого лилипута, и остальных новых знакомых. Василий Тихонович был сфотографирован рядом с огромной толстухой. Они были облачены в восточные халаты и белые тюрбаны. В руках толстухи блестел кривой меч.

Старик директор, помещенный на отдельной фотографии, был в чалме и во фраке. «Али-Индус! Факир, гипнотизер, доктор черной и белой магии» — было написано под фотографией.

Весело скалили зубы выстроившиеся в один ряд со скрещенными на груди руками четыре «черта».

— Ой, ребята, на снимке-то кто! Глядите! — изумилась Римма.

С фотографии, помещенной в самом низу, ребятам улыбалось лицо новичка. На Сандро красовался цилиндр и накидка. Во рту дымилась длинная сигара. А подпись была такая: «Человек-загадка, человек-феномен, чудо двадцатого века САНДРО ТА-ТЕШ!»

— Вот те на! — свистнул Павлик Асиновский.

— А он не Татешем назвался, а Татешкелиани, — сказал Валька Кадулин.

— Сокращенно будет Татеш. Псевдоним, — разъяснил Павлик. — Как Вирфикс.

— А что такое феномен?

— Исключительный, сверхъестественный человек.

— Что же в нем такого исключительного? — спросила Нина.

— Все! — сказала Римма. — Я сразу почувствовала! Ромка помрачнел. Павлик Асиновский предположил:

— Он гипнотизер, наверное. Помните, как он быстро в уме задачку решил? Подобный номер делал гипнотизер. Ему давали расческу, и он сразу угадывал, сколько в ней зубьев. Потом на доске зрители писали столбиком многозначные цифры, крутили вокруг оси доску, а гипнотизер, пока она крутилась, мгновенно ответ подытоживал. И ещё, конечно, мысли угадывал.

— И ты думаешь, что и новичок мысли угадывает? — спросила Римма.

— Если он феномен-гипнотизер, то, конечно, угадывает!

— Ну да, угадывает! — усомнился Борька. — Если бы угадывал, так в окошко бы выпрыгнул и в «темную» не попал.

— Завтра все узнаем! — сказал Влас. Но Сандро в школу не явился.

Встав пораньше, Ромка отправился к Петьке Бурлаченко, которого решил окончательно запугать. Его ожидала приятная новость.