Екатерина Вадимовна Мурашова - Барабашка - это я: Повести

— Точно, точно, — утвердил Андрей. — Здесь неясно все. Кто знает, сколько я еще смогу… — Он оборвал сам себя, замолчал, перемогаясь.

Сенька тоже молчал, вспоминал наставления Коляна: «Коли кому невмоготу, так сам тебе все расскажет. А в душу никому лезть не моги, западло это…»

— Ей без людей лучше, — снова заговорил Андрей. — У нее свой мир. И родителям приемным в радость — будет о ком заботиться…

«А потом?» — хотел спросить Сенька, однако не спросил, потому что чувствовал: Андрею и так хватает. Под завязку. Спросил другое:

— Вы знаете, Андрей… Глашка, она…

— Знаю. — Воронцов хрустнул длинными пальцами, потер виски. — Знаю и ничего сделать не могу. Закрыта она. Для меня, для всех… Понимаешь, как это противно?

— Понимаю… — вздохнул Сенька. — Мне иногда беситься хочется…

— Нельзя тебе беситься, — строго сказал Воронцов. — Сам знаешь. И Глашке не поможешь, и другим дорого обойдется…

— Да уж…

Разговор иссяк сам собой, и надо было встать и уйти. Но уходить Сеньке не хотелось. Рядом с Воронцовым было спокойно. Сенька отлично понимал, что это все ерунда, но иногда ему казалось, что Андрей может ответить на любой вопрос.

Андрей… Почему он возится с ними? Как объяснял лохматому Игорю? А сам? Вдруг потрясающая мысль пришла в голову Сеньке. Как же он раньше-то не догадался?! Сенька вскочил на ноги, сверху вниз глянул в черные воронцовские глаза:

— Андрей, а вы-то сами кто?

— Я? В каком смысле — кто? — возвращаясь откуда-то издалека и медленно удивляясь, спросил Воронцов.

— Ну, вот я — барабашка, Глашка будущее предсказывает, Роман — космонавтов видит, а вы? Все вместе — да?

Поняв, Андрей рассмеялся невеселым смехом.

— Я никто, Сенька… Понимаю, тебе трудно в это поверить, но это так… Ты знаешь, я стараюсь не врать вам…

— Да… Нет! — Сенька упрямо помотал головой. — Но ведь все эти люди, которые ходят к вам… Я же слышал, как вы с ними разговаривали… Все эти чакры, мантры, энергии, ауры, маги… Они же вроде все это видят. Значит, и вы?..

— Нет, Сенька. — Андрей опустил голову на скрещенные на коленях руки и говорил тихо, глядя в пол. — Я ничего этого не вижу и не знаю. Хотя и не могу не верить тем, кто мне об этом говорит. Не могу не верить, потому что у меня есть вы…

— И вы, Андрей, хотите, чтобы я… чтобы мы тоже?..

— Нет, не хочу, — усмехнулся Воронцов. — Не могу я вам желать того, чего не знаю…

Помолчали опять.

— Тогда давайте к Глашке зайдем, — возвращаясь к тому же, умоляюще сказал Сенька. — Она хоть при вас не крысится и, может, разговаривать станет. Да и я при вас меньше злюсь…

Глашка, вытянувшись, лежала на кровати и смотрела в потолок.

— Здравствуй, Глаша, — ласково поздоровался с ней Воронцов.

— И вы здравствуйте, — ответила Глашка и села, подтянув колени к подбородку.

— Мы вот с Сенькой зашли тебя навестить…

Глашка глянула на Сеньку с откровенной враждебностью, но промолчала.

— Скучно вам тут? — спросил Андрей у Глашки и Сеньки одновременно и, не дожидаясь ответа, предложил: — Сходили бы когда погулять. Город посмотреть…

— А можно? — загорелся Сенька.

— Отчего же нельзя?

Андрей притворился удивленным, а Сенька вспомнил, что за все время пребывания в клинике он ни разу и не пытался никуда выбраться из нее. «И в самом деле… — изумился он сам себе. — Мне же никто никогда не говорил, что нельзя выйти… Почему же я?..»

На Глашку предложение Андрея не произвело никакого видимого впечатления.

— Так и сходите. Проветритесь, — утвердил Андрей. — А я еще вот о чем хотел вас спросить… Давно уже, да все как-то не складывалось… Вы чего собираетесь делать-то в жизни? Кем хотите быть? Ты, Глаша?

— Никем не хочу, — сразу же откликнулась Глашка. — Все равно мне.

Андрей вздрогнул, помолчал, потом вопросительно глянул на Сеньку:

— А ты?

— Я бы хотел… — потупился мальчик. — Только не выйдет, конечно… Я понимаю, кто меня возьмет…

— Ну, ну, — подбодрил Андрей.

— Я бы в цирке хотел работать, — наконец выговорил Сенька.

Даже Глашка взглянула на него с удивлением, а Воронцов, подумав, спросил:

— А кем же работать? Дрессировщиком? Фокусником? Или, может, клоуном?

— Не, что вы! — замахал руками Сенька. — Что ж я — придурок, что ли? Не понимаю, что ли? Это ж на артиста учиться надо и вообще… Куда мне! Я бы этим хотел быть… Ну, которые выносят все, расставляют… В форме такой…

— Униформистом, что ли?

— Ну, наверное, — нерешительно согласился Сенька.

— Да-а, чудеса. — Воронцов задумчиво поскреб затылок. — А отчего же так?

— Ну, хочется мне, — попытался объяснить Сенька. — Там красиво все, и люди вокруг красивые. Артисты… Делать для них все… А эти, униформисты, они иногда и сами… С клоунами там или подержать чего. И всегда скажут, чего делать… А еще, может… — Сенька мечтательно закатил глаза. — Я так думаю: вот они там всегда внизу стоят, когда те наверху номера крутят. Страхуют, значит. А там — музыка, свет такой таинственный. И вот бывает же, что у нее не выйдет там чего, или веревка оборвется, ну…

— И чего тогда? — подалась вперед Глашка.

— Ну, тут я ее и поймаю, — скороговоркой докончил Сенька, глядя на носки своих ботинок.

— Ха! Поймаешь, как же! — мстительно усмехнулась Глашка. — Так и шмякнется об эту, об арену. И в лепешку! И так ей и надо!

— Да ну тебя, Глашка! — отмахнулся Сенька, а Воронцов испытующе глянул на девочку и сказал:

— Ну, кто знает, Сенька! Может, и сбудется…

Глашка ничего больше не сказала, демонстративно вытянулась на кровати и снова уставилась в потолок,

Гулять Сенька пошел на следующий же день. Один.

Глашка отказалась, а Роман боялся машин, так что Сенька ему даже и не предлагал. Побродил по улицам, поглазел на афиши, соскучился, вернулся, уткнулся носом в очередную книжку. Вечером сказал Глашке:

— Все! Без тебя не пойду. Тоска одному. Так и считай: коли я зачахну без свежего воздуха — ты одна виновата.

Глашка улыбнулась саркастической бледной улыбкой, однако качнула головой:

— Ладно. Пойду с тобой. В другой раз.

Сенька обрадовался, принялся соображать, чем бы таким Глашку в городе развлечь. В голову, как назло, ничего не лезло. Отложил на потом, пошел на второй этаж, к телевизору.

Телевизор, про который Сенька спрашивал у Романа в первый день знакомства, в клинике был. Воронцов велел всем смотреть его. Особенно всякие новости.

У Романа — свое кино, Глашка иногда смотрела фильмы с убийствами. Сидела в кресле, свернувшись крендельком, и глаза у нее горели зеленым кошачьим огнем. А так к телевизору ходили больные с четвертого, с пятого этажей, а из воронцовских — Сенька, один. Да и то не совсем понимал — зачем?

«Чтоб знать, чего делается», — отвечал Воронцов. «Да они все про что-то не про то показывают!» — хотел было возразить Сенька, но не решался, потому что сам чувствовал: коряво и непонятно.