Александр Крестинский - Повести и рассказы

— У нас тоже!

— Фе-до-ров! — отчеканила учительница.

…Все у Ивана перед глазами сейчас — и как знамя школьное выносят, и как рапорты сдают, а знамя хлопает на ветру, и он тоже подходит с рапортом: «Отряд на линейку построен! Председатель Иван Моторихин!» И с в о и, добрые лица смотрят на него: Тоня — вожатая, Андрей Григорьич, Саша Клопов — из райкома. Он фалалеевский родом, Саша Кнопов, даже сосед Ивану. А ветер такой сильный, что у всех волосы на сторону отлетели и бьются, как живые. У Тони — светлым пламенем, у Андрея Григорьича — кудри спутались и кипят, точно смола, а у Саши райкомовского — тоненькие, белые, чуть не отрываются!

Потом звезду зажигали… Как все это рассказать? Не расскажешь.

— Ваня, ты не молчи, рассказывай, — говорит чужая учительница.

— Давай, давай, Моторкин, а то скучно, — вторит ей Федоров.

— А мы сами зал построили, — со злостью сказал вдруг Иван. — Спортивный.

— Ай, врешь! — откликнулся Федоров.

— Не вру, — сказал Иван и тут же осекся: «Вот она, мина».

— Ай, врешь, — повторил Федоров, и девчонка, сидевшая позади него, прыснула в кулак.

— Федоров! — укоризненно сказала учительница.

— У нас факельное шествие в День Победы, эстафета по селу бежит, — сказал Иван сердито и громко, чтоб Федоров не успел встрять, но уже знал: Федоров свое возьмет.

— Ай, врешь.

— Не вру, — угрюмо сказал Иван и поглядел на Федорова в упор. — Чего мне врать-то?

— Ай, врешь.

— Федоров, да перестань же! — взмолилась учительница. — Рассказывай, Ваня, все очень интересно.

Замолчать бы Ивану и сесть, да что-то нашло на него: ступил на минное поле и — напролом! — была не была.

— А у нас бал-маскарад под Новый год, тридцать первого декабря, все костюмы шьют…

— И ты? — Это Федоров. Вроде бы даже удивленно, с завистью.

— И я, — ответил Иван.

— А какой у тебя костюм?

— У меня? Космонавта, — сказал Иван, и сердце его вздрогнуло, когда он произнес это слово. Что-то прекрасное, оранжево-белое, марлевое вспыхнуло в памяти, а над оранжевым — красное, круглое — мотоциклетный шлем, Васьки Белова шлем, отцовского ученика.

— А врешь? — Новая, удивленная интонация сбила Ивана с толку.

— Правда! Сам шил, красил сам!

— Ай, врешь! — разочарованно. И взрыв смеха.

Так. Опять мина взорвалась. Иван огляделся. На него отовсюду смотрели глаза, полные веселого ожидания.

— Федоров! Еще одна реплика — и выйдешь вон!

Ну, что ж ты, Моторихин? Совсем бдительность потерял. Кругом мины рвутся, а ты… Замолчать надо. Немедленно. И сесть.

— А у нас классного руководителя нет! Сами…

Тут уж все, не дожидаясь федоровского «ай, врешь», прыснули и выразительно поглядели в сторону своей учительницы — что скажет? Поддел новенький, здорово поддел!

А Ивану и невдомек, что он кого-то поддел. Он правду сказал.

— Правду говорю! Валентина Сергеевна заболела, в город увезли, Андрей Григорьич приходит и говорит: свободных учителей нет, как хотите. Сами управитесь? А я, говорит, вам помогу.

— Как ты сказал, Ваня? — переспросила учительница и сощурилась на него через очки. — Класс без руководителя?

— А что такого? — удивился он в свою очередь.

— Ну знаешь… — Она с сомнением покачала головой.

— Да не верьте вы, врет он все! — крикнул Федоров.

Кругом рвались мины.

На школьном дворе Ивана окружили. Пять человек. Впереди Федоров. Улыбается. Зубы большие, красивые. Только на одном, на переднем — выбоинка. Круглая.

— Моторкин, — начал Федоров, — ты где так врать научился? У вас в Фалалееве уроки вранья, да?

«Драка, видно, будет», — печально подумал Иван. Ох, не любил он этого! Но видно, будет драка. Куда денешься…

Промолчал, глядя в упор на федоровский с выбоинкой зуб.

— А что, Моторихин, вы небось и в колхозе не работаете? Тилигенты!

— Почему не работаем? Работаем, — спокойно ответил Иван, обрадовавшись, что разговор пошел более или менее мирный.

— Ну? — удивился Федоров. — И деньги зарабатываете?

— Зарабатываем.

— А по сколько?

— А не знаю.

— Как это — «не знаю»?

— Правда, не знаю. Нам на руки не дают.

— Что-о?? — Федоров поражен. И глаза круглые, и рот нараспашку. — А куда ж их девают, деньги-то?

— На школьный счет, в банк, — охотно объяснил Иван. — Когда школе надо что — директор берет. Телевизор купить или путевки, например, девятому классу — по Волге.

— Ай, врешь! — Федоров весело и зло соскочил на прежнюю тропу. — Себе берет директор твой! — Мальчишки захохотали.

— Мы проверяем, — сказал Иван строго, а у самого сердце стучало торопливо: раз-два-три… раз-два-три…

— Проверяете? Кого?

— Не кого, а что, — разозлился Иван, — расходы проверяем!

— Ай, врешь! Директор твой небось «Волгу» себе купил!

Что-то гулко толкнулось Ивану в уши, жаром залило щеки, слезы выступили на глазах. Не хотелось, так не хотелось драться.

— Каменный дом небось построил!

Иван бросился на Федорова. Мальчишки отступили.

Вечером отец сказал:

— Собери-ка мне, Надежда, чемоданчик. Поеду к Егору.

— Зачем это?! — всполошилась мать.

— Зачем в гости ездят?

— В гости? Не про гости думаешь. На разведку собрался!

— А хоть бы и так.

— Незачем ехать! — отрезала мать. — Работать надо, а не баклуши бить! Сманил черт лысый! Меня уже спрашивают: когда твой курортник на работу выйдет?..

— Курортник! — беспечно засмеялся отец. — А ты скажи: курортник, мол, на курорт поехал, кланяться велел.

— Петр, не доводи! Уедешь — развод возьму!

— А мне и лучше, — пошутил отец. — Я себе городскую найду.

— Ах так!

— Так вот!

«Эх, батя, — с горечью размышляет Иван, — и окурок опять в цветочный горшок затолкал. Мать тоже хороша. На принцип ставит: развод возьму! Пустой шум. Город, городские. Андрей Григорьич рассказывал про городскую-то жизнь. Как учился в институте. Книги на последние покупал…»

— Видала я этих городских! — кричит мать.

«Видала ты… Что ты видала? Андрей Григорьич говорит: «Кончите школу — езжайте учиться дальше. Обязательно езжайте».

Вошла бабушка.

— Батюшки-светы, думала, пожар. А тут с жиру бесятся. Чего ты, Надежда? Ну, пускай съездит, проветрится. Брат у него там. Сальца пускай брату отвезет. Грибков. Слышишь, Петя?

— Будет сделано! — обрадовался отец.

— Ну, мама… — сказала Надежда Егоровна. — Я тебя не понимаю.

— И зря, — сухо сказала бабушка. — Человека на веревке держать негоже. Пускай едет, погуляет. А мы… — Бабушка помолчала. — Мы поживем — увидим, — повторила она слова, сказанные отцом по приезде. Посмотрела на Ивана, прищурилась. — Вот вы тут шумите, а того не видите, что кавалер у вас с подбитым глазом…

Драка с Федоровым, несмотря на полное фактическое поражение, как ни странно, пошла Ивану на пользу. Он был принят как с в о й, с в о и м побитый, хотя в его положении это мало что изменило: сам-то он по-прежнему не хотел быть с в о и м. Он стал теперь сдержанным, настороженным, лишнего не болтал, а если учился не худо, так больше по инерции…