Лидия Чарская - Том 14. Первые товарищи

— А Марго?

— Ах, не вспоминай про нее, она злая девочка. Ведь это она, Марго, подслушала, как мы хотели бежать, и передала своему отцу.

— Как я рада, Альф, что мы не вернемся больше к злому Ленчу! Только где же мы будем жить? Неужели добрый доктор оставит нас у себя?

— Оставит, дитя мое, и тебя и твоего маленького товарища, — сказал чей-то незнакомый голос, и я увидела на пороге господина, который давно наблюдал за нами.

— Но у меня есть родные, тетя, маленькая кузина… Они, верно, беспокоятся обо мне.

— Девочка, я уже дал знать твоему дяде, и он, наверное, доволен тем, что эти две недели ты пробыла у доктора и тебя вылечили.

— Значит, я уже так давно больна?

— Да, Катя, давно! Только ты не разговаривай так много. Завтра наговоритесь.

— Я бы очень хотела дать знать о себе няне, успокоить ее, — сказала я.

— Хорошо! Я напишу ей, узнаю ее адрес.

— Какой вы добрый! — воскликнула я. — И как мне хотелось бы, чтобы и мой незнакомый дядя был такой же добрый, как вы.

И я заплакала от радости, что есть такие добрые люди на свете.

Я уже почти поправилась. Мне было позволено сидеть в подушках и играть с Альфом. Как-то утром ко мне зашла в комнату маленькая девочка — дочь моего доброго доктора. Она принесла большую куклу, которая говорила «мама», "папа", закрывала и открывала глазки.

— Меня зовут Лиза, — сказала девочка, — и мы с тобой теперь будем играть каждое утро.

Альф устроил из подушек что-то вроде комнатки для большой куклы: я была ее мамой, Лиза — няней, а Альф надевал носовой платок на голову и был нашим поваром и лакеем.

Я рассказала Лизе о судьбе Лили, забытой в лесу, а на другой день девочка принесла мне такую же большую и нарядную куклу, какая была у нее самой.

— Возьми ее, она твоя, папа велел тебе подарить эту куклу за те мучения, которые ты перенесла в цирке у злого Ленча.

— Отлично! — захлопал в ладоши Альф, — и мы назовем ее Клара.

Я начала уже ходить по комнате. Каждый день меня навещали доктор и его жена.

Мне было очень хорошо у добрых людей, но я все-таки скучала без няни.

— Когда же я увижу няню? — спрашивала я то доктора, то его жену.

— Молись Боженьке, Катя, и он поможет тебе увидеть ее! — говорили они.

Я помню, как-то вечером я особенно горячо помолилась: "Господи, — говорила я, — Ты меня защитил и спас от злых людей, дал мне спокойную жизнь и добрых людей. Помоги мне увидеть скорее няню!"

Я уснула с молитвою. Проснулась я раньше обыкновенного. Слышу кто-то заботливо укутывает меня одеяльцем, открываю глаза, вдруг… вижу няню, милую, дорогую няню…

— Няня! Нянечка! Это сон! Я сплю, да? — вскричала я, заливаясь слезами.

— Катенька! Катенька! — повторяла няня.

— Откуда ты? Как сюда попала? — спрашивала я.

— Да вот мне написали, что ты здесь, я собралась и приехала. Слава тебе, Господи, что отыскала! Уж я все глаза проплакала, как ты пропала. Чего-чего не думала! Господи Боже, горя-то сколько было!

— Ах, нянечка, как я счастлива, что ты со мною… Теперь мне так хорошо… Мы скоро уедем к дяде… Но, знаешь, няня, доктора мне жаль оставить и тетю, его жену, и Лизочку, и Альфа. Все они такие добрые, славные…

— Ну, даст Бог, не скоро уедем, а может быть, и вовсе не уедем, Катенька; попросим дядю оставить нас здесь, он, может быть, и согласится.

— Попросим, попросим, нянечка, — обрадовалась я.

Няня рассказала мне о деревне: как там все горевали обо мне, как плакала Марья, Ванюшка, даже дед Сысой и тот приходил из сторожки узнавать обо мне.

— Он и Лили твою принес, нашел под кустом, — сказала няня.

— А Мишка?

— Жив и здоров, и Смоляночка гуляет, а птенчики твои выросли и улетели.

— А бабушка Ира?

— Ворчит по-прежнему!

Я совсем поправилась, и мне позволено было встать. Однажды утром няня одела, причесала меня и посоветовала сходить к моим благодетелям — поблагодарить их за приют и заботу.

Я пошла в столовую, где все сидели за чайным столом.

— Катя встала, ура! — обрадовались все, а Альф и Лизочка запрыгали по комнате.

"Как они любят меня, и как жаль мне будет их покинуть", — думала я и от души поблагодарила добрых людей.

— О чем же ты плачешь, Катюша? — спросила Марья Александровна, жена доктора, видя на глазах моих слезы.

— Мне жаль оставлять вас и не хочется ехать к дяде!

— Да и не надо ехать! — весело отозвался доктор.

— Как не надо? — удивилась я.

— Да потому, что я твой дядя, это твоя тетя, а вот и кузина Лиза, и мы никуда не отпустим тебя, потому что дали слово твоей маме заменить ее.

Они по очереди целовали и обнимали меня. Я ничего не понимала.

Добрая Марья Александровна, видя мое смущение, пришла мне на помощь.

— Да, тебе не надо уезжать, дитя мое, — сказала она. — Ты не можешь помнить, что было с тобой после падения с лошади, потому что ты потеряла сознание. Тебя из цирка увезли в больницу, а Яша побежал в полицию и просил публиковать в газете случай, происшедший с маленькой девочкой в цирке Ленча и ищущей своих родных. Мы прочли газету и узнали, что малютка Катя, дочь нашей дорогой покойной сестры, так близко от нас и…

— Так, значит, вы действительно моя тетя?

— Да, дитя мое, я твоя тетя, — подтвердила она.

— Но как же я попала к вам? — недоумевала я.

— Тебя привезли из больницы в квартиру дяди и тети! Ты разве не помнишь? — сказал Альф.

Я действительно припоминала какие-то сборы… как меня одели и понесли куда-то… потом большую карету, всю обложенную подушками.

— Яшу мы взяли к себе за его доброе сердечко и заботы о тебе, — сказала тетя. — Он будет ходить в гимназию, чтобы стать образованным человеком. Он еще порадует нас.

— Ах, дядя, тетя, Лизочка! Как я счастлива остаться с вами! — воскликнула я. — Няня! Иди же скорее… Ты знаешь…

— Знаю, Катенька, все знаю, — прервала меня няня, вытирая передником счастливые слезы.

— И за что мне все это? — невольно вырвалось у меня. — За что?

— За то, — тихо и торжественно произнесла тетя Маша, — за то, дитя мое, что ты маленькая сирота, а Господь Милосердный любит сирот и охраняет их своей святой десницей.

Прошло два года…

Стояла зима, морозная, ясная. Мы дети, не выходили из нашего садика, где дворник Иван устроил нам чудесную горку.

После возращения Яши из гимназии мы опрометью кидались туда и катались с горы до самого обеда.

Яша уже год как ходил в гимназию. Он очень вырос и изменился. Наверное, ни Ленч, ни его прежние товарищи по цирку, ни Марго не узнали бы в этом краснощеком гимназисте со звонким голосом прежнего молчаливого и задумчивого Альфа.

Изменились и мы с Лизочкой. Мои прежние платьица, сшитые еще при покойной маме, едва доходили мне до колен, а волосы настолько уже отросли, что я их заплетала в две толстые косички.