Лидия Чарская - Том 14. Первые товарищи

Я на минуту задумалась… Сервиз был подарен Яшей на его первые карманные деньги, и мне жаль было отдавать в чужие руки эти поломанные, но дорогие мне чашечки и блюдечки.

— Нет, сервиз я возьму в Петербург, няня, а бедным детям мы отдадим что-нибудь другое, — ответила я и стала помогать ей заворачивать игрушечную посуду в чистые тряпочки.

Как мало напоминали мне эти сборы в дальнюю дорогу те, что происходили больше двух лет назад в маленькой квартирке, где скончалась моя дорогая мама! Там все было так печально. Здесь шумно и весело. Поминутно слышался серебряный голосок Лизочки и смех Яши.

Тогда я ехала в чужую семью, в чужой город, не зная, будут ли там любить меня — избалованную материнской лаской девочку. Теперь мне нечего было бояться. Я ехала со своей семьей, где меня любили, как родную дочь! И я была счастлива.

Был счастлив и Яша. Он помогал укладываться дяде и тете. Мы с Лизочкой тоже беспрестанно предлагали свои услуги, но только мешали старшим, суетясь без толку и подавая не то, что было нужно.

— Нет, уж лучше не помогайте, — заметила тетя, когда Лиза, желая услужить, потащила со стола большую фруктовую вазу, но не выдержала ее тяжести и выпустила из рук.

Ваза разбилась вдребезги.

Мы сами, наконец, поняли, что плохие помощницы, и, усевшись на диван в гостиной, стали разговаривать о предстоящем длинном путешествии.

Наконец, сборы были окончены. Все было уложено и запаковано. Наступил день отъезда.

Стоял морозный зимний денек. Мы поднялись рано-рано и с утра приставали к старшим: скоро ли мы поедем?

Наш городок лежал в ста верстах от железной дороги, и ехать до станции приходилось на лошадях… При одной мысли о предстоящем путешествии в возке на тройке быстрых лошадок мы готовы были прыгать от радости.

И вот, наконец, этот возок, запряженный быстрой тройкой, подан к крыльцу.

Дядя, тетя и мы, трое детей, должны были уместиться в нем. Няня и Мавруша поехали за несколько дней раньше: няня, знавшая город, вызвалась найти квартиру.

— В тесноте да не в обиде, — говорил дядя, усаживая нас и заботливо укутывая наши ноги пледами и одеялами.

Мы поминутно высовывались из возка, чтобы еще раз взглянуть на милый домик и двор с палисадником, где провели столько хороших, счастливых деньков.

— Прощай, сад, и дом, и дворик, прощайте! — растроганно проговорил Яша.

— И горка, прощай! И наша улица! — вторила ему Лизочка.

А я замолчала. Мне было немного грустно уезжать из тех мест, к которым я успела привыкнуть, хотя впереди меня и ждал старый знакомый — Петербург, с которым было связано столько родных воспоминаний!

Наконец, мы разместились. Лошадки тронулись, и кибитка заскользила по гладкой и ровной дороге.

Мы еще раз взглянули на родное гнездо. У калитки стоял дворник Иван, оставшийся при доме в ожидании нового хозяина, и махал нам шапкой…

Наконец, возок завернул за угол и наша улица, домик и Иван исчезли из виду.

Дорога по-прежнему шла мягкая, ровная. Наш возок точно скользил по пушистому и гладкому белому ковру… Лошадки бойко бежали, позвякивая колокольчиками… Солнышко то сияло радостной улыбкой, то внезапно пряталось… Маленький снежок шел, не переставая.

Было три часа дня, когда мы подъехали к станционному домику, чтобы переменить лошадей и пообедать. Нам было весело, несмотря на то, что ноги закоченели и затекли от долгого сидения.

Мы радовались на большую черную собаку, лаявшую страшным басом из своей будки, и на крошечную девочку, выскочившую нам навстречу в большой и неуклюжей материнской кофте…

— Как тебя зовут? — спросила Лизочка.

— Манька, — ответила девочка тоненьким, как у птички, голоском.

— А сколько тебе лет? — приставала Лизочка.

— Не зна-а-ю! — протянула девочка.

Мы так и покатились со смеху.

Какими вкусными кислыми щами и простой, на сале жаренной кашей угостил нас хозяин постоялого двора!

За обедом мы смеялись и болтали, не переставая.

— А ямщику дали водки? — спросил неожиданно дядя. — Яша, отнеси-ка ему! — добавил он, подавая стакан мальчику.

— А он обедал? — осведомилась заботливая Лизочка.

— Обедает, будьте покойны, добрая барышня, — улыбаясь, сказал хозяин.

Было уже довольно поздно, когда мы сели в возок и тронулись с постоялого двора, напутствуемые добрыми пожеланиями старика-хозяина.

Погода изменилась к худшему. Мелкий снежок, моросивший с самого утра, стал к вечеру падать крупными хлопьями. На опушке леса ямщик наш повернулся к нам с козел и спросил дядю:

— Барин, не вертать ли обратно?

— А что?

— Да как бы метелица не разыгралась… ведь след потеряем — в лесу заночевать придется.

— И то, вернуться ли? — озабоченно сказала тетя.

Но мы, дети, были против этого. Провести ночь в возке на открытом воздухе казалась так заманчиво!

— На постоялом дворе тараканы, а я ужасно боюсь тараканов, — тянула капризным голоском Лизочка, высовывая из-под теплого платка покрасневший носик.

— А волков не боишься? — засмеялся дядя.

— Нет, не боюсь, — храбро заявила девочка, — ведь с тобой ружье, папа!

— Ладно, не трусить только, едем! — согласился дядя и громко прибавил, обращаясь к ямщику: — Подгони-ка маленько, чтобы до ночи выбраться из лесу.

Тот только головой мотнул да прикрикнул на свою тройку.

Лошадки побежали быстрее. Колокольчик громко звенел под дугой, над самой гривой коренной серой.

А ветер делался все сильнее. Хлопья снега гуще ударяли о верх кибитки.

Дядина борода, усы и шапка казались совсем белыми. Тетя плотнее закутала нас с Лизочкой большими оренбургскими платками и просила не разговаривать. И Яша приумолк. Он забился в самый угол кибитки и, кажется, дремал, положив голову на теплый рукав дядиной шинели.

Я уже не видела впереди серой спины ямщика. Его кафтан сделался белым от снега, и сам он был похож на тех старичков-кукол, которых вешают на елку.

Начинало заметно темнеть. Дядя приказал зажечь фонари, но как ни старался наш ямщик, фонари гасли от сильного ветра, и мы ехали в густых сумерках.

Мне стало холодно и захотелось спать. Лизочка давно дремала в своем уголку, забавно потягивая носиком. Я подвинулась к ней поближе и очень скоро тоже уснула.

Проснулась я, когда было совсем темно. Возок не двигался. Лизочка, позабывшая спросонья, что мы находимся на дороге, требовала, чтобы зажгли лампу. Яша старался зажечь спичку, но руки его окоченели и не слушались.

— Что, сбились? — тревожно спрашивала тетя, стараясь говорить как можно спокойнее, чтобы не испугать нас.