Лидия Чарская - Том 14. Первые товарищи

Я гордилась моими косичками и тщательно занималась заплетением их каждое утро.

Кузина Лизочка изменилась меньше нас всех. Это была прежняя маленькая девочка, белокурая и бледненькая, с большими и ясными синими глазами. Хрупкая и тоненькая, она походила на дорогую фарфоровую куколку, которая стояла у тети между прочими изящными вещицами. Только золотистые кудри казались длиннее да глазки смотрели внимательно и строго, как у взрослой.

Мы с Яшей горячо полюбили нашу новую сестричку. Всегда приветливая Лизочка была добрым ангелом нашей семьи.

Дядя и тетя обожали свою девочку, но одинаково ровно обращались со всеми нами, не делая никакой разницы между мною — бедной сироткой-племянницей, чужим для них Яшей и родной дочерью. Часто няня говорила мне:

— Видишь, Катенька, какое вам с Яшей счастье выпало! Как Боженька-то все устроил хорошо! Каких добрых родителей нашли вы в дяденьке и тетеньке. Молись за них, Катенька, и Бог тебя не оставит!

И я молилась, горячо молилась, и утром, и вечером, когда на сон грядущий становилась на колени перед большим киотом в тетиной спальне. Лампада, зажженная заботливыми руками няни, освещала тихим, мерцающим светом кроткий лик Божией Матери, так ласково смотревшей на маленькую девочку, шептавшую свои детские молитвы!

Господи, как хорошо мне было! Как я была счастлива среди добрых и милых родных, рядом с моей нянечкой, с моим дорогим братом Яшей… Все, что я пережила, что вынесла от злодея Ленча, — все это казалось мне теперь дурным сном.

— Катя, Лизочка! У меня есть к вам очень важное дело, — торжественно проговорил Яша, неожиданно вбегая во двор с ранцем на плечах.

Мы только что втащили на гору наши саночки и теперь стояли запыхавшиеся на ее верхушке. Яша имел очень таинственный вид. Его глаза смотрели серьезно и важно.

— Что такое? — воскликнули мы в один голос. — Что случилось, говори скорее!

— А вот что! — тем же торжественным тоном продолжал Яша, влезая к нам на горку и усаживаясь на санки. — Вот что: сегодня наш классный наставник сказал, обращаясь к нашалившему Пете Волкову, моему товарищу. "Яша Миронов тебя сдерживает немного, а что ты будешь без него делать, когда он от нас уйдет".

Я так и обмер. "Как уйдет? — невольно вырвалось у меня. — Как, Василий Васильевич, разве меня исключают?" И, признаться, девочки, я готов был разреветься, но Василий Васильевич сразу успокоил меня: "Что ты, что ты, братец, тебя-то исключат? Примерного ученика, которым весь класс должен гордиться? Нет, голубчик, просто по просьбе твоего дяди тебя переводят в петербургскую гимназию. А разве ты не знал? Тебе еще не говорили дома? Верно, это еще не решено окончательно… Да ты лучше спроси-ка сам дядю — он тебе скажет". Вот и все, девочки, что я хотел сказать, — закончил свой рассказ Яша.

— Как же так? Неужели ты уедешь от нас? — спросила Лизочка, успевшая за эти два года горячо привязаться к своему названому братцу.

В ее синих, лучистых глазках стояли слезы.

— Я не знаю, право же, не знаю, Лизочка, — повторял растерявшийся Яша, — успокойся, милая, вот Катя же не плачет! Катя — умница!

— Катя оттого не плачет, — уже капризно заговорила Лизочка, — что, верно, ей не жалко тебя, верно, она не так тебя любит, как я!

И она посмотрела на меня сердито и потешно надула свой пухлый ротик.

Как она ошибалась, Лизочка! У меня сердце замирало от страха расстаться с Яшей, с моим милым братцем, с которым привыкла делить радость и горе!

Расстаться с Яшей! Нет, никогда! Это было до того ужасно, что я бы, кажется, не пережила разлуки! Но что же делать? Идти к дяде и тете и упросить их не отсылать Яшу в Петербург? Но они могут рассердиться за мое вмешательство. Ведь если Яшу переводят в петербургскую гимназию, так, значит, это так и надо. Старшие знают больше нас, детей, и, вероятно, все уже обдумали прежде, чем принять решение…

Я старалась успокоить себя такими рассуждениями, но сердечко мое невольно сжималось.

Я не помню другого такого печального обеда, какой был в тот памятный для меня день! Яша сидел за столом молчаливый и сосредоточенный. Лизочка почти ничего не ела, даже своих любимых трубочек с взбитыми сливками, чем привела в огорчение кухарку Маврушу. Я через силу ела жаркое и пирожные, чтобы не заметили моего волнения. Я была немного старше Лизочки и должна была подавать пример моей маленькой кузине.

Дядя и тетя заметили, наконец, наше волнение и спросили, не случилось ли чего с нами. Тогда Лизочка вскочила из-за стола, бросилась к матери и зарыла свое личико в ее коленях, повторяя сквозь слезы:

— Мамочка… мамочка… голубушка… дорогая… не отправляй Яшу в Петербург!.. Не отправляй, милая.

— Лизок… ты что, девочка? — испуганно спрашивала тетя.

Встревожился не на шутку и дядя. Он строго взглянул на Яшу, как бы спрашивая у него причину этих слез. Яша виновато опустил глаза и, поминутно путаясь и поправляясь, объяснил, в чем дело.

Чем дальше слушал дядя, тем лицо его становилось веселее, а когда Яша закончил, он встал из-за стола, подошел к Лизочке и, подняв ее личико, залитое слезами, спросил:

— Так ты плачешь, детка, оттого, что тебе жаль расстаться с братцем?

— Да, папа! — могла только выговорить Лизочка.

— И тебе, Катя?

Я молча кивнула головой. Я боялась, что если скажу хоть одно слово, то расплачусь не меньше моей кузиночки.

— Успокойтесь, ребятишки, — проговорил дядя. — Вам не придется расставаться с вашим другом… Не хотел я вам говорить этого раньше, да сама судьба за меня распорядилась… Василий Васильевич проговорился, и скрывать больше от вас нечего. Вас ждет большая новость: мы переезжаем в Петербург… Яша поступает в одну из петербургских гимназий, и вы не расстанетесь с ним, даст Бог, никогда. Лизок, утри свои глазки, и чтоб я не видел больше проливного дождика! Ну, рассмейся же, раз, два, три!

Лизочка весело завизжала, что у нее всегда означало выражение восторга, а мы с Яшей запрыгали от радости. Путешествие в Петербург казалось нам таким заманчивым! Особенно радовалась я, не забывшая большого и шумного города, где жила вместе с моей дорогой, незабвенной мамой.

Когда миновал первый взрыв восторга, мы забросали дядю и тетю вопросами: когда мы едем? Что берем с собой? Где будем жить? Поедет ли с нами толстая Мавруша, которая так хорошо готовит трубочки со взбитыми сливками? Кстати, вспомнив о трубочках, мы не отказались от вкусной стряпни, и через пять минут няня приняла со стола пустое блюдо.

— Катя, Катенька, ты берешь кукольный сервиз? Он наполовину разрознен, и я думаю, не лучше ли отдать его бедным, — кричала мне из детской няня, укладывавшая в дорожную корзину игрушки.