Юрий Третьяков - Мюнхаузен

Вруном Витька никогда не был. Все как-то само собой вышло.

Пришел к нему как-то длинный Юрка и сказал, что за городом, в поле, он знает где, стоит самолет. В него можно залезть и сидеть там, пока не надоест, — разрешают. Только, конечно, нельзя ничего трогать и ломать. И надо спешить, пока самолет не улетел. Такой случай бывает раз за всю жизнь. Если один день в школу не сходить, ничего не случится, даже лучше — двойку не схватишь…

В поле никакого самолета не оказалось. Зато стояла машина с кирпичом. Шофер, у которого они спросили, где самолет, сказал, что самолета нет, а вот если они помогут сгрузить кирпичи, то он их прокатит в своей машине до самой деревни Синички.

Часа за полтора Витька с Юркой разгрузили и сложили весь кирпич, и шофер не обманул — довез их до самой деревни Синички. Плохо было одно: доехали быстро, а домой шли пешком до самого вечера.

Когда на другой день в школе проверяли домашнее задание по арифметике, Витька сказал, что ночью к ним в квартиру забрались воры и все украли. Даже задачник и тетрадку. И вообще у него не было времени: он помогал милиционеру с розыскной собакой ловить этих воров. Их, конечно, поймали, и все вещи нашлись. Не нашли только задачник и тетрадку, которые воры где-нибудь потеряли или спрятали. Учительница ничего не сказала, только покачала головой и вздохнула.

А через несколько дней тот же длинный Юрка встретил Витьку на улице и говорит:

— Погода хорошая. Давай сходим на речку, посмотрим, как там, в речке, вода течет.

В речке вода текла так здорово, что Витька нечаянно уронил портфель, и он утонул. Его долго доставали со дна, но так и не достали. Длинный Юрка сказал, что это пустяк, он даст Витьке точно такой же портфель и учебники даст. Только не сейчас, потому что портфель спрятан под комодом и вынуть его никак не возможно, пока не уйдет на работу отец. В этом портфеле сложены всякие боеприпасы, их отец и так уже два раза отбирал.

— Не горюй! Чего-нибудь придумаем! Ну, например, скажи… что украли! — успокаивал друга Юрка.

— Уже говорил…

— Ну и что? Могут же второй раз украсть. Мне один старик рассказывал, что у него лошадь воровали не то два, не то три раза…

— Сравнил!.. То лошадь, а то портфель… А скажут: почему в школе не был?

— Да-а!.. И мне скажут… Вот дела! Чего бы мне придумать? А! Скажу: мать на работу ушла, меня случайно на ключ закрыла и я никак не мог выйти. Потом достал разные веревки, сделал из них лестницу… Или про лестницу не надо, а то скажут: мог и в школу прийти… Ну, я себе придумал, теперь ты думай… Ну, всего! Я побежал! А то мать заругает…

Всю дорогу Витька усиленно думал, но ничего не придумывалось.

В подъезде Витькиного дома управдом громко разговаривал с какой-то женщиной:

— А отвечать кто будет? Пушкин, извините за выражение? Я им так и сказал: будьте любезны, про-верь-те! Потолок провалился — управдом виноват? Я в ЖКО три раза сигнализировал!

Витька очень заинтересовался разговором, но разъяренный управдом закричал на него:

— Ты откуда взялся? Ты чего тут прислушиваешься? Ты из какой квартиры? Это ты ко мне в калориферное отопление лазил? Нет? А кто?

Витька прошмыгнул мимо и, не оглядываясь, побежал по лестнице. Ура, придумал!

В школе Витька чувствовал себя превосходно. Другие боялись, что их вызовут, листали учебники, тетради, а Витька просто так сидел и весело поглядывал.

— Ты чего, Морозов, как в гостях? — спросил классный руководитель Андрей Кондратьевич.

— А у меня ничего нет…

— Как — ничего нет?..

— Так. У нас крыша обвалилась.

— То есть… Что-то я не пойму. Совсем обвалилась?

— Совсем. Мы в ЖКО три раза сигнализировали. Ну, и все завалило. Книжки, тетрадки — все… Уроки учить негде.

Все в классе с удивлением разглядывали Витьку.

— Ну и ну! — проговорил наконец Андрей Кондратьевич. — На тебя, брат, несчастья сыплются, как из рога изобилия: то, слышал, воры у тебя тетрадку с домашним заданием украли, теперь вот крыша обвалилась. Был в библии такой герой — многострадальный Иов… вроде тебя…

Кто-то захихикал.

— Тихо! Что за смех? Ну, а вообще-то все благополучно обошлось? Так сказать, без жертв? Если не считать преждевременной гибели тетрадок?.. Впрочем, судя по твоему лицу, ты эту потерю не так уж трагически переживаешь…

— Почему… — испугался Витька, — я переживаю… Очень даже сильно переживаю… У нас даже соседу Ивану Иванычу прямо бревном по голове! Вы бы, Андрей Кондратьевич, попросили других учителей, чтоб меня сегодня не спрашивали. И завтра тоже… Пока крышу не починят.

— Раз такой случай… Ты, однако, не сиди сложа руки. Дайте ему кто-нибудь листок бумаги и карандаш. Погорельцу, так сказать…

На первой же перемене Витька получил сразу два прозвища: «Иов» и «Погорелец». Это немного испортило его превосходное настроение.

Длинный Юрка принес вечером портфель и учебники. Портфель был точно такой же, как утонувший, даже новей.

— Ну и единицу мне сегодня влепили! — похвалился Юрка. — Во всю клеточку! Такой толстой единицы, наверно, никому еще в школе не ставили. Это я точно знаю. Сашка Рындин говорил, а уж он-то знает: он этих единиц получал — не сосчитаешь. И в скобках написала «ед.» — это, значит, чтоб я не мог ее на четверку переправить. Я все толком объяснил ей насчет ключа, а она говорит: «Ты мог домашнее задание сделать, время у тебя было…» И верно, а? Я ведь об этом не подумал. А вообще-то несправедливо: она же не знает — может, я не врал!

Проводив длинного Юрку, Витька проник в свой двор не через ворота, а сквозь дыру в заборе. И хорошо сделал: посреди двора стоял Андрей Кондратьевич и, задрав голову, смотрел на крышу. Потом к нему подошел управдом. Витьке сразу сделалось жарко, по спине закололи горячие иголочки. Скрываясь за штабелями недавно привезенного теса, Витька услышал:

— Ничего подобного! Категорически вам заявляю как ответственное лицо! — пронзительно кричал управдом. — В данном случае обвал не имел места! Кто?! Шустрый такой, ушастенький? В бобриковом пиджачку! Он! Он Мюнхаузент! Это первый во дворе обормот! Одиннадцатого числа ко мне в калориферное отопление залез. Я с ними беседу провел. «Люди вы, говорю, ученые. Вас учат. Ка-ло-ри-фер-но-е, говорю, отопление, ты рассуди своей дурьей башкой!» — «Да разве, говорят, мы не понимаем? Да разве, говорят, мы не знаем?» А в тридцать второй квартире есть такой очкарь — ах, алхимик, иезуит! — все полы кислотой пожег, того и гляди, дом сожгет! «Это, говорит, отопление устаревшее»… Вы понимаете, товарищ педагог? Только раз истопник отойди, а он уж сидит там, ковыряется… Как на грех сапоги жали, а то б я… Ишь! Ишь! Какой-то уже выглядывает! Это не он? А ну вылазь! Ты чей?