Юрий Третьяков - Дикая жизнь в лесу

— И порох у меня есть!.. У аспиранта-квартиранта отсыпал… Если все ж таки змея укусит кого, сыпнем на это место, подожгем, пыхнет, и весь яд сгорит!..

Он начал старательно обкладывать место ночлега веревкой, которой как раз хватило, чтобы змее негде было проползти и помешать всем спать.

Приползала какая-нибудь змея или нет — неизвестно, но только не змеи, а комары на всех накинулись.

На Синичке комары водились особой породы — поменьше мухи, но гораздо больше обыкновенного городского комара, с жалом толстым и острым, а голоса у них были громкие, грубые — лесные.

Стоило только закрыть глаза, как над ухом нахально раздавалось: зь-зь-зь-зь…

Одного прихлопнешь, другой уж зудит: примеривается, где бы сесть.

Поэтому все не спали, а хлопали комаров. Только и слышалось: хлоп! хлоп! хлоп!

Один Гусь как лег, так сразу богатырски захрапел под своей драной шубой.

— Ишь как старается! — позавидовал Гусю отец. — Никаких комаров не признает!..

— Если Гусь заснет, — объяснил Братец Кролик, — То его не то что какие-то там комары — пчелы не разбудят! Зря дубину приготовлял… Медведь успеет у него половину ног отъесть, покуда он проснется!.. У него сон крепкий, как у слона, потому что — закалка большая против всего! Я тоже с завтрашнего дня закаляться начну! Давно я собирался на зорьке купаться для закалки, но дома всегда просыпал! А тут, чуть рассветет, я сразу в речку — бултых!..

— И я! — сказал Глеб.

— И я! — сказал Мишаня.

— Я вам дам «бултых», — сказал отец. — Чтоб вы мне всю рыбу тут распугали?..

— Мы подальше место найдем! — успокоил его Братец Кролик.

Потом все долго молча хлопали комаров, стараясь уснуть по примеру Гуся, но никак не удавалось.

— Сквозь телогрейку прокусывают, черти! — громко сказал отец, и всем стало смешно, да и к комарам начали привыкать, потому что уже не разобрать было, где старый укус чешется, где новый комар кусает.

Долго молчавший Глеб сказал:

— Даже хорошо, что комары! Путешественники всегда становились жертвой комаров, москитов… Не какие-нибудь дачники, как Синицы дразнились!..

От этого настроение у всех еще больше улучшилось, и все начали воображать себя в тайге.

Скоро и комары перестали кусаться, наверное, уже наелись или кончился их рабочий день, и все уснули…

Ночью какой-то неизвестный лесной житель залез в продуктовый мешок и прогрыз дырки во всех пачках отцовских папирос — интересовался, что там положено.

Но это обнаружилось потом, когда собрались завтракать, а рано утром Мишаня проснулся, выглянул из-под телогрейки и увидел двух собачек — желтенькую и пестренькую. Они навострили уши, дружелюбно вильнули хвостами и не спеша побежали рядышком по тропинке, которая вела в чащу леса.

Собачки, видно, прибегали посмотреть, кто здесь поселился, и заодно подобрали все корки, оставшиеся после ужина.

Трава была серая от росы, с воды поднимался пар.

Когда Мишаня сунул палец в воду, она оказалась теплая, но лезть в нее все равно не хотелось…

Мишаня разбудил Братца Кролика: может, он первый бултыхнется, как вчера обещал, а уж Мишаня — за ним…

— Купаться, да? — спросил Братец Кролик, выбираясь из общего логова.

— А как же! — сказал Мишаня. — Ты ж обещал! Глеб, вылазь, буди отца с Гусем: зорька уже кончается, а они все спят! И догоняй нас — мы пошли место для купания искать!

Когда Глеб их догнал, он уже успел от холода посинеть.

— Будил? — спросил его Мишаня.

— Да, будил… — ответил Глеб. — Говорю: вставайте, дядь Петь, зорька уже почти кончилась… А он говорит: мы всю ночь с этими проклятыми комарами не спали, какая тут зорька! В таком месте мы наловим себе рыбы без всякой зорьки… И опять заснул еще сильнее… А Гусь так и вовсе не просыпался…

Отыскалось хорошее место, где река была мелкая, и даже игрушечный пляжик величиной с песочницу для малышей.

— Раздеваемся! — сказал Братец Кролик и начал медленно-медленно высвобождать рубашку из-под пояса.

Мишаня тоже расстегнул одну пуговку. А Глеб быстро скинул рубашку, трусы, тапочки и подошел к воде:

— Лезть?

— Давай!

Никто и не думал, что он осмелится окунуться, а он бултыхнулся в воду, окунулся по самую шею, вытаращив глаза, как кот, побарахтался и обернулся:

— А вы?

Пришлось и Мишане с Братцем Кроликом лезть в речку! Вода была теплая и сидеть в ней приятно, но холодно и страшно вылезать.

Глеб опять осмелился и вылез первый, поскорее оделся, начал подпрыгивать, стучать зубами и размахивать руками, однако не уходил, а ждал всех.

Поневоле пришлось вылезать и Мишане с Братцем Кроликом.

Стало ясно, почему закаленные люди купаются рано утром: все сразу почувствовали необыкновенную бодрость и энергию.

— В пять раз лучше я себя чувствую! — заявил Братец Кролик.

Мишаня, не зная, куда деть появившуюся от купания силу, вернувшись в лагерь, начал тормошить спящего Колюньку:

— Ну, чего спишь, как птица-сплюшка? Купаться нужно! Вот окунем тебя сейчас в воду!..

— Меня нельзя окунать… — пробормотал Колюнька, не просыпаясь. — Я маленький…

От скуки натаскали целую гору сухих сучьев и разожгли огромный костер, но варить на нем было нечего, а солнце пригревало с каждой минутой все сильнее.

— Покуда они спят, пошли на разведку! — скомандовал Мишаня. — Мы будем разведывать местность, а Глеб пускай поддерживает огонь, как у первобытных людей!.. Смотри, чтоб не потух!..

Затем он заткнул за пояс свой нож, а Братцу Кролику посоветовал:

— Захватывай Гусеву дубину! Если какой зверь на нас нападет, я буду колоть его ножом, а ты бей сверху дубиной, только не промахнись!

Братец Кролик взвалил на плечо дубину, и они пошли по узенькой тропке, а свернуть в сторону было нельзя, потому что кусты, стоило их задеть, обрызгивали росой с ног до головы.

— Чащу мы обследуем потом, когда роса высохнет, — сказал Мишаня — А пока будем и будем идти по дорожке. Интересно, куда она ведет?..

Тропинка привела к озеру Синичка.

Оно было широкое и такое длинное, что и конца у него не видно, как у реки! На берегу виднелись из-за деревьев крыши каких-то туземных хижин.

Тут они встретили дикаренка. Он был Колюнькиного возраста, в девчачьем платье, но острижен наголо. Лицо у него, как у вчерашних туземцев, было черное от загара, а брови и немного отросшие волосы — белые. Он гнал веревочным кнутиком утят без утки и вытаращился на гусиновцев, будто они с луны свалились.

Мишаня спросил:

— Девочка, как тебя зовут?

Дикаренок застеснялся, отвернул лицо в сторону и невнятно пробормотал:

— …лопец…

— Ка-ак?

Дикаренок разозлился и крикнул:

— Хлопец! Пэтя!

Потом рассвирепел еще больше и замахнулся на Мишаню кнутиком: