Геннадий Михасенко - Кандаурские мальчишки

Мы брели по мокрой, росистой траве, как по мелководью. Сапоги мои размякли и перестали жать, хотя носки остались загнутыми, как у лыж.

День снова обещался быть солнечным, тихим, душным. Шурка уверенно заметил:

— Ох и трахнет грозища после этаких деньков, ох и трахнет! Только берегись!

Колька жаловался, что не удалось отомстить Граммофонихе. Он до полуночи разыскивал свинью, но не нашёл. Правда, у соседа в ограде пыхтел здоровенный хряк. Но едва Колька подобрался к нему, чтобы сперва уговорить, задобрить, а потом потихотьку выгнать, как этот хряк пронзительно завизжал, будто его режут. Выскочила хозяйка. Кольке пришлось отсиживаться в тени, а затем огородами прокрадываться на другую улицу, чтоб не потревожить проклятого кабана, а то он опять всполошится. Но пусть! И это он учтёт, и то, что три раза свалился в крапиву — щёки даже подушками вздулись. За всё сразу отплатит.

Петька его поддержал, сказав, что дело стоящее, что это по-военному — мстить, и что он, Петька, поможет, потому что у него самого есть зло на Граммофониху.

Где-то загудел мотор самолёта. Шум нарастал. Самолёт появился со стороны полей, небольшой, с двумя ярусами крыльев. Он шёл низко, точно собирался приземлиться и выбирал место. Но над болотом набрал высоту и уплыл куда-то за тайгу.

— Что это он здесь болтается? Летел бы на фронт, там небось нужнее, всё лишнюю бомбу швырнул бы, — проговорил Петька, взглядом проводив самолёт.

— На фронте и без него хватает. И не таких, а быстрых. А этот как супоросная свинья. Фрицы их только и поджидают, чтоб сбить, — рассудил Шурка.

— Так ведь и быстрых тоже сбивают, — вставил я.

— Быстрого не собьёшь, — вмешался Колька. — Ага ведь, Шурка?.. Это вроде ласточки, ага ведь, Шурк?

— Ещё бы! — убеждённо сказал Петька, будто его спрашивали.

— Нет! — перебил вдруг Витька. — Нет, неправда… И быстрых сбивают. Мой папа летал на истребителе… Сбили!

Мы разом оглянулись на него и несколько мгновений рассматривали его, словно он упал к нам с неба.

— А как? — спросил я.

— Об этом не писали. — Витька вздохнул. — Погиб геройски — и всё.

— Геройски? — уважительно переспросил Колька. — Может, он таранил?

Витька пожал плечами.

Налетел порыв ветра, волной прокатился по Клубничному березняку, раздувая зелёное пламя листьев, и, обессилев борьбой с ними, застыл где-то в вершинах.

— Конечно, и быстрых тоже… — замялся Петька. — Но всё же…

Мы спустились ниже, к болоту, к самым зарослям. Где-то рядом стучал дятел. Я прислушивался, искал глазами, но напрасно. А дятел всё тук-тук, тук-тук. Колька швырнул наугад сучком, дятел смолк: или притаился, или улетел.

— Может, читать будем? — спросил я.

— Сыро, — ответил Шурка. — Уж читать, так сидя, с толком.

— А мы на ногах, — предложил я и потянул из-за пазухи книгу.

Петька смахнул с одной из кочек росу, уселся и сказал:

— Ну, кто там жил да был?

Мы не стали рядиться, кому читать книгу. Я сразу протянул её Шурке. Он передал мне бич и открыл первую страницу, открыл и принялся рассматривать.

— Ты что, про себя вздумал читать?

— Нет, тут картинка.

— А коли картинка, так всех обноси.

Шурка повернул книжку к нам. Посредине листа была нарисована огромная птица с горбатым, будто переломленным носом. Эта птица летела по ущелью, дно ущелья пропадало в темноте, а вершина — в облаках.

— Я уж знаю, — заявил Петька. — Мужик — как его? — а, Синдбад. Синдбад начнёт целиться в эту ворону, а она взмолится: «Ой, не стреляй в меня, я тебе пригожусь».

— Ага? — вопросительно глянул на Витьку Колька.

— А вы не гадайте, как цыгане, лучше по порядку.

— Поди, сам не знаешь…

Шурка перелистнул и принялся читать:

— «Давно-давно жил в городе Багдаде купец, которого звали Синдбад. У него было много товаров и денег, и его корабли плавали по всем морям. Капитаны кораблей, возвращаясь из путешествий, рассказывали Синдбаду удивительные истории о своих приключениях и далёких странах, где они побывали. Синдбад слушал их рассказы, и ему всё больше и больше хотелось своими глазами увидеть чудеса и диковинки чужих стран. И вот он решил поехать в далёкое путешествие…»

Я почувствовал, что Витька дёргает меня за локоть.

— Дай, пожалуйста, мне бич.

Я держал кнутовище под мышкой, не оборачиваясь, ослабил руку, и Кожин вытянул его. Затем Витька крадучись отделился от нас и побежал вверх, к Клубничному березняку.

— Куда это он? — спросил тихо Петька.

Шурка оторвался от книжки и свистнул. Витька остановился, обернулся и прокричал:

— Вы читайте, читайте… Я овец постерегу, а вы почитайте. — И он побежал дальше, волоча за собой бич, временами неловко, стороной, выбрасывая его вперёд.

— Ишь ведь понравилось, — заметил с улыбкой Шурка. — Ну ладно, где я тут отнялся… А, вот.

У Кольки уши торчком, он их ещё ладонями оттопырил, чтобы было слышнее. Ружьё он держал в обнимку, прижатым к плечу.

Петька слушал, глядя в землю и скребя ногтем железнодорожный крестик на пилотке.

Шурка читал не торопясь и не запинаясь, правда, без выражения, но и люди и животные представлялись нам живыми.

Доставалось же Синдбаду. То он высаживался на остров, который оказывался рыбой, то попадал в когти к гигантской птице Рухх, которая кормит своих птенцов слонами, то встречался с великаном и выкалывал ему глаза. И ещё, и ещё. И всегда все спутники Синдбада тонули, а он спасался. Это, пожалуй, не сказка, а враньё, но всё равно интересно. А вдруг вот этот бугор, на котором раскинулся наш Кандаур, вовсе не бугор, а рыба, и сейчас она шевельнётся. А из болота возьмёт да и выползет змеища, выберет самого жирного из нас, наверное Кольку, и сожрёт… Мне начинало казаться, что это не Шурка читает, а сам я сочиняю и рассказываю.

Стадо ушло далеко. Мы спохватились и пошли широким шагом вдогонку, разминая затёкшие суставы.

— Зачитались? — встретил нас Витька.

На его щеке мы заметили малиновую полосу от виска до подбородка.

— Что это? — спросил я.

Витька плечом прижался к щеке, потом дотронулся рукой:

— Заметно?

— Горит прям.

— Бичом… У вас тут есть один баран, какой-то недоразвитый, — старается удрать. Я сперва кричал на него, потом стал грозить, потом уж и размахнулся, да вот… Заметно, говорите? Толя сегодня ахнет.

— Боевое крещение, — снова ввернул Петька. — Дай-ка.

Он взял бич, отошёл от нас, крутнул над головой, дал руке движение вспять — и бич выстрелил. Петька важно молчал. Вдруг Колька отломил тонкую, длинную тальниковую ветку, зажал её в кулак, дёрнул против «шерсти» и сбил все листья, кроме одного на самой вершине.

— А вот гляньте, — вытянул руку с веткой. — Шурк, щёлкни-ка.

— Да ладно.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Витька.