Гана Боржковцова - Тройка неразлучных, или Мы, трое чудаков

— Ярда, правда, это тебе не пройдет. И Вашек говорил, это тут же…

— Заткнись, — советует Пипу Ярда. Не тратить же время на болтовню с Пипом!

Все остальные тоже считают вопрос исчерпанным. Никто уже не замечает ни Пипа, ни Ярды, который вынул из портфеля тетрадь без обложки и теперь старательно, переписывает сочинение.

— Тетради — на правую сторону парты, — приказывает Беранкова. Она дает понять, что сегодня никому пощады не будет.

— Кто из вас изложил содержание какой-нибудь другой главы, кроме первой? — строго спрашивает литераторша, обойдя первый ряд парт.

Анежка быстро поднимает руку и оглядывается на класс.

— И никто больше?

Поколебавшись, поднимают руки Вашек и Миша.

— Хорошо. Остальных я спрошу по всей книге. Если не уложимся в урок, задержимся на перемену. Ты заканчиваешь фразу на слове «когда», Ярда? Многое я видела на своем веку, но такого еще не встречала. — В голосе учительницы начинают звучать угрожающе высокие нотки.

— Это я писал еще позавчера, — оправдывается Ярда, — и позабыл, что недоделал. Но теперь мне осталось дописать два предложения.

— Ты так хорошо все продумал, что точно знаешь, скольких фраз там не хватает? А ведь писал несколько дней назад. Может, только сейчас? Не перед уроком ли? У кого ты списывал?

Голос, звучавший на самых высоких нотах, вдруг падает. Последняя фраза звучит угрожающе спокойно.

— Ни у кого не списывал. Это я дома сочинял позавчера. Ребятам кажется, что Ярде вот-вот снова влепят затрещину. Но Беранкова держит себя в руках.

— Кто дал ему списать? — снова спокойно повторяет она свой вопрос.

Никто не шелохнется. Несколько ребят, искоса взглянув на Пипа, уже уставились куда-то вдаль. Ярда разглядывает свои кеды.

— Ну так как же? — спрашивает учительница. — Я жду. На перемене я буду проверять, как вы знаете содержание, и после уроков — тоже, времени у нас хоть отбавляй.

Алена беспокойно вертится на парте.

— Ты дала ему списать?

— Нет, я не давала.

— Покажи свое изложение.

Взглянув в тетрадь, учительница молча возвращает ее Алене.

— Так кто же? Неужели вы рассчитываете, что я в этом не разберусь? Изложение нельзя списать как задание по математике. Вы же хорошо знаете, что я все выясню до конца. Только зря всех задерживаете. Я сообщу директору, что вы сорвали урок… Комареку этого только и не хватает. А директор наверняка до всего дознается, можете быть уверены. Вы же вынуждаете меня искать виновного.

У Пипа вдруг возникает такое чувство, что еще мгновение — и они на самом деле перестанут слышать Беранкову, но, к своему удивлению, тут же убеждается, что худшее еще впереди. Так бывает, когда у телевизора выключишь звук; Беранкову выключить нельзя, значит, она будет стоять и вопить в абсолютной тишине, прямо у них на глазах превратившись в дельфина или в кого-нибудь похуже.

— И я это сделаю. Отыщу того, кто считает меня идиоткой.

— Это сделал я, — вдруг произносит Пип и, как подобает благовоспитанному мальчику, поднимается из-за парты.

— Как…

— Это я дал ему списать.

Признание тут же оказывает свое действие. Словно Пип произнес заклятье.

Голос Беранковой враз обретает нормальный тон и окраску.

— Дай сюда тетрадь, — спокойно произносит она.

Пип подает.

— Хорошо, — говорит Беранкова, направляясь к своему столу. — Комарек, ставлю тебе двойку и делаю запись в дневнике.

Пип продолжает стоять. Беранкова поднимает глаза от классного журнала.

— Садись. На сей раз я тебя прощаю, потому что, в общем, ты хороший мальчик и провинился впервые. Надеюсь, это в первый и последний раз.

«Хуже быть не могло», — в мгновение ока проносится в голове у Пипа. Беранкова ошибается. Это не в первый раз. Пип всегда дает списывать. Только сегодня это вышло помимо его воли. Но тут уж ничего не поделаешь.

— Так что мы сделаем? — спрашивает Либа, чтобы прекратить разговоры. — Открыто будем голосовать или тайно?

— Тайно, — отзывается Илона.

— Это почему? — раздраженно спрашивает Либа.

— Да потому, — объясняет ей Пепик.

Остальным безразлично. Все знают, что, если в классе что-либо случится, больше других разглагольствует Либа. По привычке. А когда действительно необходимо что-то сделать, это делает Мартин. Тоже по привычке. А старостой будет Либа, потому что так предназначено судьбой и решено классной Пеховой.

Либа разрезает бумагу на изящные кусочки.

— Да нарви ты их, — советует Пепик, — а то мы до утра про сидим, а мне еще нужно историю выучить.

Однако Либа на дает сбить себя с толку. Не торопясь, аккуратно разрезает она бумагу.

Марьяну это выводит из себя. Она за Либу голосовать не собирается. Пусть вместо тридцати голосов окажется двадцать девять. Разве только Либа проголосует за себя сама… Пожалуй, так оно и будет.

Либа собрала листочки и теперь подсчитывает голоса. Зачем? Увы, сосчитать, оказывается, вовсе не так просто, и результат подсчета неутешителен.

Либа считает и перекладывает листочки, как будто разучилась считать до тридцати. Илона идет к ней.

— Давай помогу.

Проглядев три неодинаковые кучки, она объявляет:

— Мартин — девятнадцать, Либа — восемь, я — три. Все ясно. Мартин избран старостой, и мы все можем поиграть во что-нибудь другое. Бери руководство в свои руки, — обращается она к Мартину. — А я сразу же спрошу: ты уже вставил стекла в окна?

Мартин кивает:

— Застеклю в пятницу.

Потом он вынимает историю, так же как и Пепик.

— Погоди, — вступает в разговор Либа. — Мартин, ты не мог бы на минуту выйти из класса? Мы тут должны посоветоваться. Мартин удивленно глядит на нее.

— Это ты серьезно? — спрашивает он, потом поднимается и выходит.

— Ты просто спятила, — замечает Илона.

Остальные согласны с ней. Бара садится на столик, обхватив ноги в безупречных вельветовых брючках.

— Скучно, — жалуется она и оглядывается на остальных, словно ожидая, что теперь кто-то попытается развлечь ее как-нибудь получше.

К ней подходит Петр.

— Смотрите… — начинает Либа.

— А ты сперва позови Мартина обратно, — советует ей Илона.

— Нет, не позову. Классная мне сказала, что у нас, наверное, хватит ума не выбирать его.

— Это почему? — решительно спрашивает Илона. — Кто сей час голосует? И вообще старосту выбираем мы или она? Если она, то нечего нас мучить этими выборами. Пехова тоже могла бы нам объяснить, что мы хотим выбрать тебя, — и дело с концом.

— Ну при чем тут я?

— Как при чем? Кто же тогда еще при чем?

— Пехова ничего не имеет против Мартина.

— А против кого же? Против его бабушки?

Либа мнется.

— Я угадала, верно? Его бабушка ограбила банк.

— Брось, Илона, не глупи. Его отец…

— А что его отец?