Леонид Сергеев - Как на качелях

— Угу! Наше самое солнечное!.. — подтвердил я девочке и показал на наше окно. Девочка повернулась к Вовке спиной и, обращаясь ко мне, сказала:

— Хочешь, я завтра приду к тебе и мы будем вместе смотреть? Только ты закопти и для меня стеклышко, ладно?..

От неожиданности я чуть не уронил свое зеркало, но все же взял себя в руки и кивнул.

— Я приду в одиннадцать, — сказала девочка и посмотрела на Вовку. — А может, и не приду. — Она махнула рукой и пошла в сторону своего дома.

Я попрощался с Вовкой и тоже понесся домой — искать и коптить стекла.

Закоптив стекла, я стал составлять программу на следующий день. Прежде всего я твердо решил не приглашать на затмение Вовку. «Испортит все дело», — рассуждал я. После затмения я наметил устроить чаепитие, во время которого намеревался рассказать девочке о своих занятиях фотографией, охотой, рыбной ловлей и шахматами. Я одолжил у одного приятеля фотоаппарат, а у другого — удочку и шахматы. Фотоаппарат я поставил на самое видное место, а удочки засунул за шкаф, но так, чтобы концы удилищ все же виднелись. Шахматную доску я раскрыл и расставил фигуры таким образом, чтобы было ясно, что партия прервана в безнадежном для черных положении. (Белыми, подразумевалось, играл я.) Всех этих приготовлений мне показалось недостаточно, и как только пришел наш сосед, я попросил у него несколько серьезных, на мой взгляд, книг. Разложил их по всей комнате. Одни оставил раскрытыми, другие заложил полосками бумаги. После этого, мне думалось, ни у кого не могло возникнуть сомнений относительно моей начитанности.

На другой день я вскочил чуть свет. Подождал, пока родители ушли на работу, и сделал последние приготовления к встрече: занавесил в прихожей бочку с желтыми плавающими огурцами, протер в квартире пыль, сбегал в магазин, купил печенье к чаю. Потом зашел к Вовке и сказал:

— Знаешь, Вовк!.. Ты не приходи ко мне сегодня смотреть затмение…

— Почему? — нахмурился Вовка.

— Понимаешь, — начал я объяснять, — ты ведешь себя как-то не так…

Вовка посмотрел на меня исподлобья.

— Лезешь со своими камнями… Ведь я не один был. Соображать надо!..

Тут Вовка ухмыльнулся и сказал:

— Не волнуйся!.. Не приду, — повернулся и вышел из комнаты.

Вернувшись к себе, я положил закопченные стекла на подоконник и стал ждать девочку. До одиннадцати часов я сидел как на иголках. То и дело смотрел на часы и выглядывал в окно, но она не приходила. В начале двенадцатого в меня вдруг вселилась маленькая обида. «Могла бы прийти вовремя, — подумал я. — Все-таки затмение!» Я вспомнил, как девочка презрительно осмотрела Вовку, и моя обида переросла в злость. И вдруг я вспомнил, как мы с Вовкой ходили кидать камни в пыль. Когда камни тонули, от них оставалась большая воронка, а вокруг нее множество маленьких — от пылевых брызг. Я вспомнил, как мы с Вовкой однажды катались на чертовом колесе в парке, как наша кабина медленно поднималась вверх и мы уже видели верхушки деревьев и маленькие, точно игрушечные, дома. Как ветер раскачивал нашу кабину и у нас с Вовкой захватывало дух. Как потом мы опускались, и все далекое снова приближалось, и сразу становилось спокойно и радостно. И вспомнил, как однажды мы налили в Вовкиной комнате на пол воды и стали пускать кораблики. И как пришел Вовкин отец и поставил нас в угол, предварительно отодвинув шкаф. Я вспомнил, как мы стояли за шкафом и он улыбался и толкал меня в бок, такой замечательный мой друг Вовка!

Я вспомнил, как просил Вовку не приходить, вспомнил его усмешку, и мне вдруг стало ужасно стыдно. Я выбежал на улицу и со всех ног помчался к Вовке. Я вбежал в их квартиру, схватил Вовку за руки и потащил к себе. Дома я убрал фотоаппарат и шахматы и закрыл все книги. Потом усадил Вовку перед окном и протянул ему самое лучшее стекло, и мы стали смотреть на солнце.

— А что если оно навсегда скроется?

Я только на миг представил, что больше никогда не будет лета и наш переулок не будет затоплен солнцем, что не будут распускаться цветы, что я не смогу пускать солнечных зайцев, и мне стало страшно. К счастью, солнце скрылось только на несколько минут, а потом сразу же появился светящийся краешек. Он становился все больше и больше, и, наконец, появилось все ослепительно-яркое солнце.

Потом мы с Вовкой пили чай и ели печенье и радовались солнцу, сверкавшему в наше окно. Когда мы все съели, вдруг пришла девочка и извинилась, что опоздала.

Как и в прошлый раз, она недружелюбно посмотрела на Вовку, но мне уже было все равно.

А потом мы пили чай втроем, но уже без печенья. С одним сахаром. За столом девочка говорила о затмении. О том, как хорошо было бы без солнца.

— Кругом была бы одна темнота, — таинственно произнесла она. — Светились бы только фонари и светляки… И все жили бы как в сказке…

Девочка мечтательно заулыбалась. И вдруг встала и начала танцевать с закрытыми глазами, на ощупь. В этот момент я почувствовал, что она просто хочет казаться необыкновенной. Что она только так говорила, а думала совсем иначе.

Я посмотрел на Вовку, и он подмигнул мне. Наверное, он почувствовал то же самое.

Девочка вышла во двор со стаканом черешни. Идет по двору, ест ягоды, а косточки выплевывает. Подошла ко мне, протянула стакан.

— Хочешь черешни? Мы с Украины привезли! Попробуй!

Я выбрал самую крупную ягоду.

— Мы приехали из Винницы, — сказала девочка. — Теперь будем жить здесь. Меня зовут Наташа, а тебя?

На другой день мы встретились у колонки, когда я брызгал, подставив ладонь под тугую, как жгут, струю воды. Наташа спросила:

— А здесь где-нибудь купаться можно?

— Знаешь, какой пляж на Волге? У-у! Пять километров отсюда, — объяснил я.

— Далеко, — покачала головой Наташа. — А я так люблю плавать и нырять. Я умею нырять солдатиком, и ласточкой, и рыбкой…

«Вот это девчонка, — подумал я. — И нырять умеет!..»

— Пляж совсем недалеко, — махнул я рукой. — На велосипеде пять минут.

— А у тебя есть велосипед?

Я кивнул. Наташа щелкнула языком.

— А лес далеко?

— Там же, у Волги.

— Давай завтра поедем за ягодами?.. На твоем велосипеде…

— Поехали! — обрадовался я.

Следующее утро началось счастливо. В букете на столе я разыскал пятилепестковый цветок сирени. В нашу комнату влетела бабочка. В комоде я нашел трамвайный билет со счастливым номером. День начинался как нельзя лучше.

Мы договорились поехать после обеда, в три часа, но уже в половине третьего я был около ее дома. День был жаркий. От раскаленной мостовой струился горячий воздух, дальние дома улицы расплывались в трепетно дрожащем мареве. Прислонившись к тополю, я стал смотреть, как меж ветвей, наполненных солнцем, мелькали птицы.