Тамара Крюкова - Узник зеркала

— Шутишь? А мне не до смеха, — вздрогнул Глеб.

— Эхо, — прозвенел голосок.

— Зачем ты играешь в прятки?

— Я не играю и не шучу. Ты спросил, как меня зовут, и я ответила: Эхо.

— Ты — Эхо? И ты умеешь говорить? Я думал, эхо лишь повторяет слова, — удивился мальчик.

— Когда-то я была нимфой, но теперь от меня остался лишь голос. Я не рискую заговаривать с людьми. Иногда я подхватываю их голоса и разношу по округе. Это моё единственное развлечение, — грустно сказала нимфа.

— Но почему ты стала невидимкой? — спросил Глеб.

— Это очень печальная история. Я влюбилась в прекрасного юношу, равных которому нет. Ни земные девушки, ни нимфы не могли устоять перед его чарами. Но ни одна не сумела затронуть его сердца. Он был холоден и безразличен. Я была готова отдать всё, даже своё бессмертие, только бы он разок ласково посмотрел на меня, но, увы, я для него была пустым местом. Он лишь твердил мне: «Уйди, ты никто». Мои подружки советовали выбросить его из головы, но разве я могла приказать сердцу? День ото дня я чахла, пока не исчезла совсем. Теперь я и впрямь никто. У меня остался лишь голос и имя — Эхо.

— Но неужели юноша не пожалел тебя? Что с ним стало? — спросил Глеб, тронутый рассказом нимфы.

— Его постигла страшная участь. Однажды все девушки, которыми он пренебрёг, собрались и пошли к Немесиде, богине справедливости, чтобы попросить её наказать красавца за высокомерие и бессердечность. Я пыталась их отговорить, но они не послушали меня, ведь я — никто. Немесида наложила на него заклятие, сказав, что он влюбится в самого себя и будет страдать так же, как заставлял страдать других, и умрёт от неразделённой любви. Возвращаясь с охоты, он склонился над озером, чтобы напиться воды, и, увидев своё отражение, влюбился в него. С тех пор он чахнет и страдает от любви к собственному отражению, которое холодно и безразлично к его переживаниям. Отражение не отпускает его. Он стал узником Зеркала, а я часто сижу подле него. Я бы сделала всё, чтобы облегчить его муки, но я — никто.

— Неужели ты так любишь Гордея? — спросил Глеб, не понимая, как брат мог вызвать любовь стольких девушек, ведь он был всего лишь подростком.

— Почему Гордея? Моего возлюбленного зовут Нарцисс. Ты наверняка видел цветы, названные его именем. Они родились из его вздохов и слёз и цветут ранней весной. Нарциссы так же изысканны, прекрасны и холодны, — сказала нимфа.

— Ничего не понимаю. Тут ведь только один юноша. Он должен быть моим братом, Гордеем, — настаивал Глеб.

— Может быть, он твой брат. У вас обоих золотые кудри. Но я знаю его под другим именем. Впрочем, раздвинь ветви и взгляни на него сам, — предложила Эхо.

Глеб в волнении раздвинул смыкающиеся ветки кустов и увидел неподалёку сидящего на берегу озера юношу, поглощённого созерцанием собственного отражения. Это был не Гордей.

— Всё кончено, — с безысходностью подытожил Глеб.

В горле у него встал комок, и непрошеные слезы выступили на ресницах. Гордея в Зазеркалье не было. Наверняка это происки Ведуньи. Глеб вспомнил, как она грозилась добраться до него. Ей это удалось. Она обманом заманила его сюда, чтобы тоже сделать узником. Мальчик подумал, как будут горевать родители, не зная, куда он пропал. Внезапно у него промелькнула спасительная мысль: слуги Зеркала говорили, что узником становится только тот, кто совершил ужасный проступок. Значит, Ведунья не сможет удержать его здесь. И тут он вспомнил про Марику. Он погубил цыганскую девочку. Он не имел права рисковать её жизнью и приводить её сюда. Если ему самому суждено пропасть, то он должен спасти хотя бы Марику.

— Эхо, ты ещё здесь? — окликнул он нимфу. В ответ не раздалось ни звука.

— Пожалуйста, отзовись. Я прошу не ради себя, а ради одной девочки.

— Ты любишь её? — с интересом спросила нимфа.

— Она для меня как сестра. Она попала сюда из-за меня, потому что хотела помочь. Я готов понести любую кару, только бы спасти её. Она не виновата, что переступила через запретную черту. Пожалуйста, помоги мне.

— Я не могу ничего сделать. Разве ты забыл, что я — никто?

— Не говори так. Разве никто может быть таким преданным и верным? Да, у тебя остался лишь голос, но это не так уж мало. Когда ты отвечаешь одинокому путнику, он уже не чувствует себя одиноким. А кроме голоса у тебя есть сердце, и ты не сможешь оставить в беде невиновного.

— Мне очень жаль её, но я не знаю, чем могу помочь.

— Найди её, ты ведь не затеряешься среди миражей.

— Хорошо. Как только отыщу её, я скажу тебе, — пообещала нимфа, и всё стихло.

Ведунья с Марикой оказались в хрустальном зале с высоким сводчатым потолком. Дневной свет проникал сквозь грани хрусталя и разбрызгивался солнечными зайчиками. Пол был устелен пушистым белоснежным ковром. Здесь было очень красиво, но от стен тянуло холодом. За распахнутой настежь широкой двустворчатой дверью шла бесконечная анфилада таких же голубовато-прозрачных комнат.

— Зябко, — поёжилась Марика.

— Да уж, не жарко, — неизвестно чему улыбнулась старуха и подтолкнула девочку вперёд. — Иди. Твоя мать там. Не забудь обнять её да прижаться покрепче. Счастливого свиданьица!

Ведьма расхохоталась и исчезла, лишь эхо подхватило её смех и разнесло по гулким коридорам. У Марики от страха по спине поползли мурашки, но она собрала всё своё мужество и шагнула вперёд. Её нога поскользнулась, и девочка поняла, что приняла за ковёр иней, покрывавший пол. Она коснулась рукой стены, и ощутила ладонью не стекло, а лёд.

В это время Ведунья, в секунду преодолев все преграды и расстояния, влетела в Лисью Нору. Всё ещё сотрясаясь от смеха, она с размаху плюхнулась на стул. Тот недовольно заскрипел. Змея, мирно дремавшая возле ножки стола, с испугу стрелой метнулась в угол, но, увидев, что это вернулась хозяйка, укоризненно прошипела:

— С— столько ш-шума. С-с ума с-сойти.

— Хватит дрыхнуть, бездельники! Будем праздновать победу. Ай да Ведунья, светлая головушка! Всех вокруг пальца обвела, обдурила, — сама себя нахваливала ведьма.

— С-скажи толком, что произош-ш-шло? — спросила Змея.

— Девчонке конец! Я её направила прямиком к Ледяной Даме. Уж она высосет из этой чернявки всё тепло по капельке. Достаточно одного прикосновения, чтобы та заснула навсегда.

— Зачем это тебе?

— Неужто не ясно? Королевский отпрыск будет винить в гибели девчонки Ледяную Даму и возненавидит её. Стоит ненависти поселиться в его сердце, как ему никогда не спасти мнимого братца и не выбраться на свободу. Вот потеха! Кажется, население Зазеркалья разрастается, — хихикнула ведьма и вдруг недовольно поморщилась: — Совсем забыла. Я ведь обещала Беридара из лабиринта вы— зволить.