Анатолий Мошковский - Взрыв у моря

Выехали на раннем рейсовом автобусе. Сашка с Костей заняли сиденья за девчонками и Женечкой. За одним его плечом торчал все тот же лук, за другим — кожаный колчан со стрелами. Но Костя смотрел не на боевое оружие полудиких племен, а на узкий Людин затылок, на заколки, торчащие из волос, и упругие белые банты. Сашка сквозь свои роговые очки, твердо сидевшие на обгоревшем носу, в полном молчании глядел на мчащуюся навстречу автостраду, засаженную по краям боярышником и уже отцветающим ядовито-желтым испанским дроком, на проносящиеся ряды кипарисов и море — серое, взрыхленное белыми полосами волн: оно то и дело вырывалось из-за скал и деревьев и захлестывало Костю своей безмерностью.

На конечной остановке они вывалились из автобуса и пошли за Сашкой к музею. Он пропал в парадных музейных дверях и вышел оттуда минут через десять с большим конвертом в руке. Отыскав под акациями свободную скамейку, Сашка присел и стал осторожно, одну за другой вынимать сильно увеличенные фотографии: солдаты и морские пехотинцы в касках, худые, потные, закопченные, с автоматами на изготовку, рассыпавшись, идут в атаку; из едкого дыма и мглы встают полузнакомые ребятам обломки домов, улицы с поваленными столбами и в воронках, с убитыми бойцами на мостовой, обгоревшие скверы Скалистого…

— Жарко у нас тогда было, — сказал Сашка и спрятал в конверт фотографии. — Ясно вам, чижики? Пошли…

Первой вскочила со скамейки Люда — коротенькое платье весело крутнулось вокруг ее длинных загорелых ног. Костя предложил всем зайти в кафе-мороженое. Это они тотчас и сделали. Стараясь опередить Сашку, Костя небрежно вытащил из кармана деньги и купил всем по стакану молочного коктейля. Они расселись за маленьким синим столиком из пластика и, перекидываясь шутками, медленно тянули холодную жидкость из тоненьких соломинок. Закинув ногу на ногу и держа в руке стакан, Люда непринужденно откинулась на спинку креслица. Вся ее поза подчеркивала полную независимость, самостоятельность и взрослость.

— Вкусно как! С утра до вечера пила бы! — призналась Иринка, и Женечка тут же ей поддакнул.

— Возьму тебе еще! — не заставил себя ждать Костя.

— Не нужно. Мы и так по уши в долгу у тебя, — сказал Сашка. — Отчаливаем!

Побывав на выставке цветов и в хозяйственном магазине, они, помимо воли, добрели до киностудии — уж слишком многое в жизни каждого из них было связано с нею! Все они были немножко киноактерами, снимались в массовках, а Сашка даже несколько раз получал маленькую роль, и Костя видел его на экране в полнометражных фильмах: в одном — Сашка лихо отбивал в компании длинноволосых чечетку, в другом — быстро лез по дереву, спасаясь и прячась в густой листве от полицаев…

Сквозь высокую решетчатую ограду они долго смотрели на разряженных киноактеров, суетившихся в нестерпимом блеске «юпитеров» на фоне ярко расписанных фанерных декораций. Сашка с немалым трудом оторвал их от ограды и затащил в магазин изопродукции с открытками на стендах, книгами на полках и репродукциями на стенах… Где они только не были в этот день в Кипарисах, чего только не видали там! И все-таки, казалось Косте, чего-то главного они не сделали, что-то не случилось, что должно было случиться в Кипарисах…

— А сейчас куда? — спросил Женечка часа через три, когда они вышли из магазина, где Иринка купала цветные фломастеры. — На автобус и домой?

— А куда ж еще? — сказал Сашка. — Выполнили программу на сегодня и даже с Костиной помощью перевыполнили.

«Что он имеет в виду? Неужели молочный коктейль и стрельбу в тире?» — огорченно подумал Костя и поник. Все в нем затосковало. Ему так не хотелось возвращаться назад, и он посмотрел на свои большие, современные, подаренные отцом часы, удивительно точные, с черным циферблатом и светящимися стрелками.

— Так рано? Ну что вы, ребята! Когда еще будем здесь?

— Нет уж, у меня сегодня дел по завязку, — сказал Сашка, — два письма надо написать фронтовикам, одно — в военный архив, фотографии разобрать, да и книги недочитанные ждут, и матери надо помочь… Что понапрасну терять время?

Костя вздохнул, скосил глаза на Люду, она перехватила его взгляд и, кажется, все поняла.

— Кто хочет бензин нюхать — пожалуйста! — фыркнула она. — А мы с Иринкой сбегаем к морю! — И, обняв сестренку, бегом кинулась к набережной, туда, где были пассажирские причалы и множество магазинов, сувенирных киосков, лотков, фотоателье, где твою физиономию могли изобразить не только" на бумаге, но и на тарелке или даже на плоском камне…

Костя ринулся за сестрами — они бежали, держась за руки, и возникший от их бега ветер развевал их волосы и платья и касался Костиного лица. Сзади брели Женечка и Сашка с насупленным лицом и воинственными погончиками на плечах. Через минуту они вылетели к набережной… Там грохотало море. Оно сильно раскачивало у причалов чистенькие прогулочные теплоходики и катера и едва заметно «Родину» — многопалубный черно-белый дизель-электроход, стоявший у главного причала.

— Уже прибыл! — усмиряя дыхание, сказала Люда. — Опять небось туристов доставил, чтоб любовались Кипарисами…

«И тобой!» — чуть не сказал Костя и нестерпимо покраснел. И захотелось убежать куда-то, спрятать лицо, затаиться, унять биение сердца. Не спрятался, не затаился, не унял. Поднял голову и увидел толстый крученый пеньковый канат, уходивший к верхней кромке борта. Эх, была не была!

Внутри у Кости будто что-то разорвалось, обдав его отвагой и безрассудством. Худой, крепкий, рослый, он сорвался с места, подпрыгнул, вцепился в канат. Подтянулся, зажал его ногами и, быстро перебирая руками, полез вверх. Это он умел. Приезжая в Кипарисы, он с дружками всегда тренировал свои мускулы на этих канатах…

— Костик, ты с ума сошел! — закричала Люда.

Костя лез дальше. В глазах его качалось небо в тучах и странно наклоненные мачты корабля. Снизу восторженно смотрела на него Иринка, Сашка — неодобрительно, а Женечка — растерянно.

Ладони горели от каната, все круче был подъем. Высота уже была такая — не спрыгнешь, а сорвешься — всмятку. Никогда не залезал он по канату так высоко. Давно пора было остановиться… Но Костя не мог, не хотел, не смел. Он лез все выше и выше.

— Мальчик на канате, вернись! — потребовал в мегафон с борта мужской голос. Костя остановился и нехотя полез вниз. И все-таки спустился не донизу, а. Спрыгнул с довольно большой высоты и, слегка отбив пятки, потер рука об руку — кое-где содрал с ладоней кожу. И сказал:

— Жалко ему, что ли…

— И на судно залез бы? — Иринка не спускала с него глаз.

— А чего ж нет? Если бы не орали…

Костя и вправду залез бы. И не только на это судно — к черту на рога! Вдруг он заметил, что Люда испуганно смотрит на его ободранные до крови руки. Костя поспешно спрятал их в карман.