Тальбот Рид - Старшины Вильбайской школы

— Надеюсь, что вы приятно провели время сегодня утром? — говорил Кроссфильд Тедбери вечером того же дня.

Тедбери был одним из кучки «энтузиастов», а Кроссфильд совсем не участвовал в походе на Шельпорт и теперь намекал на неудачу, которую вильбайцы потерпели у директора.

— Все это затеи этого тупицы Меррисона, — проворчал сердито Тедбери.

— Что ж? Мысль его была недурна. Во всяком случае, вам она принесла пользу. Сознайся, вы давно нуждались в нахлобучке. Зато впредь будете умнее, — продолжал смеяться Кроссфильд.

— Не понимаю, чего ради ты вечно стараешься выставить меня дураком, — огрызнулся Тедбери.

— Друг мой милый, для этого и стараться-то незачем. Ну, будет ссориться. Скажи лучше, будешь ты завтра практиковаться в крикете?

Это был щекотливый вопрос. Среди политических волнений последней недели крикет был совершенно забыт, а между тем партия крикета против рокширцев и школьные партии одного отделения против другого быстро приближались. Впрочем, надо отдать справедливость вильбайцам: они не любили терять время. Как только школа опомнилась после полученного ею от директора отпора, то есть после обеда того же дня, она высыпала на главный двор в полном своем составе и принялась усердно готовиться к наступающим состязаниям.

Вся следующая неделя прошла между уроками и крикетом. Но ни одно отделение не проявляло такой лихорадочной деятельности, как отделение Вельча. Члены возродившегося «клуба вельчитов», предводительствуемые старшиной, работали, что называется, не покладая рук. С шести часов утра до самой переклички и в каждый свободный от уроков час в течение дня в углу главного двора, отведенном для вельчитов, можно было видеть Кьюзека, Пильбери, Фильнота и всю их компанию практикующимися в крикете чуть не до потери сознания. Вначале два других отделения относились свысока к этой затее вельчитов, и первые упражнения новых крикетистов происходили в присутствии толпы насмешливых зрителей, не спускавших игрокам ни одной ошибки. Но вельчиты не унывали, чему много способствовал президент их клуба.

Риддель следил за судьбой своего клуба с самым отеческим интересом, всячески воодушевляя его членов и принимая самое живое участие в играх. Мало-помалу из него выработался очень порядочный игрок в крикет, что удивило его друзей и недругов, а больше всех его самого. Особенно ловко сшибал он шары; знатоки говорили даже, что у него есть на это какая-то своя, особенная манера, очень опасная для противной партии.

Соразмерно с успехами своего президента успевали в крикете и остальные члены клуба. Риддель упросил мистера Паррета, бывшего мастером в этом деле, наведываться на их практику и помогать им своими советами, и всякий раз, как учитель приходил, отзывы его об игроках были все одобрительнее и одобрительнее. Сам Блумфильд и другие знаменитости главной партии крикетистов школы удостоили завернуть раза два на практику многообещающего клуба. По мере возрастания успехов клуба росло и уважение вельчитов к их старшине.

Клуб разрастался с каждым днем; к нему примкнуло много четвероклассников и даже двое-трое из старших воспитанников. Как я уже сказал, выборы прервали на время игру в крикет, и Ридделю стало даже казаться, что он потерял всякое влияние на своих новых союзников. Но когда ежедневные упражнения возобновились, он увидел, что опасения его были напрасны.

— Послушай, право, Риддель играет очень и очень недурно. Взгляни на него, — говорил Блумфильд Ашлею, стоя с ним на дворе и наблюдая исподтишка за практикой вельчитов.

В эту минуту Ридделю как сшибателю шаров было очень много дела, и он справлялся со своим делом замечательно ловко.

— Он положительно прекрасно играет, — повторил Блумфильд. — Нам для первой партии недостает именно такого игрока.

— Надеюсь, дружище, что ты не вздумаешь взять Ридделя в первую партию, — проговорил Ашлей чуть не с испугом.

— А почему бы и нет?

— Но ведь он тогда окончательно зазнается! Он и теперь нетерпим.

Блумфильд не обратил внимания на это возражение.

«Надо посоветоваться с директорскими, — сказал он про себя. — Если они не найдут лучшего игрока, то придется взять Ридделя».

Они отошли от играющих, и практика весело продолжалась до самой переклички.

— Риддель, вам письмо, — сказал Кьюзек старшине, догнав его в коридоре после первых уроков.

С переселением Ридделя в отделение Вельча Кьюзек был назначен его фагом.

— Где же письмо? У тебя? — спросил Риддель.

— Нет, в вашей комнате на столе. Я видел его там, когда заходил к вам утром вставлять новые перья.

— Я иду в библиотеку, принеси мне его туда, — сказал Риддель.

Кьюзек убежал и через минуту принес письмо в библиотеку. Риддель был занят просмотром каталога и не сразу стал читать его. Когда же он взял письмо, оно его поразило: адрес был написан печатными буквами — с очевидной целью скрыть почерк. Риддель торопливо разорвал конверт. Все письмо, вернее записка, оказалось написанным такими же печатными буквами. В нем стояло следующее:

«Риддель, если хотите найти виновника приключения во время последних гонок, обратитесь к Тому-лодочнику».

Перечитывая таинственное послание, Риддель в десятый раз спрашивал себя, что ему делать. Как честный юноша он питал отвращение к безыменным письмам; к тому же было очень вероятно, что над ним просто хотели подшутить. Ну, а если автор письма — кто бы он там ни был — сказал правду? Не должен ли он, Риддель, воспользоваться возможностью выяснить неприятное дело? Он вертел письмо, рассматривая его буква за буквой, но узнать руку не было возможности. Тогда он кликнул Кьюзека и стал его допрашивать, как и когда попало письмо в его комнату. Но Кьюзек не мог дать на этот счет никаких сведений: когда он вошел в комнату Ридделя, письмо лежало на столе, а когда его принесли и кто, он не знает. Кьюзека очень заинтересовало странное письмо, так сильно взволновавшее старшину. Он долго вертелся возле Ридделя в надежде, не скажет ли тот чего-нибудь, но Риддель спрятал письмо в карман и вернулся к своему каталогу, и Кьюзеку. оставалось только уйти.

Когда час спустя Риддель вышел из библиотеки, решение его было принято. Завтра утром он переговорит с Томом. Очень может быть, что из этого ничего не выйдет, но раз представляется хотя бы самый слабый шанс добиться правды в этом темном деле, его долг воспользоваться им. Риддель провел тревожный вечер, и даже когда в его комнату вошел нагруженный учебниками и тетрадями Виндгам, ставший опять его обычным вечерним посетителем, он не мог отделаться от своей задумчивости. Зато Виндгам буквально сиял.