Олег Селянкин - Есть так держать!

Витя старается носить только патронные ящики: снарядные для него тяжелы, а ящики с продовольствием пусть носят другие. Подходя к трапу, Витя уже кричит:

— Кому патроны?

И как приятно видеть мелькающие около ящика руки, слышать похвалу солдата:

— Башковитый братишка! Знает, о чем тоскует солдатская душа!

Не успели выгрузить последний ящик, а к берегу подходят еще два катера.

— Больше двух не собираться! — шутят на берегу и бегут к ним.

Освободившись от груза, катер «сто двадцатый» приподнимается, часть пробоин оказывается выше воды, и он быстро бежит к левому берегу, чтобы взять новый груз и снова идти в город.

Бородачев стоит у пулемета, но не стреляет: не хочет показывать врагу, где находится катер. По-прежнему густо летят снаряды и мины. Скоро и остров, за которым можно спрятаться, и тогда сразу станет легче. Но над самым катером профыркала мина и с треском разорвалась недалеко от него, ударив в какой-то из катеров. Витя видел, как приподнялась на том катере рубка и упала в воду грудой расщепленных досок. Вместо нее на катере теперь черная дыра среди яркого пламени. Горящий катер осветил Волгу и «сто двадцатый». Его сразу заметили. Всплески подкрались к нему, окружили и заплясали, сжимая кольцо.

— Ах ты! — вскрикнул Захар и сел на палубу.

— Захар, что с тобой? — спросил Витя, наклоняясь над ним.

— В ногу попал подлец, — простонал, морщась от боли, Захар и вдруг закричал: — Чего стал? К пулемету!

Витя метнулся к пулемету и схватился за его еще теплые ручки. «Куда стрелять?» — думал он, всматриваясь в берег.

— По вспышкам! Короткими! — подсказал Бородачев.

Вспышек много, но Витя не стал долго раздумывать, а просто нацелил пулемет на одну из них и дал очередь. Дальше все пошло обыкновенно: он выпускал пулю за пулей, и они, как светлячки, мелькали среди почерневших от дыма развалин. Витя даже нашел время покоситься на Бородачева. Оставляя за собой широкую полосу крови, Захар подполз к помпе водяного охлаждения пулемета и лежа вращал ее ручку, в короткие минуты передышки устанавливая около себя ручной пулемет.

Еще одна мина попала в горящий катер, он вздрогнул, задрал нос и быстро пошел ко дну. Зашипело пламя, обозленное, что вода отняла у него добычу. Фашисты сами потушили костер, освещавший реку. Самое подходящее время для того, чтобы скрыться, но осколок мины попал и в мотор «сто двадцатого». Катер опустил нос, сначала замедлил ход, а вскоре и остановился.

Агапов крикнул в машинное отделение:

— Что случилось?

— Осколок! — ответил Юсупов.

— Безнадежно?

— Отремонтирую!

Тихо стало на катере. Слышно, как Юсупов гремит ключами. Бородачев перевязывает ногу. Он не ругается, не стонет и лишь очень часто вытирает пот, выступающий на лбу. Витя хотел было помочь ему, но тот остановил его:

— Сам… Наблюдай, Витя…

Агапов стоит у рубки, всматриваясь в берег. Витя видит, что мичман чем-то взволнован, и тревожно оглядывается по сторонам. Сначала Витя не мог заметить ничего страшного, но когда внимательно присмотрелся к очертаниям домов, то почувствовал, что и у него по спине забегали мурашки. И было от чего: течение несло катер в узкий рукав Волги, один берег которого полностью захвачен врагом.

С другого борта, в нескольких десятках метров, медленно проплывает остров, покрытый голыми кустами.

Нужно во что бы то ни стало удержаться, не пустить катер дальше. Это понимали и Агапов, и Захар, и Витя. Только Иванов по-прежнему сидел скрючившись и зажимая рукой бок.

— Эх, не нога бы… — не то со злостью, не то с сожалением прошептал Бородачев.

Да, единственное спасение — закрепить пеньковый трос на острове.

Агапов взял шест и опустил его в воду. Метра полтора… Можно спрыгнуть и вброд дойти до острова. Но кто сделает это? Бородачев и Иванов отпадают… Мотористы — тоже… Значит, остаются Агапов или он, Витя. Но мичман, как командир, не может покинуть катер ни на минуту…

Витя спрыгнул с надстройки, взял шест из рук Агапова, уперся им в дно и оттолкнулся от катера. Вода тисками сдавила грудь, захотелось немедленно выскочить из нее, но Витя пересилил себя и прошептал:

— Конец и ломик.

Обледеневшая петля троса ударила его по голове, и, надев ее на плечо, взяв ломик и кувалду, Витя пошел к берегу. Вода вымывает песок из-под ног, старается свалить.

— Ломиком, ломиком! — шепчет Агапов.

Тогда Витя набросил на ломик петлю, уперся им в дно и налег на него грудью. Трос натянулся, как струна, ломик дрогнул, но катер, описав дугу, подошел ближе к берегу. Витя качнул ломик, выдернул его, подошел еще ближе к кустам и еще раз проделал то же самое.

Наконец донесся шепот Агапова:

— Хорошо! Забивай свайку!

Это значит, что ломик нужно кувалдой забить в дно так, чтобы он и без помощи человека удержал катер. Забивать его Вите и раньше приходилось не раз, но как быть теперь? В протоке сравнительно тихо, и фашисты услышат стук… Витя положил кувалду на дно около ног, снял бушлат, прикрыл им ломик и вновь взялся за кувалду. Глухие, мягкие удары кажутся необычайно громкими, звонкими.

Временами Витя замирает и прислушивается. На правом берегу все тихо. Тогда снова за работу!

Ломик хорошо входит в грунт, но стоит снять с него руки, как он начинает наклоняться и падает на дно. Витя уже почти потерял надежду сдержать катер, как вдруг немного пониже себя увидел возвышающийся над водой черный предмет. Витя подошел к нему. Это была свая, и он набросил на нее петлю троса. Теперь катер был закреплен надежно. Взвалив на плечо кувалду и ломик, Витя побрел к катеру.

— Брось! Брось их! — доносится шепот с катера.

Две руки протянулись к Вите с катера и втащили его на палубу.

— Одевайся, — шепчет Агапов, подавая белье и форму.

Это парадная одежда Агапова.

Рукава кителя длинны, брюки доходят до груди, нога в сапоге болтается, но зато все сухое и теплое.

— Не жмет в коленях? — шутит Захар, нажимая пальцем на пустой носок сапога.

Иванов пришел в себя и озирается. Ему знаками показали, что нужно молчать. Он кивает.

Странный человек этот Иванов. Всегда молчит и грустно смотрит по сторонам. Захар сказал, что таким он стал после того, как узнал о гибели своей дочки, которую убило осколком во время бомбежки Тулы. Но в трусости Иванова не обвинишь. На любое задание он идет спокойно, а во время налетов фашистских самолетов даже появляется у него какое-то подобие улыбки.

«Ему бы сейчас на самолет, — сказал как-то Захар. — Беспощадный был бы истребитель».

Мотор катера взревел неожиданно. На берегу зашумели фашисты, взвились ракеты.