Николай Глебов - Карабарчик. Детство Викеши. Две повести

Вечером Викеша долго лежит с открытыми глазами. Его мысли уносятся далеко-далеко, в сказочные чертоги Кощея бессмертного, в мир Бовы Королевича и храброго Еруслана Лазаревича. «Когда вырасту большой, возьму меч в руки и стану драться с семиглавым…». Мысль оборвалась, ослабевшая рука безвольно опустилась на подушку. Веки мальчика сомкнулись: он уснул.

Так прошло лето. Утром — рыбалка, днём — в лес с ребятами, вечером — игра в лапту. Лес, озеро, деревня… Удивительный мир звуков и красок…

Прошло три с лишним года, как Степан Булыгин с семьёй переехал в Раздольное.

Дарья переняла привычки слобожанок и стала одеваться по-городскому. Степан подстриг бороду. По воскресеньям он надевал хромовые сапоги со скрипом и бархатный жилет, на котором болталась серебряная цепочка от часов со множеством брелоков.

После смерти Фёклы Степановны он стал полным хозяином усадьбы. Вместо старых амбарушек были поставлены широкие добротные навесы. Ветхий забор пошёл на дрова. На заднем дворе выросли штабеля брёвен и кирпича: для нового дома.

Дела шли хорошо, и отец Викеши начал приглядываться к хлебной торговле. На постоялом дворе Булыгиных вместо крестьян, приезжавших на базары и ярмарки, теперь останавливались купцы, хлеботорговцы и богатые статейщики [42] Статейщики — владельцы больших земельных участков.. . В помощь Дарье Степан взял стряпуху, рослую рябую солдатку Марью, а себе — работника по кличке Ваня-Колесо. Это был небольшого роста широкоплечий мужик с русой бородой, с вечно мокрыми от хронического насморка усами и волосами неопределённого цвета. Жил он бобылём в малухе [43] Малуха — малая изба , что стояла на задах обширной булыгинской усадьбы.

Отец Викеши купил участок земли около сорока десятин за Колмачовским бором, обнёс изгородью берёзовую рощу, поставил там избу, и Ваня-Колесо да несколько сезонных батраков поселились там и с весны до поздней осени работали на хозяйских полях.

Школа, где учился Викеша, находилась на выезде из слободы; через несколько домов начинался большой сосновый лес, прорезанный глубокими оврагами. Зимой он безлюден и сказочно красив. Опушённые снегом деревья… Тишина. Лишь, иногда свалится с сосны снежный ком, рассыплется фейерверком искрящихся снежинок. Освобождённая от тяжести ветвь качнётся вверх — и снова тихо.

Летом бор шумит от людских голосов: сюда приходят отдыхать слобожане. С лесистого обрыва открывается чудесный вид на равнину, на домики предместья, утонувшие в садах. Внизу петляет мелководная речушка, и над ней, склонив свои гибкие ветви, стоят плакучие ивы. На поляне, ближе к речке, растут незабудки, ромашки. Нежась на солнце, чуть колышутся на воде жёлтые кувшинки. Всё дышит покоем и мягкими красками лета.

Иногда Викеша приходил с ребятами на лесистый обрыв… Он прятался в густые заросли сосняка, росшие внизу, и чутко прислушивался, зорко вглядывался. Вот по травинке ползёт божья коровка, вот она расправила крылышки и улетела. Викеша проводил её взглядом и, подперев пухлую щёку рукой, стал следить за муравьём, который тащил что-то очень тяжёлое. А тут на его пути встретилось препятствие в виде небольшой кучки. Муравей, бросив свою добычу, несколько раз проворно обежал бугор из опавшей хвои и вновь вернулся к ноше. Викеша с интересом наблюдал, что будет дальше. Муравей добрался до середины подъёма и неожиданно скатился вниз. Так повторялось несколько раз. После долгих усилий он всё-таки достиг вершины бугорка и, не выпуская своей добычи, спустился на траву. Мальчик убрал локоть и, пропустив муравья, расчистил ему проход. Увидя свободный путь, муравей суетливо потащил свою добычу дальше.

Викеше хорошо. Ничто ему здесь не мешает: ни бойкие голоса раздольненских ребят, ни расспросы отца и матери: где был и что делал. Один! Что хочу, то и делаю! Хочу перевалиться на другой бок — перевалюсь! Хочу идти домой — пойду, не хочу — буду здесь сидеть, смотреть на травы, цветы, следить за муравьями и божьими коровками. А почему их зовут «божьи коровки»? У них ни рогов, ни сосков, ни кожи, ни молока — просто козявки. Выдумают же! Надо спросить Сёмку Худякова.

С Сёмкой Худяковым он сидит за одной партой. Это тот самый мальчик из Долгого, который когда-то назвал его деда пчелиным волком. Сёмка вечно голоден, и Викеша всегда приносит ему в школу хлеба.

— Ты со мной дружи, — жуя принесённую Викешей булку, говорит Сёмка, — я буду помогать тебе решать задачки, а когда надо — дам списать. Ладно?

Викеша соглашается, хотя и сам решает задачи не хуже.

— Ты не думай, что я из-за твоих булок с тобой дружу, — говорил Семён угрюмо, кутая в рукава домотканной куртки длинные красные от мороза руки. — Просто так. Не люблю я здешних ребят, вот и всё.

Раздольненское училище, куда вот уже три года ходил Викеша, имело пять отделений. Викеша и Семён учились в третьем. Сегодня сюда пришёл попечитель. На нём блестящий вицмундир со шпажонкой. Обтирая лысину батистовым платком, тараща голубые навыкат глаза, он, точно мяч, вкатился в класс. За ним, тяжело ступая, вошёл высокий, тучный учитель географии Василий Захарович Павловский. Ученики шумно поднялись с мест.

— Здравствуйте, дети. Садитесь, — махнул рукой попечитель.

Павловский услужливо подал ему стул.

— Варёная свёкла, — взглянув на розовощёкого попечителя, шепнул Сёмка.

— Похож, — согласился Викеша.

— Как учитесь, дети? — послышался мягкий, бархатный голос.

— Хорошо.

— Молитвы знаете?

— Знаем.

— Ну-ка ты, мальчик, — короткий, мясистый палец с массивным золотым кольцом указал на Худякова, — повтори «Отче наш».

Сёмка бойко затараторил: — «Отче наш иже еси на небеси…». Когда он произнёс скороговоркой: «Да будет воля твоя», — палец важного гостя поднялся кверху:

— Да будет воля твоя! — молитвенно повторил он и, сложив руки на пухлом животе, ласково посмотрел на Сёмку: — Кому суждено быть слугой или пахарем, на то будет воля твоя. Главное — смирение. — Посмотрев на дородного Павловского, он вдруг спохватился: — У вас, кажется, урок географии?

— Да, — прикрывая рот, прогудел тот. Учитель Павловский имел густой басистый голос, которого боялись ученики.

— Хорошо, начинайте. Я пойду в другой класс.

Попечитель, придерживая шпажонку, выкатился из классной комнаты. Ребята по сердитому взгляду Павловского поняли, что урок географии будет нелёгким, и, поглядывая украдкой на учителя, ждали вызова.

— Булыгин!

Викеша уверенно подошёл к карте двух полушарий.

— Покажи пустыню Сахару! — зло пробасил Павловский.

Викеша молча уставился на карту. Перед его испуганными глазами мелькали крупные буквы пустынь, гор, морей, крупных городов — и всё это сливалось в одно зелёное пятно, из которого то и дело выползал полосатый тигр скандинавских стран.