Лидия Чарская - Игорь и Милица

— Так вот вы как! Развяжите его, — мог только произнести с растерянным видом юноша-офицер. И когда руки Игоря были освобождены от веревок, махнул своей саблей.

Тот же огромный венгерец подскочил к Игорю. При свете костра юноша заметил в его руках веревку. На минуту легкий трепет охватили тело молодого Корелина и холодный пот выступил y него на лбу. Он невольно подался вперед и схватил за руку венгерца-офицера. Тот отдернул от него обшлаг своего мундира, точно обожженный этим прикосновением.

— Послушайте, — взволнованно заговорил Игорь, — я прошу вас об одном… Я не шпион, a только разведчик, и не заслуживаю той позорной казни, которой вы хотите подвергнуть меня… Каждый истинный сын отечества поступил бы на моем месте так же, как и я. Это не преступление, a исполнение долга… Послушайте, господин лейтенант, неужели вы не можете дать своего начальнического приказа, и велеть меня расстрелять, как солдата, a не как преступника, предателя, или шпиона?

Игорь смолк и выжидательно смотрел в лицо юного венгерца, на котором сейчас играли отблески костра.

Юному офицерику как будто польстила просьба приговоренного. Еще бы! К нему обращались как к начальнику, власть имущему и от которого зависит назначить род казни этому несчастному. И в сущности, не все ли равно, как уничтожить шпиона, пойманного на месте преступления? Конечно, следовало бы жалеть заряды на таких людей, но с ним его револьвер и…

Гусар взглянул на Игоря, в его спокойное, бледное лицо, в открытые мужественные глаза, смело смотревшие в глаза смерти, и внезапное раздражение охватило все его существо.

— О, эти русские! Откуда в них эта несокрушимая сила? Даже дети их не боятся смерти, пренебрегая ей… До которых же пор будет помогать им, однако же, судьба? Они победоносно вошли в их землю, защищая сербов, которых Австрия решила наказать за Сараевское убийство… И побеждают их славные австро-венгерские полки, разбивая их на каждом шагу… Они не боятся ничего, лезут под самые дула орудий, врываются в окопы под дождем пуль. Они, как демоны, появляются всюду, не щадя своей жизни, с их ужасными штыками, сея гибель и смерть на каждом шагу. Нет, чем менее щадить их, тем будет лучше. И этот дьяволенок заслуживает веревки или пули больше, чем кто-либо другой, — с тем же раздражением подумал молодой венгерец и, повинуясь мелькнувшему в его мозгу решению, поднял револьвер.

Тем временем, Игорь, отведенный неприятельским солдатом к какому-то полуразрушенному забору, одиноко торчавшему остатками своих столбов, вздрогнул при виде целившего в него офицера.

В один миг, в одну секунду промелькнула перед ним с быстротой молнии все небольшое прошлое его жизни: потеря родителей… заботы о нем сестры… гимназия, встреча с Милицей… их совместный побег на войну, совместная же разведочная служба… И опять Милица, милая Милица, с её замкнутым, серьезным не по летам лицом, с её синими глазами, и задумчивыми и энергичными в одно и то же время.

— Прощай, Мила, я…

Игорь не договорил. Грянул выстрел. За ним другой, третий… И, странное дело, не он, Игорь Корелин, a молоденький венгерский гусар грохнулся на землю, выронив из рук револьвер. Загремели, затрещали следом за первым и вторым и… другие выстрелы… Защелкали своим своеобразным щелканьем винтовки… Гусары рванулись куда-то в темноту и в тот же миг отпрянули с ужасом назад, крича во все горло:

— Казаки! Казаки! Казаки!..

Но то были не казаки. Рота капитана Любавина, предупрежденная и осведомленная со слов Милицы о положении неприятельских сил, обложила деревню и со всех сторон обрушилась на ничего не подозревавшего врага.

Благодаря темноте непроглядной ночи, людям капитана Любавина удалось блестяще выполнить задуманный их начальником план: рота подобралась к деревне и обложила ее со всех сторон; но обо всем этом Игорь узнал уже много позже, a пока он видел только, как обезумевшие от неожиданности гусары метались по всей деревне, разыскивая своих коней. Русские пули настигали их всюду… Следом за упавшим молодым офицером-гусаром грохнулся и огромный венгерец с пробитой пулей головой. За ним повалились еще двое… Трое других караульных метнулись, было, к юноше, сабля одного из них повисла уже над его головой, но в тот же миг выскочившие из-за ближайшей избы несколько русских стрелков, словно выросших из-под земли, ударили на венгерцев, и те, побросав оружие, кинулись врассыпную…

— Ур-р-ра! — пронеслось победным, громовым кликом по всей деревне, и лихие удальцы-пехотинцы бросились в штыки на совершенно обезумевшего врага.

— Живо наше дите, слава Тебе, Господи, живо! — трепетным голосом говорил Онуфриев, кидаясь к Игорю и обнимая не менее его взволнованного юношу.

— Слава Тебе, Создателю, как есть вовремя поспели! A все он, Митенька, кабы не пришел он вовремя…

— Да разве Мила… то есть, Митя жив? — вцепившись пальцами в рукава солдатской шинели, чуть ли не в голос крикнул Игорь.

Но вместо ответа что-то милое, что-то бесконечно дорогое и близкое вынырнуло откуда-то и прильнуло к груди обезумевшего от счастья юноши черной головкой.

— Это я, Горя! Это я… — зашептал, смеясь и плача знакомый голос; и Милица, то трепетно проводила руками по бледным щекам Игоря, то снова припадала к его груди головой.

— Жив… Жив… О, милый, славный Горя! — Сколько тебе пришлось пережить за эти ужасные часы плена, — шептала она взволнованным голосом.

A кругом валились последние солдаты разбитого наголову неприятельского отряда. Слышались стоны раненых, крики сдающихся на милость победителей. Уже там и тут махали белые платки, сигнализируя сдачу, и молодой подпоручик Гардин вел целую толпу разоруженных его бравыми солдатиками военнопленных.

A когда погасла последняя вспышка битвы, Онуфриев передал Игорю и Милице приказание капитана Любавина немедленно явиться к нему.

В той самой избе, где за час до этого сидел грозный немец-полковник и венгерские офицеры, его помощники, делая допрос Игорю Корелину, в этой самой избушке, на пороге её, встретил обоих молодых людей улыбающийся и довольный Павел Павлович Любавин.

— Ну, дети, спасибо! И за разведку и за храбрость и самоотвержение. Горжусь, что такие соколята служат под моим начальством. От имени командующего передаю вам это… Носите с достоинством, служите так же, как служили до сих пор, верой и правдой царю и отечеству… A теперь, обнимите меня оба, юные герои..

Не слыша ног под собой, не видя ничего, кроме двух маленьких крестиков-орденов, которые протягивал им капитан, Игорь и Милица подняли дрожащие руки им навстречу. Но чья-то рука со стороны отвела их трепетные пальцы и сам капитан Любавин приколол по очереди к груди каждого из них по знаку отличия, мечтать о котором они не смели даже в самых дерзновенных грезах. Потом Павел Павлович обнял их по очереди. Обняли их, поздравляя, и другие офицеры роты, a дожидавшийся в сенях их выхода Онуфриев, чуть не плача от радости, загреб обоих в свои мощные, солдатские объятия, поцеловал трижды, словно христосуясь в Светлый праздник, и тут же наставил отеческим тоном: