Эдуард Пашнев - Цветы из чужого сада

– Я буду читать, – сказал Шурка.

Он сел, скрестив по-турецки ноги, положил на колени толстую книгу и покосился на Алика. Тот терпеливо стоял в центре очерченного круга.

– А я тоже буду загорать, – не сумев ничего придумать, собезьянничал Славка.

Но загорать ему через две минуты надоело. Он достал из кармана увеличилку, подполз к Шурке и, собрав яркое весеннее солнце в тоненький ехидный лучик, принялся прожигать в чужом ботинке дырку. И уже заструилась бледная струйка дыма, как вдруг кто-то загородил солнце.

Сначала Славка подумал, что это Алик нарушил запрет и перешагнул черту. «Ты что, стеклянный?» – хотел он спросить у него, но, когда обернулся, увидел сутуловатого парня лет пятнадцати-шестнадцати, без пальто, без шапки, который мрачно разглядывал мальчишек.

– Привет! – сквозь зубы процедил он.

– Здравствуйте, – испуганно кивнул головой Славка.

Гога открыл глаза и сел. И первое, что он увидел, – это была вкрадчивая рука парня, которая тянулась к Шурке, за книжкой. На руке синими крапинками было написано: ЛЕШКА. Славка испуганно сунул в рукав пальто свою редкостную увеличилку. Шурка прижал книгу к груди. Но Лешка молча ухватил ее за край и дернул к себе. Посмотрел название: «Сварожье племя». Послюнявил палец, перебросил, не читая, несколько страниц, спросил:

– Интересная?

– Интересная. Про набеги, про князей.

– Дай почитать.

Шурка сник:

– Не могу – это библиотечная. Из школьной библиотеки.

Лешка вернул книгу.

– В каком классе? – отрывисто спросил он.

– Что?

– Учишься.

– Я?..

– Ну, ты.

– В пятом «В».

– А они?

– Тоже.

Лешка видел, как Славка прятал в рукав увеличительное стекло. Ему было приятно, что мальчишки испугались его. Усмехнулся, подошел к самой воде, столкнул носком ботинка вниз ноздреватый камень. Усмешка исказила его болезненное лицо. Узкогубый рот словно бы свело судорогой. Он не сразу его разжал, чтобы спросить:

– Вода… Холодная вода?

– Холодная, – ответил Гога.

– Ужас какая холодная, – добавил Славка.

Шурка промолчал. Он со страхом смотрел, как Лешка расстегивал пуговицы. Дернувшись плечом в сторону, Лешка вылез из пиджака и бросил его Гоге.

– Держи! И ты держи, и ты!

Мальчишки растерянно ловили одежду. У Шурки в руках оказались штаны, у Гоги – пиджак и майка, у Славки – ботинок. Они держали, не решаясь все это положить на землю.

– Купаться будете? – спросил Гога.

– Окунуться хочу разок.

– Простудитесь, – рассудительно заметил Шурка.

– Заткнись! – скорчившись над вторым ботинком, процедил Лешка.

Шнурок не хотел развязываться. Лешка рванул его и отбросил в сторону. Подул с левого берега ветер и взъерошил кожу на спине. Лешка передернул лопатками. Тело у него было худое, костлявое. Острые плечи подпирали белые, оттопыренные уши. Перед тем как броситься в воду, оглянулся, помахал мальчишкам рукой.

– Утонет, – прошептал Славка.

Мальчишки, как по команде, шагнули к воде. Шурка обеими руками прижал к груди Лешкины штаны, Гога медленно опустил на землю пиджак и майку. Славка зачем-то поднял и второй ботинок и держал оба в руках.

Лешка, ослепленный ледяными брызгами, бил изо всех сил по воде руками. Быстрое, острое течение с льдинками кололо под сердце, под ребра, в спину. Лешку отнесло к крутому глинистому берегу. Из воды он вылезал на четвереньках, по-обезьяньи цепляясь онемевшими руками и ногами за землю. Шурка спустился к нему и протянул штаны. Одевшись, Лешка прилег на теплых бугорках рядом с мальчишками. Его трясло.

Алик давно бы мог убежать, но не убегал. Стоял и смотрел. Он даже забыл про свой круг. Неожиданно Лешка взглянул в его сторону…

– А это кто там торчит? – напрягая подбородок, чтобы не лязгать зубами, спросил он.

– Маменькин сынок, – махнул Гога.

– Эй ты, Котя! – крикнул Славка. – Уйди с нашего бугра, а то сейчас получишь.

– Ну, кому говорят? – поднялся с камнем Шурка и сделал вид, что собирается бросить камень.

Алик шарахнулся в сторону и, не оглядываясь, побежал по берегу. Гога, Шурка и Славка торжествующе засмеялись.

– А вы не маменькины? – спросил Лешка.

– Мы нет, – смутился Гога.

– Мы – Бавыкин и компания, – хвастливо заявил Славка.

– Кто Бавыкин?..

– Он Бавыкин, а мы с Шуркой компания.

Лешка лежал на Земле, опершись на локоть, и наслаждался теплом и восхищением, которое светилось в глазах мальчишек. Ему нравилось, что они видели в нем героя. Порывшись в кармане пиджака, он достал пачку сигарет:

– Закурим?

Мальчишки растерялись.

– Мы не курим, – объяснил Шурка.

– Научу. Это нетрудно. Ты, Заячья губа, держи.

Славка взял сигарету и начал разминать, как делал отец.

– Мне не надо, – отодвинулся Шурка.

Гога молча, с чувством собственного достоинства взял сигарету и похлопал себя по карманам, словно искал спички.

– Сейчас дам запалить, – сказал Лешка.

Две спички сломались, потому что у него дрожали руки, третью задул ветер. От четвертой он сначала сам прикурил, потом дал прикурить Славке Заячьей губе. Славка закашлялся, рассмешил Лешку.

– Эх ты, Заяц. Смотри, как надо…

Он затянулся и медленно выпустил дым через ноздри. Его оттопыренные уши по-мальчишески выражали удовольствие от удавшегося фокуса. Продемонстрировав это несколько раз, Лешка спросил:

– Вы где живете?

– Мы? – переспросил Шурка. – В Речном переулке.

– Все?

– Ага… А вы?..

– А я около Успенской церкви.

Немножко в стороне от школы, возвышаясь над домами, играла на солнце золоченая маковка Успенской церкви.

– Там? – показал рукой Гога.

– Там.

– Мы в прошлом году носили туда щеглов. Наловим и несем туда по тридцать копеек штука. Старушки выпускают их. Покупают и выпускают. Это считается праздник такой.

– Благовещенье, – сказал Лешка.

Алик прибежал домой и расплакался. Он побросал в передней прямо на пол кашне, пальто, фуражку и спрятался в своей комнате.

Его мама, Евгения Викторовна, полная женщина со взбитой на затылке прической, выглянула из кухни, торопливо сняла цветастый фартук, вытерла об него масляные руки.

Она сегодня пораньше пришла с работы, хотела приготовить к возвращению Алика из школы его любимые оладьи, а он даже не заглянул на кухню, где так вкусно пахло.

Евгения Викторовна открыла дверь в комнату к Алику.

– Котя, что случилось?

– Уйди, я тебе не Котя.

Он лежал на диване, уткнувшись лицом в зеленую атласную подушечку, шмыгал носом и безутешно вздрагивал худенькими плечами. Когда мать села к нему на диван, он от нее отодвинулся вместе с подушечкой.

– Опять что-нибудь этот хулиган Гога? – спросила Евгения Викторовна.

– Нет.

– А кто же?