Мария Киселёва - Рассказы

— Да не надо. Ерунда небось. Опять чего-нибудь напутала.

— И нет. Не ерунда. И мама знает, — проговорила Ия, прикрыв рот ладонью. Видно, секрет в самом деле так и рвался у нее наружу. Николка забыл про червей.

— А я сегодня буду в бинокль смотреть…

— Дашь мне?

— Не дам. Ты мне не говоришь…

— Я скажу, — живо сдалась Ия, но губ еще не разжимала.

— А мне и не надо. Буду смотреть…

— Дай мне. Скажу секрет. Интересный, — странным шепотом пообещала Ия.

У Николки маленькие мурашечки заерзали по спине.

— Ладно, дам, — сказал он быстро. — Говори.

Ия с трудом проглотила слюну, отняла руку ото рта и тем же шепотом сообщила:

— У меня… зуб выпал!

— Фу, бестолкуха! Да я же это сразу увидел. Только ты рот открыла.

Ия растерянно моргала белыми ресницами и опять придерживала губы рукой.

— Шекрет, — передразнил Николка. — Шепелявая стала. Кому нужен такой шекрет. Да не держи ты свою дырку от зуба. Не денется никуда.

Бестолкуха и есть бестолкуха. Больше ничего и не скажешь. Нечего с ней и водиться.

Иина бабушка уселась на низкой скамеечке:

— Цып-цып-цып! А у Иечки зубок выпал. Ма-ахонький. Цып-цып! Ты не видел? Покажи, Иечка.

Да что они все с этим зубом? Ну и семья! Событие какое! Да у Николки уж сколько выпадало, он их бросал, и все. Ия держала на ладони свой зуб. Курам на смех, как говорят, цыплятам даже. С гречневое зернышко, не больше.

— Да это что, — сказал Николка. — Ты видала настоящий зуб? Вот такой. — Он прочертил на вытянутой руке дальше ладони.

— Батюшки! У кого же такой зуб? — спросила бабушка.

— У меня. Да нет, у кашалота. Что вы так смотрите? Есть такие киты.

— На что же нам такой зуб. Цып-цып-цып! Нам махонький надо. Кши, не лезь. Мы не киты.

— Думаешь, вру, да? Думаешь, вру? — допрашивал Николка ни в чем не повинную Ию. — Идем покажу.

Из ящика под кроватью Николка достал еще ящик, а из него коробку. А уж из нее…

— На, гляди. Вру, да?

— Какой ро-ог! — сказала Ия и приставила его ко лбу.

— Да не рог! Тьфу ты! Говорю же, зуб кашалота. Это вот настоящий, не стыдно показать.

Зуб, правда, был пустой внутри и больше походил на рог.

— А что ты с ним делаешь? — спросила Ия.

— Да ничего. Это тебе не игрушка. Редкая вещь. Поняла? Храню с другими ценностями.

Ия посмотрела на ящик, в котором лежали другие ценности. Затем подумала и очень просто сказала:

— Из него можно газированную воду пить.

Николка хотел закричать: «Ты что? Соображаешь?..» — но вдруг представил, что, если сказать знакомой газировщице не как всегда: «Тетя, еще стаканчик», а «Еще зубочек, с сиропом» — будет неплохо. Это Ийка хорошо придумала. Стоит с ней водиться.

Николка облазил все кусты за сараем. Ничего, кроме ржавого крючка и зеленого совочка, не попалось. Совочек Ийкин, надо отдать. Крючок будет Николкин, пойдет в ящик с ценностями. А вот еще и колесико. Николка дернул и вытащил залепленную глиной лошадку. Тоже Ийкина.

«Эх, чудачка, — подумал Николка про Ию. — От дождя бежала, все растеряла».

Он постучал совком по лошадиной спине, по выгнутой шее… Сухая глина посыпалась в дырочки Николкиных сандалий. Вот сандалии полны, лошадка очищена и поставлена на крыльцо хозяйки. Николка скромно сидит на своем порожке.

— Я знаю, — сказала Ия, как только подошла, — это ты Борьку оскорбил.

— Чего-о? — закричал Николка. — Чего-чего?

— Оскорбил. Борьку.

— Я-а? — Николка закричал бы сильнее, но что-то булькнуло у него в горле. Наверно, опять это… как оно? Возмущение.

Н-ну уж! Мало того, что бестолковая, еще врет! Никого Николка не оскорблял! Не будет он с ней водиться! Не будет! Не будет! Надо было выпалить все это ей в лицо, но возмущение сжало Николке рот. Но у Ии рот был свободен, она сказала:

— Оскорбил. Спасибо тебе. Я видела — совком.

Что такое? Оскорбил — спасибо? Как это она сказала? «Ошкор-бил. Шпашибо. Шавком».

«Лошадка! — догадался Николка. — Оскоблил совком». Фу-у ты! Ну кто же так говорит? И кто коня называет Борькой? Что теперь делать? Раз «шпашибо» — придется водиться.

Николка в затруднении. Непонятная она все-таки какая-то. Совсем даже непонятная. Просто не знаешь: хорошая или нехорошая? И еще не знаешь: водиться или не водиться?

Это хорошо, что дождь. Это здорово. Вот когда пригодится старый зонт, который чуть было не выбросили.

Мишка вышел с этим зонтом во двор и стал открывать его. Зонт вздрагивал, хлопал, как крылья большой испуганной птицы, а Мишка стоял под дождем и думал, что это здорово — такой дождь. Наконец зонт дернулся, скрипнул спицами и раскрылся. Ну, чего еще надо? В ботинках хлюпает вода, а сверху… а уж сверху-то это всякому понятно: косые струи бьют глухой дробью в этот самый зонт, который чуть было не выбросили. Теперь он тугим парусом бьется над головой. Жалко только, что никто не видит: все разбежались. Мишка постучал в окно Толику:

— Выходи!

— Меня бабушка не пустит.

— Так она же ушла, твоя бабушка. Стоит теперь где-нибудь в чужом парадном.

— Ну тогда я галоши не найду. Куда-то бабушка убрала…

— Зачем галоши? У меня их сроду не было.

Хорошо Мишке: бабушки у него нет, галош нет, не то, что Толику.

— Ну выходи, а то дождь перестанет.

С Мишкиного зонта льется вода за воротник, на коленки, а Мишка стоит и улыбается. Опять же ему хорошо. А Толик не любит, когда на него льет, а уж за шиворот… брр… не переносит.

— Ну выходи. Боишься?

Да почему боится? Просто человек не хочет, не может, не переносит. И ботинки будут мокрые, дома все догадаются, что он по лужам ходил. Мишке-то хорошо, у него никого нет, одна тетка, и та целый день на работе.

Когда дождь стал тише, Толик взял мамин зонт и все-таки вышел.

— Не вытерпел! — закричал Мишка. — Теперь плохо льет. Давай под трубу встанем.

— Да ну… Зря только вышел. Лучше домой пойду… рисовать.

— А чего ты рисуешь?

— Да то же опять. Учитель перерисовать велел, — вздохнул Толик.

— А ты брось.

— Нельзя. Я способный.

— А гоголь-моголь ты еще ешь?

— …Не всегда.

— А ты не ешь, раз противно. Я чего не хочу, того не делаю.

— А уроки ты всегда хочешь?

— Ну, уроки надо.

— А в магазин тебя каждый день посылают, ты хочешь?

— И это надо. Сказал тоже. Не купишь — не поешь. И не каждый день. День — я, день — тетя Маня.

Мишка нагнулся и поднял кривую железку:

— Пригодится для моторки. Тот болт ты не потерял? Потерял, да? Чего молчишь?

— Его… мама выбросила.

— Ка-ак? — закричал Мишка и схватил товарища за свитер. Его зонт стукнулся о Толиков и закрылся. Мишка стоял под дождем и орал: — Такой болт выбросили! Обалдели! Где теперь найдешь такой болт?

Толик моргал и пятился к стене. Мишка отпустил его и сказал уже тише: