Сергей Вольф - Отойди от моей лошади

— Замечательно быть моряком! — воскликнул я.

— Хочу во флот! — воскликнул Генка.

— Эх ты, — сказал мне Павка, — а сам-то мне всё время твердил: «Буду ветеринаром, животных лечить».

— «Эх ты»? Я — «эх ты»?! — обиделся я. — Это ты «эх» и Генка «эх», а я просто сказал, что замечательно быть моряком, просто сказал, и ничего такого, а ты — уже моряк и лечить не будешь!

Павка рассмеялся.

— Да здравствует морская жизнь! — закричал Генка, щупая Павкины мускулы. — Да здравствует голубой простор без конца и края! Да здравствуют тельняшки и походные песни! И сильным мускулам тоже — ур-ра! А кому охота иметь хилый вид и скучную жизнь, пусть лечит своих коз и мышей, пусть будет коровьим доктором, пусть…

— Но-но, малёк, — остановил его Павка. — Смени направление. Полегче насчёт коровьего доктора.

— Можешь не защищать меня, — продолжал я сердиться на Павку. — Не больно-то хотелось.

— Ты меня не понял, — сказал Павка задумчиво. — И зря ты меня «эх» назвал. Не думай, что я забыл, что хотел стать ветеринаром. Не забыл я. Вот отслужу на флоте…

— Павка, — сказал я.

— …и снова подам заявление в ветеринарный институт…

— Дорогой Павка! — обрадовался я.

— … и стану ветеринаром. Обязательно. Мне без этого никак. Так уж я решил… давно ещё…

— Ура! Ура! Ура! — закричал я.

Генка раскрыл рот и ничего не понял.

— А химии и физики я не боюсь, — сказал Павка. — Тогда мне по ним тройки поставили, а теперь будет по-другому. Первую буду учить изо всех сил, а вторую я и так уже назубок знаю. Ведь я не просто моряк, я моряк-радист.

— Вот это я понимаю! — сказал Генка. — Моряк-радист! А то коровий доктор, тьфу…

— Ладно, парень, — сказал Павка. — Брось.

— Не серди ты его, — посоветовал я Генке. — Не забывай, что у него теперь всё по-другому: мускулистые руки и широкая грудь.

— Да уж, — сказал Генка.

Он так ничего и не понял.

Вот сижу я один дома и думаю, чего бы такое спеть? Может, песню, а может, и какую-нибудь арию? Или куплеты? Просто обожаю я петь. Голос у меня — бас. Могучий голос. Всего девять лет мне, а уже такой голосище. Просто поразительно. Я сколько раз в ванной пел. Здо́рово выходит. Только никто об этом не знает, я никому не говорил, — скромность. Хотя голос у меня красивый, как весенний гром.

Сегодня я решил в комнате попеть. На просторе. Я даже стулья все на кухню вынес и стол к окну отодвинул, чтобы был полный простор.

Потом я слегка прокашлялся, съел сырое яйцо (я их терпеть не могу, но так надо, я читал), запил водичкой и изо всех сил начал:

Ах, приятно как петь! Сам поёшь и сам себя слушаешь. Получаешь огромное удовольствие.

Ну и бас у меня! Кто не мечтает о таком голосе?

Вдруг — тук-тук-тук в дверь.

Кто ещё там? Попеть не дадут.

А она уже входит. Ленка из нашей квартиры. Она на целый класс меня меньше учится.

— Ну, чего тебе, Ленища? — спросил я.

— Это кто пел? — говорит она.

«Хватит быть таким скромным», — подумал я и сказал, так, будто между прочим:

— Я пел. Я. Кто же ещё мог? А что?

— Удивительно красиво, — говорит, — как в опере.

— Ну и что же? — говорю я. — Я и сам знаю. Можно мне спросить, зачем ты мне это говоришь?

— Научи меня, — сказала она. — Ну, пожалуйста! За что хочешь.

— Смех тебя учить, — говорю. — Да и откуда у тебя такой бас?

— Я без баса буду, — говорит. — Как-нибудь по-другому. Я тебе за это мороженое-стаканчик куплю.

— Тебя научишь, — говорю, — а ты потом обманешь, возьмёшь и не купишь.

— Честное слово, — говорит Ленка. — Пречестное-пере-честное. Я даже сначала тебе куплю, чтобы ты не сомневался.

Удивительно, до чего я произвёл на неё впечатление — побежала и купила.

— Только ты сначала не ешь, — говорит. — Так будет не честно. Я раньше купила, а ты раньше научи.

Пришлось учить.

Я ей показал, как стоять надо. Как руки держать. Что делать глазами. Как открывать рот. Как закрывать.

В общем, пока учил, смотрю — мороженое растаяло. Я обозлился.

— Ишь, — говорю, — какая. Я тебе все навыки дал, а ты такая, да?

— Ты его выпей, — говорит Ленка.

Я как заору на неё, на такую:

— Кошке оно годится! Вот кому! Уходи отсюда сейчас же!

Одно утешение — такую дурёху всё равно петь не научишь. Даже мне что не под силу.

И вот однажды был у нас в школе концерт. И вдруг я вижу — выходит на сцену наша Ленища и начинает петь.

Ей здо́рово хлопали.

Мне даже дурно стало, и я сказал громко, на весь зал:

— Произошло недоразумение. Это я её так петь научил.

Все захохотали, а Ленка вдруг говорит:

— Совершенно верно. Своим успехом я обязана ему. — И сделала реверанс, то есть такое приседание.

И снова все захлопали и засмеялись. А потом ей преподнесли цветы и мне тоже. Потом мы с Ленкой вместе стояли на сцене, держались за руки и кланялись. И нам все хлопали.

Я не стал сердиться на Ленку, и домой мы пошли вместе.

— Ты молодец, — сказал я, — что не призналась, что у меня у самого чудесный бас. Скромность — прежде всего. — И я купил нам по мороженому-стаканчику.

Ленка ела, жмурилась и говорила:

— Я знаю свою судьбу. Я буду оперной певицей. Довольно-таки хорошей оперной певицей.

— Да-да, — говорил я. — Конечно. Это у тебя может выйти. Не надо только забывать, что это я тебя научил. Нужна скромность. Смотри, помни обо мне.

А она говорила:

— Да-да. Конечно.

А я говорил:

— Гляди, какой сегодня чудный солнечный день.

А она говорила:

— Не помню такого второго чудного солнечного дня. Не знаю, как тебя благодарить.

И мы купили ещё по стаканчику.

Даже по два стаканчика.

— Вот какая мысль носится у меня в голове, — сказал мне Федька. — И не даёт мне покоя. Я обязан поймать большую рыбу, длиной отсюда и до школы.

Мы шли вдоль школы домой, школа была рядом, метров пять всего.

— Кому это ты обязан? — спросил я. — Кто же это велел тебе выудить такую большую рыбу?

— Никто не велел, — сказал Федька. — Я перед собой обязан. Это мой долг. Я должен поймать большую рыбу и накормить ею всю мою семью. Я хочу сделать им приятное.

— Почему бы не купить её в магазине? — спросил я.

— Я думал, ты умнее, — сказал Федька. — Поймать своими руками! Чувствуешь? Я хочу сделать им приятное — папе, маме, маминому папе, папиной маме, дяде Косте из Баку, Димке, Наташе и годовалому Жорику.

— Лови, — сказал я. — Только где её ловить? Зима.

— Как где? — заволновался Федька. — Из-подо льда ловить. Пробить лунку и ловить большую рыбу, чтобы сделать им приятное.