Сергей Вольф - Отойди от моей лошади

— Какая флейта? — удивился я.

— Поигрываешь помаленьку, а?

— Отстань, — сказал я. — Ни на чём я не поигрываю. Я её и в глаза не видел.

— Плохо дело, — сказал Глеб. — Пора научиться.

— Это ещё зачем?

— Пора, пора, — сказал Глеб. — Учись.

— Не буду, — сказал я.

— Слушай, — сказал Глеб. — Я тебе не нянька. Ты пионер?

— Пионер.

— Учишься хорошо?

— Ну, хорошо… ничего учусь.

— Маме помогаешь?

— Когда как. В общем, вроде помогаю.

— Ну, вот видишь, а на флейте не играешь. Учись, учись, пора.

И убежал.

Я подумал, может, и правда пора. Ну что у нас за староста! Подойдёт к тебе, поговорит, и вроде всё ясно.

После уроков Глеб сказал:

— Зайди ко мне вечерком, у меня там есть кой-какие флейты, — и добавил: — Ты, наверное, думаешь, зачем это всё. Так вот: шестой «а» посадил берёзку, шестой «в» сделал модель корабля, шестой «б» ещё чего-то — у каждого своё, а у нас будет симфонический оркестр. Все тридцать человек на чём-нибудь играют. Надо что-то непохожее. Необыкновенное. Учись на флейте, через три дня концерт.

— А когда репетиция? — спросил я.

— Боюсь, не успеем, — сказал Глеб. — Мы сразу. Не бойся. Ты у нас великий талант. Вот это будет сюрприз. Все ахнут. Ну, привет!

И убежал.

Три дня я ходил сам не свой. Ни с кем ни о чём не говорил. Глеб сказал, что это тайна. Тайна и сюрприз. В день концерта Глеб повесил на школе афишу. Все были поражены.

Глеб назначил сбор музыкантов без пяти семь.

Когда я с флейтой пришёл в школу, народу в зале было полно. Глеб встретил меня в раздевалке.

— Ну, как дела? — спросил он.

— Ничего у меня не выходит, — сказал я. — Хочу сыграть одно, а получается другое. Лучше мне сегодня не выступать.

— Не глупи, — сказал Глеб. — Класс хочешь подвести? И так всего семь человек пришло, а ты восьмой. В музыке это называется октет. Я так и скажу: «Выступает октет шестого «г» класса». Пошли.

Мы прошли за кулисы. На сцене было темно.

— Они уже здесь, — сказал Глеб и в темноте провёл меня. — Вынь флейту. Занавес откроют в полной темноте, потом зажгут свет, и все ахнут.

Занавес открыли, Глеб дал сигнал, свет ярко вспыхнул, зал ахнул. Я огляделся вокруг — на сцене нас было трое: Алик Зуев с барабаном, я с флейтой и Глеб с какой-то палочкой. Когда в зале стало тихо, Глеб сказал:

— Симфоническое трио шестого «г» класса. Римский Корсаков «Снегурочка». Дирижирует Глеб Луковкин. Играй, — шепнул он мне.

Алька ударил в барабан.

— Что играть? — шепнул я Глебу.

— «Снегурочку», — шепнул он, размахивая руками.

— Я не знаю, — шепнул я.

— Ну, и зря, — зашептал Глеб. — Играй.

Я заиграл.

Вот что был хохот. Все в зале прямо катались со смеху. Алик Зуев хотел убежать. Я замолчал.

— Всё хорошо, — зашептал мне Глеб, удерживая Альку. — Играй.

— Не буду, — зашипел я.

Глеб перестал махать рукой (другой он держал Альку) и объявил публике:

— Лермонтов. «Бородино». Прочтёт Алёша Петров.

И я начал читать «Бородино».

Я здо́рово читал. С выражением. Иногда Алька подыгрывал мне на барабане, и получалась полная картина сражения.

Мне хлопали минут десять.

— Ты великий талант, — сказал мне Глеб, когда мы с концерта шли домой. — Ты должен всех научить так читать. Весь класс. Мы дадим концерт. Прочтём хором какое-нибудь стихотворение. Все ахнут. Приходи завтра вечером. Это дело надо обдумать.

Рано утром кто-то прошёл по стене нашего дома снизу вверх.

Ещё вчера было холодно, но потом потеплело, иней на стенах дома стал белым, и по нему чёрным по белому шла цепочка следов человеческих ног. Хорошо ещё, что это произошло во дворе, а не снаружи, — иначе смотреть на следы сбежалась бы вся улица.

— Чертовщина какая-то, — мрачно сказал управхоз Андрейцев, глядя вверх. — Никому ни слова, — сердито добавил он публике, — сами должны разобраться.

— Как ни говори, а что-то выше нас есть, — вздохнула бабушка в платке крест-накрест.

— Замолчите! — цыкнул побледневший Андрейцев.

Все заволновались.

— Акробат, — сказала бабушка Павлова из двадцать седьмой квартиры. — Это акробаты. Это они умеют так ходить. По стенкам.

В этот момент восьмиклассник Сенька утащил меня в подворотню.

— Ты, конечно, ещё дурачок, — сказал он мне, — дурачок, потому что учишься всего-навсего в пятом классе, но кое-что я попытаюсь тебе объяснить. Эти следы оставил не бог и не чёрт, а человек.

— Не ври, — сказал я, хотя я отлично знал, что бога нет и что чёрта тоже нет.

Сенька не обратил на это никакого внимания.

— Напряги свой скудный умишко, — сказал он. — Дом и земля составляют прямой угол. Мы — люди — составляем с землёй тоже прямой угол. Если лечь на землю и упереться ногами в дом, то мы составим прямой угол с домом. Дальше, — продолжал он, — если долго так лежать, то силой человеческого разума можно убедить себя, что земля — это дом, а дом — это земля, а убедив себя в этом, легко преодолеть земное притяжение и пойти по стене дома снизу вверх. Понятно?

Но я не успел ответить, — человек десять народу, с управхозом Андрейцевым во главе, гуськом вошли в подворотню и направились к двери домовой конторы.

— Будет собрание! — крикнул Мишка Зайцев. — Насчёт следов!

Я не очень-то этому поверил. Какое ещё там собрание, когда все люди на работе, но на всякий случай мы с ребятами тоже направились в домовую контору. Вся эта история нам очень нравилась: какой-то необыкновенный человек или существо прогуливалось ночью по стене нашего дома. Здо́рово ведь! Соседние мальчишки, наверное, лопнут от зависти.

Мы заглянули в домовую контору и увидели, что вокруг Андрейцев а сидят: бабушка в платке крест-накрест, бабушка Павлова, которая говорила про акробата, длинный бухгалтер, юрист в очках, паспортистка, дворник и милиционер.

— Собрание считаю открытым, — сказал Андрейцев.

Все заволновались и стали готовиться к выступлениям. Андрейцев вышел к нам и сказал:

— Ребята, кто из вас знает, кто из жильцов дома сейчас дома?

— Профессор из девятой квартиры и дедушка Кирюша! — сказал Мишка Зайцев, который всё знал.

— Сбегай, чтобы пришли на собрание, — сказал Андрейцев.

Мишка убежал, а мы стали слушать, что будет дальше.

— Наше дело такое, — сказал милиционер, — на одном месте не стоим. Может, я пошёл в один конец, а он в момент и шмыгнул…

— Простите, кто «он»? — спросил юрист.

— Он! — вскрикнула бабушка в платке крест-накрест. — Он!!

— Ужас, — сказала паспортистка.

Длинный бухгалтер возмутился.

— Стыдно, — сказал он, — очень стыдно в наше время верить во всякое такое.

— Я с вами совершенно согласен насчёт времени, — сказал юрист, — но факты, факты! Следы-то есть.

— Ужас, — сказала паспортистка.