Герцель Новогрудский - Большая Жемчужина

— Нкуэнг, — вдруг начинал кто-нибудь из соседей, — давай поменяемся. Я дам тебе за Большую Жемчужину свинью с двумя поросятами.

— Нет, — отвечал Нкуэнг.

Другой предлагал:

— Я взберусь на двадцать пальм, срежу с двадцати пальм все до единого кокосовые орехи и принесу их в твой дом. За это ты мне дашь свою Большую Жемчужину. Хорошо?

— Нет, — отвечал Нкуэнг.

Третий хотел дать за Большую Жемчужину новую крепкую долблёную лодку. Очень хорошую. Не у многих была такая. Её сделал лучший мастер на острове.

Но и третьему Нкуэнг сказал «нет».

А однажды приплыл издалека человек и показал Нкуэнгу жемчужину, которую достал со дна моря, — крупную, круглую, как луна в полнолунье, и, как луна, излучавшую серебристый свет.

— Вот тебе большую жемчужину за твою Большую Жемчужину, — сказал человек, приплывший издалека.

— Если ты принесёшь пригоршню их, всё равно не отдам прилипалу, — ответил Нкуэнг, еле взглянув на драгоценную находку.

Он не хотел расставаться с рыбой-добытчицей и был прав. Большая Жемчужина ловила для него черепах. Она была в его доме кормилицей.

Как же Нкуэнг охотился со своей Большой Жемчужиной?

Вот послушайте.

Раннее-раннее утро. Громадное багровое солнце встает над океаном. Вода кажется розовой, пальмы на фоне воды — будто вырезанными из коричневого и зелёного картона, а две лодки на белом песке — совсем чёрными.

Лодки лежат по-разному. Одна целиком вытащена на сушу и опрокинута вверх дном, другая, притопленная, уткнулась носом в берег, а кормой почти вся в воду.

В ней-то и живёт Большая Жемчужина. С первыми лучами солнца рыба, как всегда, в нетерпении. Её горб-плавник поднимается над водой то с одного борта полузатопленной лодки, то с другого. Где Нкуэнг? Где её хозяин? Ведь рассвет уже наступил. А с рассветом он всегда появляется, и вместе с ним в воде появляются банановые гусеницы. Вкусные! Вкуснее их нет ничего на свете.

Прилипала изогнулась, ударила хвостом так, что брызги полетели, метнулась от одной стороны лодки к другой. Безобразие! Сколько можно ждать? Почему нет гусениц?

Большая Жемчужина сердилась зря. Нкуэнг пришел вовремя. Он не торопясь приблизился к садку, довольно улыбнулся, когда увидел, как нетерпеливо стала кружить рыба при его появлении, снял мешочек, висевший через плечо, и, доставая оттуда корм, стал пригоршнями бросать его в тёмную воду.

Прилипала жадно схватила еду, потом выпустила, потом снова схватила. Обман! Это вовсе не гусеницы.

Да, в мешочке были распаренные клубни ямса. Нкуэнг знал, что Большая Жемчужина не очень любит их, но знал также и то, что одних гусениц ей давать нельзя. Питаясь только ими, рыба станет вялой, сонной, ленивой. Ямс — полезное растение, пусть ест. А гусеницы от неё не уйдут. Нечего ей жадничать.

Прилипале пришлось подчиниться. Ямс был съеден без остатка. В конце концов, это не такая уж плохая вещь. Да и гусеницы, надо думать, появятся. Так ведь каждый день бывает: сначала — ямс, или рис, или ещё что-нибудь в том же роде, потом — гусеницы.

На этот раз тоже всё было как всегда. Только прилипала покончила с ямсом, как в воде оказалась банановая гусеница. Прилипала кинулась, схватила. И тут же перед глазами мелькнула вторая. Да какая большая! А за ней ещё. Вот это дело! Он всё-таки молодец, её хозяин, знает, чем угодить. Она для него тоже постарается.

Солнце тем временем честно выполняло свои обязанности. Минуту назад только макушка его выглядывала из моря, а тут поднялось по пояс и засверкало, как медный таз.

Такой таз Нкуэнг видел недавно на шхуне торговца с Минданао. Судно бросило якорь возле островка, и купец позволил всем, кто хотел, подняться на палубу, полюбоваться товарами.

Чего-чего у него только не было! Блестящие бусы, зеркальца, трубки, рыболовные крючки, ножи большие и ножи маленькие, табак, чтобы курить, и табак, чтобы жевать; тёмные сладкие, завёрнутые в серебряные бумажки, тающие во рту комочки, которые называются конфетами, и тоже сладкие белые, как ядро кокосового ореха, квадратики, которые называются сахаром.

А сколько пёстрой материи было у минданайца! Глаза разбегались. И ещё был у него таз. Очень красивый. Он сиял, как солнце, и, как солнце, пускал в глаза слепящие лучи.

Нкуэнгу до смерти хотелось заполучить эту медную круглую штуку, спорящую с самим солнцем. От неё в хижине всем станет весело.

Жене, например. Она любит глядеться в маленький осколок зеркальца, которое есть у неё. Но таз ведь лучше зеркальца, в нём всё кажется золотым. Вот пусть и смотрит на себя, пусть хвалится перед другими женщинами.

Или дети… Уж они-то обрадуются! Сделают тазу рожицы — таз повторит, ударят по тазу — таз зазвенит, наведут на солнце — таз отсветит так, что ни одного тёмного уголка в хижине не останется.

И, наконец, его, Нкуэнга, взять: ему тоже будет хорошо. Сядет в уголке на корточки, закурит трубку, станет смотреть кругом и думать о том, как славно у него всё получается. Есть хижина, есть жена, есть трое мальчишек, есть дочка Руайя, есть блестящий медный таз, есть лодка-садок и другая лодка — вёсельная, есть отличная прилипала-добытчица. Разве мало? Очень много. Человеку, пожалуй, больше ничего не нужно.

Но с тазом дело не вышло. Жена, дети, лодки, прилипала, как были, так и остались, а таз, от которого всем могло стать весело, минданаец увёз. Он слишком много потребовал у Нкуэнга. Нкуэнг никак не мог дать за таз пять черепашьих панцирей и целую кучу кокосовых орехов. У него столько не было. Тогда торговец повернулся спиной и велел матросам поднять якорь. Еле-еле успел Нкуэнг перебраться в свою лодку, до того шхуна сразу быстро пошла.

А таз уплыл вместе со шхуной. Но, может быть, он ещё достанется Нкуэнгу. Минданаец через месяц-другой вернётся, и Нкуэнг к тому времени постарается собрать много кокосовых орехов, наловить черепах.

Однако таз — тазом, а время не ждёт. Надо поторапливаться. Вон и Большая Жемчужина волнуется.

Прилипале вправду надоело метаться в тесном пространстве. Она уже привыкла: после кормёжки полагается выходить на охоту. И чем скорее, тем лучше. Её тянуло на морской простор.

Но Нкуэнг не такой человек, чтобы торопиться. Всё, что делал, он делал не спеша. Сейчас он тоже не торопясь подошёл к опрокинутой вверх килем лодке, не торопясь перевернул её, не торопясь спустил в воду, не торопясь подтянул заплясавшую на мелких волнах посудинку к корме полузатопленного рыбьего садка.