Галина Ширяева - Утренний иней

С собой она не взяла даже зубной щетки, только в кармашке платья лежала смятая и вымокшая под дождем не меньше самой Ветки пятирублевка, которую мать дала ей на всякий случай.

Телега выбралась из реденького облезлого лесочка и въехала в настоящий густой лес с елками, и сразу похолодало еще сильнее, и сразу стало видно, что всерьез надвигается вечер, и солнце уже где-то там, далеко, то ли за облаками, то ли уже за горизонтом. В небе не было ни одной, даже самой сумрачной и неяркой закатной краски — оттого, что закат был без солнца.

В лесу дорога была не такой грязной, колеса покатились легче и уже не швырялись грязью в Веткины ноги, но зато уже и не громыхали так, как раньше, и потому стало как-то непривычно тихо и даже страшновато в этом сумрачном, почти уже вечернем лесу.

— Дедушка! — громко спросила Ветка. — А скоро он будет, этот Каменск?

— Доедем до ночи! — беспечно ответил мистер Баркис, подгоняя лошадь. — Вот свернем сейчас к асфальту, вот уж вот и доедем.

Ветка обернулась в ту сторону, куда показал Баркис. Там, где-то за лесом, на фоне сумрачного неба, она увидела огромную темную гору, сплошь покрытую густым, непроходимым, совершенно черным лесом. Ветке понравилось сразу, что Каменск лежит у подножия высокой крутой горы. Вот чего не хватало у них в городе, так это именно такой, высокой и крутой, горы с диким, густым и непроходимым лесом на склонах. Вокруг цивилизованного Веткиного города были лишь невысокие холмы, которые непонятно почему все-таки считались горами.

Она подобрала ноги и села в телеге лицом к Каменску и к горе, чтобы полюбоваться ею вдоволь.

Долго любоваться каменской горой не пришлось. Гора вдруг заклубилась по краям, разломалась посередине, словно кто-то разрубил ее пополам так, что проглянуло небо, потом громыхнуло, ударило, сверкнуло огненно-голубым… «Туча!» — разочарованно догадалась Ветка, ужаснувшись размерам предстоящей неприятности, она еще и после первого ливня не высохла. Тогда-то хоть было тепло и ливень шел теплый, а теперь от холодного и сырого лесного воздуха ее пробирало до самых костей, несмотря на кусок грязного брезента, который дал ей симпатичный мистер Баркис.

— Дедушка! — снова жалобно крикнула Ветка. — А что она, Сивка, побыстрее не может?

— А куда Сивке спешить? — невозмутимо отозвался Баркис. — За что ее, сердешную, мучить?

В этот момент туча-гора громыхнула яркой молнией так, что лошадь сама рванула вперед, к Каменску, почти галопом, и Ветка чуть не вылетела из телеги. Не разобрать теперь было, что громче грохочет — гром или тележные колеса… Ворвались они на окраину долгожданного Каменска, успев все-таки опередить надвигающийся ливень.

— Ну, приехали! — громко сказал неразговорчивый возница, ставший от резвого бега своей Сивки сразу веселым и разговорчивым, а потому мгновенно потерявший сходство с мистером Баркисом. — Астраханская начинается отсюда, вон с этого заводика. Видишь, с трубой? Начинается она, значит, отсюда, а если номер семьдесят пять, значит, надо тебе протопать почти всю улицу. Так что ты дотемна-то дотопай! Троллейбусов здесь, сама понимаешь, нет. А автобус только на вокзал да в гостиницу ходит, да еще к рынку, да еще к макаронной фабрике. Ну, а мне-то еще дальше, в Дубовское. Брезент прихвати! На память!

Он все еще что-то говорил, бранил свою бедную лошадь, которая, расставшись с Веткой, двинулась в путь, снова понурив голову, ворчал на погоду и тем самым окончательно расправился в Веткиных глазах с мистером Баркисом.

А Ветка пошла напрямик через пустырь к указанному ей ориентиру — несильно дымящей трубе какого-то маленького заводика.

Стемнело быстро, и, когда она перешла пустырь, названия улиц на табличках пришлось разбирать с трудом. Уличные фонари почему-то не горели. К счастью, нужную ей улицу пришлось искать недолго. Она оказалась уютной, зеленой и совсем деревянной — здесь даже двухэтажные дома были деревянными. Город был самозванцем. Почему Каменск? Откуда Каменск? Хоть бы уж на мостовой были какие-нибудь булыжники!

«Пятнадцатый, семнадцатый, девятнадцатый», — считала Ветка наугад, торопливо шлепая босыми ногами по узкой дорожке асфальта на нечетной стороне улицы и волоча за собой подарок бывшего мистера Баркиса — тяжелый кусок брезента. В другой руке она несла мокрые босоножки, и это был весь ее багаж.

Возле сорок пятого номера, двухэтажного деревянного дома с низенькой и тоже деревянной оградой, охраняющей кусты акации, произошло сразу два события — вспыхнули уличные фонари, и хлынул наконец-то ливень.

Укрывшись с головой брезентом, Ветка рванулась вперед, прикинув, что дом под номером семьдесят пять находится где-то в самом конце улицы, потому что, когда вспыхнули фонари, она ясно увидела, где кончаются дома Астраханской. Там, вдалеке, улица упиралась то ли в парк, то ли в сад — в какую-то живую черноту, грозно шевелящуюся под ливнем. И уж там-то, конечно, ни семьдесят пятого, ни семьдесят шестого номера быть не могло.

Дорожка асфальта кончилась, и Ветка плюхнулась босыми ногами в глубокую лужу.

Она вынырнула из-под брезента. Улица действительно кончилась. Последний дом на нечетной стороне, мимо которого она чуть не проскочила, маленький и невзрачный, был очень слабо освещен крайним фонарем, оставшимся далеко за Веткиной спиной. Она приподнялась на цыпочках, всмотрелась в белую эмалированную дощечку с двумя четкими знаками и не поверила своим глазам — улица кончалась семьдесят третьим номером! Семьдесят пятого не было! Дальше, прямо впереди, начинался то ли лес, то ли глухой заброшенный парк, неосвещенный, неприветливый и даже мрачноватый. Она стояла под проливным дождем, забыв про свой брезент, которым можно было укрыться, и вообще про все на свете, кроме этой свалившейся на нее так неожиданно неприятности. Потом, неизвестно на что надеясь, она перебежала улицу, к последнему дому на той, на четной стороне.

Все было правильно, все было на своих местах — последний дом на четной стороне значился семьдесят четвертым…

Она поднялась на деревянное крылечко под резным деревянным козырьком над дверью, тут же приветливо укрывшим ее от дождя, нащупала кнопку звонка и позвонила.

Через полминуты дверь дома приоткрылась, и из нее высунулась женская голова.

— Скажите, пожалуйста, это Астраханская улица?

— Астраханская. А что?

— А где же здесь номер семьдесят пять? Голова кивнула в сторону темного леса:

— А вон там он, семьдесят пятый. Чуточку по дороге пройди сначала прямо, потом дорога направо свернет, и уж там по тропке через лесопарк, к воротам. Это и есть семьдесят пятый.

Голова исчезла, дверь закрылась.

— Спасибо! — сказала Ветка закрытой двери, не сразу осознав, к радости или к печали нашелся этот семьдесят пятый номер, коли идти к нему надо в темноте через лесопарк, больше похожий на дремучий лес. Дождь, к Веткиному счастью, ослабел. Гора-туча, которая так красиво висела час назад над Каменском, выдохлась и растворилась в почти уже ночном небе.