Виктор Голявкин - Полосы на окнах

— Залезь в шкаф и оттуда дёргай, — сказал Вовка.

— Ничего себе команда собралась, — сказал я, — три мушкетёра, один в шкаф, а другой куда? Вместе будем дёргать. Тоже мне артиллеристы, противно смотреть на такую команду!

— Во-первых, я никуда не собираюсь… — обиделся Вовка.

— Вот и хорошо, что не собираешься! Огонь по Берлину!

Мы дёрнули. Выстрел не вышел.

Я заорал:

— Одна у нас дорога — на Берлин! Идут в атаку танки! Подпустить их! Пусть ещё подойдут! Идут танки! Вы поняли? Танки идут!!!

— Да поняли мы, — сказал Толик, — ну; танки, ну и что?

— …колонны машин приближаются! Так… так… придвигаются… давайте, давайте… ближе, гады… ещё… так, ещё…

— Скоро они наконец придвинутся? — спросил Вовка. — Лично я целюсь в самолёт, который пикирует на отца.

— Пока не стрелять! — орал я.

— Мы пришли сюда стрелять! — торопился Вовка. Возможно, самолёт уже пикировал на его отца, но танки ещё не совсем подошли.

— Спокойненько…

— Чего спокойненько? — не выдержал Вовка. — Давай дёргать!

— Спокойненько, фашисты придвигаются, ползут! — Каски я принимал за танки, входя в раж всё больше и больше. — Подпускайте их ближе!

— Давно уже подпустили, — сказал Толик.

— Не бойтесь! Пусть идут! Пусть, пусть они идут! — Я прыгал и орал.

— Пусть они идут, а мы в таком случае пойдём домой, — сказал Толик.

— Стоять на месте! — надрывался я. — Ни в коем случае не отступать!

— Никто и не думает отступать, — сказал Вовка, — хватит тебе кривляться.

— Огонь! — крикнул я, и мы задёргали за свою верёвочку, но выстрела опять не получилось.

Мы дёргали и дёргали.

— Танки горят! — вопил я. — Колонна остановилась!

— Чего это они у тебя горят, если выстрела не было? — сказал Толик.

— Горит колонна! — Нисколько я его не слушал, колонна сейчас горела, фашистская колонна пылала, вот что было важно! Должна же она в конце концов гореть.

Толик щупал каски, повторяя, что это не танки. Вовка уверял, что сбил самолёт, каждый нёс своё и размахивал руками; шуму больше, чем на войне.

— За сбитый стервятник, — сказал я, — за спасение своего отца… — и повесил на грудь Вовке геройскую звёздочку.

Он походил по комнате со звездой Героя, такой молодой и прославленный, звёздочка покачивалась и поблёскивала, а он вышагивал довольный, гордый, будто и в самом деле Герой.

— Теперь мне, — сказал я.

Награждались по очереди, ведь звёздочка была одна. И Вовка снял нехотя свою награду за подбитый самолёт и повесил мне за разгром танковой колонны.

— А мне? — спросил Толик.

— А тебе за что? — сказал Вовка.

— Дёргал с вами вместе — значит, и мне полагается.

— Куда же ты стрелял?

— По каскам.

— Он стрелял по каскам! — засмеялся Вовка. — И за это ему полагается звёздочка? Да кто же получает такую награду за стрельбу по каскам, ты в своём уме?

— А вы куда стреляли? — разволновался Толик. — Не по каскам?

— В самолёт я стрелял, в «мессершмитт»! Сбил его. А он танки подбил. Петя подбил танковую колонну, пока ты каски колошматил.

— Несправедливо поступаете! — взвыл Толик. — Вместе мы дёргали, не выдумывайте чего не было!

— Ну, сколько ты фрицев уничтожил? — подсказывал я. — Ты бил по пехоте? Ведь верно, ты бил по пехоте?

— По каскам, а не по пехоте, — таращил глаза Толик.

— Ну и ничего тебе не полагается, — сказал Вовка. — Неужели ты не можешь сказать, что бил по пехоте? Как же мы тебя награждать можем, если ты такое заявляешь? Да за это тебя надо с войны выгнать, раз ты по каскам шпаришь, а не по фрицам.

Но Толик таращил глаза и не понимал. Не мог он понять, бедный Толик, что не имеем мы морального права награждать его таким званием за стрельбу по каскам.

— Сговорились и выдумали каких-то фрицев, — обиделся он.

— И ты выдумай, — обрадовался я, решив, что теперь-то он понял, в чём дело.

— Выдумывайте сами, — сказал он обиженно.

— Пальнём-ка ещё, — предложил я.

— Я не хочу, — сказал Толик.

— Вот за это мы тебя не любим, — сказал Вовка, — вечно увиливаешь, какой ты Герой.

— А если буду — наградите?

— Торгуется, как на базаре, — сказал Вовка, — да ну его. Герои не ради наград совершают свои подвиги, пора бы знать.

— Я вам патрон дал, а вы…

— Где это слыхано, чтобы за патрон званием Героя награждали?

Он вдруг надулся, стал красный.

— И не надо! Всё у вас ненастоящее, и звёздочка у вас ненастоящая, а у меня патрон настоящий!

— Ты звёздочку не тронь, — сказал я. — Не наша это звёздочка. Ничья. Не Вовкина и не моя.

— Чья же это звёздочка? — таращил глаза Толик.

— Не твоего ума дело, — сказал я и спрятал звёздочку в коробку.

— Вот народ, ну и народ! — замахал Толик руками. — С таким народом лучше не связываться.

— Мы народ отчаянный, — сказал я, — с нами лучше не связываться.

— Ну и оставайтесь, — обиделся Толик, собираясь уходить.

— А патрон-то остался? — крикнул я, и Толик тоже остался.

Я вынул патрон из карабина, но Вовка у меня его выхватил.

— Тяжёленький… — сказал он, подбрасывая патрон на ладони.

— А вдруг он холостой, — сказал я, — мало ли что тяжёленький. Может, он учебный или ещё какой.

Попробовали вытащить пулю, но нам не удавалось.

— Минуточку, — сказал я, — давайте-ка его сюда. Мы его сейчас проверим.

— Ты куда? — крикнул Вовка. Но я уже был в кухне. Положил патрон на железную подставку. Зажёг газ. Ничего с ним не случалось. Лежал себе и грелся, и я перевернул его, чтоб он погрелся с другой стороны, а остриё пули направил на чайник. Пусть в чайник, не в меня.

Сел на стул возле плиты.

— Чего ты там делаешь? — закричал Вовка.

Я смотрел на патрон. Ничего я не делаю, сами-то они чего там делают. Подсунул нам Толик холостой патрон, без всякого сомнения. Не может боевой патрон так спокойно на подставке жариться.

Звал меня Вовка. Они там чему-то смеялись, а я смотрел на патрон.

Как вдруг дверь стала медленно открываться, от ветра что ли, и я бросился её закрыть.

Вошёл Павел. В это время раздался грохот, а потом звон в ушах, и будто зазвенели вдалеке колокольчики. Настоящий взрыв!

Влетели Вовка с Толиком, Павла даже не заметили.

— Бабахнуло… — сказал я.

Они бросились осматривать стены. На железной подставке порядочная вмятина. Стены в дырках — гильза в куски разорвана. Кругом осколки гильзы.

— А где пуля? Куда пуля делась? — орал Вовка, ползая по полу.

— Не знаю, — сказал я. Колокольчики всё ещё звенели у меня в ушах.

— Не в тебе ли она сидит? — сказал Павел, и ребята стали щупать меня, осматривать.

Я так перепугался, что слова сказать не мог.

— Но где же она, где?

— Посмотрите в чайнике, — наконец сказал я, — нет ли её в чайнике?

— В чайнике нет.

— И дырки нету в чайнике?