Юрий Сальников - Чтобы всегда по справедливости

А когда угождают? Угождают, когда ждут от другого человека выгоды для себя. Ради своей корыстной цели эгоист готов и подхалимничать, и льстить, и задабривать нужного человека. Уважения вы от такого подхалима не дождетесь «Что вы, буду я еще унижаться!» Уважать ему, видите ли, гордость не позволяет. А вот ради выгоды он готов и про гордость забыть. Не задумываясь, начнет подлаживаться. Он может даже презирать нужного человека, но притворится ласковым, и заботливым, и внимательным и фальшиво слащаво заулыбается, лишь бы к себе расположить. «Блином масленым в рот лезет». «Ужом вьется». «Чужой песне — подыгрывает». «В глаза ласкает, а за глаза лает». «Хвостом виляет, а зубы скалит».

Какое уж тут уважение! Самое настоящее унижение и есть.

Настоящее же уважение бескорыстно. Если вы задумали сделать что-нибудь доброе, но заранее соображаете: «А что мне дадут в отплату?» — то считайте, что цена такой вашей доброте грош. Это не доброе дело, а сознательная или бессознательная (порой и не высказанная вслух) ваша «сделка» с выгодным для вас человеком. Некрасивый, неблаговидный, даже бесчестный поступок!

Однако всякий эгоист именно этим любой свой шаг и меряет: «Я сделаю хорошо, пусть и мне делают хорошо». Да еще доказывает: «А зачем мне приносить себя в жертву и отказываться от собственного удовольствия, если я и так хорошо проживу? Живут же люди в свое удовольствие и прекрасно себя чувствуют!»

Конечно, иногда кое-кто может и достигнуть своей эгоистической цели. Перешагнет через уважение к людям, растопчет свое человеческое достоинство или себя унизит пресмыкательством да на всех окружающих наплюет — словом, нарушит наш справедливый закон и определенной выгоды для себя добьется. Сядете своем закутке и начнет радоваться: «Вот я какой молодец: все, что хотел, приобрел, живу не тужу и знать больше ничего не желаю!»

Только не долго он будет так рассуждать да радоваться. И не потому, что за нарушение справедливости его рано или поздно привлекут к ответственности и осудят. Есть люди, которые не творят явного беззакония и живут, как кроты в собственных норах. Но и на таких суд имеется. Суд их собственной совести. «Как ни мудри, а совести не перемудришь». «От соседа уйдешь, а от совести не уйдешь». «Сам от себя не утаишь, а сам себя и обличишь». «Совесть с молоточком: и постукивает и наслушивает». «Совесть без зубов, а грызет».

За что же человека обличает его совесть и за что она грызет его без зубов? За преступления, которые человек совершил и скрывает от людей? За черное, злое дело? За бесчестность и обман? За бесстыдный поступок?

Да. Но все это вытекает из одного — из неуважения к людям.

А без людей человек жить не может. Об этом мы уже говорили. Вот почему к самому отъявленному себялюбцу со временем приходит раскаяние, когда ему становится стыдно за неправильную свою жизнь. Или же в конце жизни он остается одиноким, Никому не нужным. А это страшно и мучительно.

Кто-нибудь спросит: «Значит, уважать людей надо все-таки для того, чтобы мне самому в конце жизни было хорошо и неодиноко? Вроде бы тоже как «сделка»: сейчас я отказываюсь от своего удовольствия, приношу себя в жертву — пусть другим будет лучше, а мне хуже, — зато когда-нибудь наступит день расплаты за такую мою жертву — станет и мне хорошо. Так, что ли?»

Нет, не так! «Стараясь о счастье других, мы находим свое собственное», — говорит старинное изречение. «Тот, кто делает добро другому, делает добро себе самому не в смысле последствий, но самим актом делания добра, так как сознание сделанного добра является высшей наградой для человека».

Это сказал Сенека, древнеримский философ, которого мы уже упоминали.

И сказано это было две тысячи лет назад, когда господствовал несправедливый рабовладельческий строй. Тогда «делание добра людям» было изъявлением лишь чего-либо личного желания, сегодня же, в нашей стране где мы сообща приумножаем счастье людей, желание приносить людям добро есть уже не личное дело — эта наш общий гражданский долг. Поэтому и высшую награду каждый из нас видит не только в «делании добра» кому-то одному, а в заботе обо всем обществе в целом о процветании социалистического Отечества.

Именно в этом у нас и проявляется высшая степень, уважительности к людям.

И никакой жертвы от человека такое уважение не требует. Какая тут жертва, если это первейшая потребность доброго человека — жить для других!

Но вот доброе сердце для этого иметь необходимо.

Доброе сердце, ребята, волшебное. С ним беспрерывно происходят чудеса.

Не верите? Да еще, я вижу, усмехаетесь: дескать, решил написать правду, а придумывает какие-то сказки.

Ну, что ж. Где чудеса, там и сказка.

Не помню, кто и когда мне ее рассказывал. Сколько я потом ни искал, ни в одной книжке не встретил.

…Жили-были два брата. Очень они походили друг на друга, ну, как две капли воды, — и глаза, и волосы, и рост одинаковые. Даже родинка на щеке. И все-таки были очень разные.

Так нередко случается — растут в одной и той же семье братья или сестры, у одних и тех же родителей воспитываются, но один хорошо учится, а другой ленится. Или одна маме по хозяйству любит помогать, а другую не допросишься. И с чего бы это, поди разберись!

Вот и у этих братьев… Один из них всегда радовался или глубоко печалился, когда у кого-нибудь были радость и печаль, а второй смотрел на все равнодушно.

— Послушай, брат, — не выдержал однажды тот, который не мог оставаться равнодушным к чужой радости и к чужой печали. — Неужели тебе не хочется порадоваться, когда у кого-то радость? И неужели тебя никогда не печалит ничье горе?

— Печалит, — ответил равнодушный брит. — И радоваться мне иногда тоже хочется. Но я себя сдерживаю. Я берегу свое сердце.

— Как бережешь?

— А давай сравним наши сердца!

Они встали друг против друга и заглянули друг другу в глаза. И каждый увидел у другого сердце. И что же оказалось? Все у них было одинаково — глаза, волосы, рост, даже родинка на щеке. А вот сердце… Когда-то я сердца были одинаковые. Но теперь у того, кто придумал его беречь, было оно очень спокойное, тихое, билось ровно, от чужой радости не трепетало, от чужого горя кровью не обливалось. А у брата — будто комок горячий или шар огненный — стучит громко, из груди навстречу всем радостям и печалям людским рвется.

— Видишь? — сказал спокойный брат. — Каждая радость или печаль в сердце входит и остается там. И у тебя сердце уже наполовину заполнено. А жизнь-то у нас с тобой еще впереди. И я хочу долго прожить, потому и берегу сердце для своих радостей. А ты успел его чужими бедами заполнить. Как же дальше жить будешь?

— А также! — ответил брат с горячим сердцем. — Не могу я иначе.