Марк Ефетов - Звери на улице

Федотов прервал Отто:

— Я спросил вас потому, что познакомился с одним проводником диких животных. Но это, должно быть, не тот, о котором вы говорите…

Бухенвальдский набат ударил в последний раз, и все туристы пошли на площадь. Туда стекались люди со всех сторон — от бараков, от печей крематория, от здания музея и от памятника.

Начинался митинг памяти жертвам фашизма. Слава слушал людей, говорящих по-русски, по-немецки, по-польски, по-чешски — на многих языках. И вдруг он почувствовал, что понимает их, на каком бы языке они ни говорили. Ведь все они говорили об одном: о том времени, когда дикие звери захватили людей, истязали и убивали их, хотели захватить весь мир, сделать его звериным. Но победили все-таки люди. И теперь люди клялись на могиле замученных: никогда больше не допустить власть фашистских зверей над людьми…

Странное дело: теперь, когда Слава думал о своем Мишке, мысли эти почти всегда перебивались воспоминаниями о Шустрике.

«Как он там без меня? Гуляет ли с ним мама? Не попал ли он под машину? Ведь спусти его только с поводка, и он мчится сломя голову. А мама сколько раз спускала его с поводка: «Собака порезвиться хочет. Пусть побегает. Никого ведь нет». А Шустрик убегал, не слушался. Пусть не слушается, пусть убегает», — думал Слава. Он готов был теперь все-все простить Шустрику. А плохое? Пусть! Пусть еще раз изгрызет ручку его сумки, пусть сорвется с поводка и убежит так, что придется час за ним бегать, пусть лает, когда надо, чтобы молчал. Пусть.

Особенно часто Слава вспоминал Шустрика утром, когда просыпался. Ведь пес знал это время и всегда бросался прямо под ноги, когда Слава вставал с кровати и начинал делать зарядку.

После Бухенвальда все в Славе как-то изменилось…

Это было, когда путешествие подошло к самому концу. Слава спал в гостинице, натянув одеяло на голову. Он делал это всегда, когда боялся страшных снов. А каких снов можно было ждать после лагеря смерти?

В эти предрассветные часы звериный эшелон пришел в Берлин. Красное солнце уже вылезало из-за домов, но белые фонари дневного света еще не были погашены.

Зверей, как всегда, встречали люди в форменной одежде с медвежонком в петлице. В это утро пришли на станцию те, кому поручили встретить зверей, и те, кто мог в эти часы нежиться в постели, спать самым крепким предутренним сном. Но так уж повелось в Берлинском зоопарке (и, думаю, что не только в одном Берлинском, а во всех зоопарках, где работают люди, у которых, как говорится, душа при деле). Это служба такая, как в детском саду все равно: воспитательницей работать без любви нельзя — и детям будет плохо и воспитательнице.

Чтобы работать с дикими животными или даже быть их укротителем, не обязательно обладать недюжинной силой или огромным ростом. Сильной должна быть воля. Кто не умеет управлять собой, не сможет подчинить себе зверя. Зверь, даже самый дикий, всегда благодарен за ласку и малейший обман раскусит тут же. А раскусив, может укусить.

Зверь презирает трусов и нападает на них. Смелых же, настойчивых и терпеливых боится, а случается — покоряется им.

Вспомните-ка своих друзей и знакомых. Смелые — они же добрые. Настойчивые и упорные в работе — они же верные друзья, хорошие товарищи, правдивые и честные. А трусы? Среди них больше всего лгунов и бездельников. Трус боится не только людей, но и дела: «Ах, не смогу; ох, не осилю — не выйдет, не получится, сорвется». И у него не получается и срывается, потому что он бросает на полпути, отступает.

Такого кое-как терпят люди. А звери — ни за что не потерпят: загрызут.

Так вот, в то утро, когда прибыл эшелон с дикими животными, в котором был и Мишка-валдаец, чуть не половина работников Берлинского зоопарка пришли на станцию, хотя, как известно, время суток было самое неподходящее. Мишка-валдаец в это время спал в своей клетке, и его не смогли разбудить ни гудки паровоза, ни шум и скрежет выдвигаемых дверей товарного вагона.

— Эй ты, проснись! — сказала женщина в белом халате и в больших кожаных перчатках с раструбами, наподобие тех, что надевают регулировщики уличного движения. Они носят белые раструбы для того, чтобы и в темноте видна была их рука, указывающая дорогу, а ветеринарша товарной станции надевала перчатки для защиты от когтей и зубов зверя.

Нет, Мишка-валдаец не выпустил когти и не оскалил клыки. Ветеринарша будила его, а он не просыпался.

Егор Исаевич сказал:

— Немецкого языка не понимает. Дайте-ка я попробую с ним по-своему.

И он не то почесал Мишку за ухом, не то подергал его за это ухо:

— Вставай, лежебока, приехали… Вот видите, сказал ему по-русски, и он проснулся. Ишь как пасть раскрыл!

А Мишка и впрямь раскрыл розовую пасть и вытянул лапы так, что клетка сразу же стала ему мала.

В то утро Дидусенко поразил всех, кто встречал зверей. Казалось чудом, как слушались дикие животные проводника. Но мы-то с вами знаем, что чудес не бывает. Иногда зверь становился покорным потому только, что проводник брал его за ремешок, к которому зверь этот привык, как мы привыкаем к разношенным ботинкам. Иногда Егору Исаевичу помогал кусок сахару. А чаще всего звери слушались проводника, потому что любили его.

Ведь так бывает и с людьми.

Мишка проснулся, но Слава, как известно, в это время еще спал в гостинице. В сумеречные предутренние часы спят ведь почти все люди. Кроме тех, конечно, кто занят в ночную смену или дежурит. Но в то раннее утро даже дежурный в гостинице дремал у своей конторки. Он старался сидеть прямо, но сон клонил голову, и она падала на грудь. Он тут же, как на пружине, подскакивал и при этом произносил одну только букву:

— А!

Проходило несколько минут, и снова голова падала вперед, точно вдруг сломалась шея или какой-то держатель на затылке.

Когда зазвонил телефон, подбородок дежурного упирался в грудь, веки опустились. Но тут же он поднял голову, открыл глаза и сорвал трубку:

— Алло!

За много лет работы в гостинице дежурный привык к разным неожиданностям, но услышанное сейчас поразило его. Нет, он ничего не мог понять.

— У вас живет мальчик Слава, который приехал с группой туристов?

— Да, — сказал дежурный. — Они вернулись из поездки вчера вечером и сегодня уезжают домой.

— Разбудите его и скажите, что звери идут по улице от вокзала. Пусть он скорее оденется и выйдет навстречу зверям. Только побыстрее: минут через десять звери будут возле гостиницы…

— Звери?!

— Да, дикие звери.

— Что вы говорите? Какие дикие звери? Почему в гостинице? И потом — у нас заняты все номера.

— Ах, при чем тут номера и какое имеет значение, какие звери! Слон, верблюд, лоси и медведи. Вы понимаете: мед-ве-ди. Будите мальчика. У меня нет времени. Я говорю из автомата. Звери прошли вперед…