Владислав Крапивин - Алые перья стрел

Так мыслили разведшефы Могилевского. Так думал и “президент Белорусской народной республики” пан Абрамчик, которому показали нового агента перед отправкой на восток.

– Да-да, – сокрушенно качал головой гитлеровский холуй, обосновавшийся сейчас в Мюнхене. – К несчастью, поредели наши ряды в заповедных пущах Белой Руси. Ваш святой долг – снова вызвать к жизни, влить свежую силу в руку мстителей – благородных “лесных братьев”. Рада БНР вас восславит после победы над коммунизмом.

Могилевскому было в высшей мере наплевать и на Раду, и на липового президента. Его интересовало, что ему дадут в этом довольно обшарпанном особняке. И ему дали: пан Абрамчик подарил Могилевскому собственный портрет с автографом. Присутствовавший при трогательной встрече земляков американский разведчик Стиф, который и готовил Дударя, ядовито сказал Абрамчику:

– Вероятно, ваш гость ожидал чего-нибудь более существенного.

“Президент” только развел руками:

– Вы, господа, задерживаете наше субсидирование...

Фотографию Могилевский выбросил. Он не верил ни в какую Раду, а надеялся только на американцев. Во время шпионской учебы его возили в Штаты и там показали хозяйства богатых фермеров. Вот это была жизнь! Ради такой жизни можно было и шеей рискнуть при парашютном прыжке.

Но все обошлось. Глухонемой благополучно акклиматизировался в условленной местности, а дочь побеспокоил только через три года. Было это неделю назад.

За три года он много раз встречал свою дочь, но так, что она его обычно не видела. Иногда она замечала на улице глухонемого, но, конечно, никак не могла узнать в оборванном старике с запущенной бородой родного отца. Она его помнила щеголевато одетым, с пышными выхоленными усами и гладко выбритым подбородком.

А он, Дударь, следил за каждым ее шагом, знал привычки. Ему было известно, когда она возвращается домой, когда встает. Леокадия занимала небольшую квартиру в одноэтажном доме на две половины. У квартиры было отдельное крыльцо. Старик знал скрип каждой половицы на этом крыльце. В дом он проникнуть не решался, потому что ключ учительница уносила с собой. Но вечером долго виднелся свет в окне, и Могилевский умудрялся много раз наблюдать за дочерью с высокого забора напротив. Леокадия обычно долго вычитывала тетради на простом обеденном столе, иногда слушала приемник, стоявший на туалетном столике, или читала в постели. Потом выключала свет, открывала форточку и через минуту слышался скрип матрацных пружин. Молилась она, наверное, уже в постели.

“Кровинушка моя, дочушка, – скорбно думал Болеслав Иосифович, уходя в темноту, – вот до чего довели нас проклятые большевики: родной отец должен прятаться от своего дитяти, а ты лучшие годы проводишь как в монашеской келье. Такую ли жизнь готовил я для тебя!”

Он знал про ее близкое знакомство с ксендзом, про их потаенные встречи и не осуждал дочь. Может быть, это ей необходимо для тайной работы, а может... сколько же ей сейчас лет? Еще и тридцати нет, а она мается в одиночестве.

Однажды они почти нос к носу встретились на рынке. Дударь продавал золотистых лещей шириной в таз. К нему образовалась небольшая очередь, а в конце ее он вдруг увидел дочь. Через пару минут она подойдет вплотную.

Ничего не объясняя покупателям, старик смахнул в мешок непроданную рыбу и зашагал прочь. Хозяйки могли сколько угодно кричать ему в спину – глухонемой не слышал. Однако он запомнил голос Леокадии: “Зачем зря шуметь, наверное, ему срочно куда-то понадобилось”.

“Ты-то получишь рыбку!” – не выдержал он и перед рассветом повесил на ручку двери у ее квартиры связку отборных линей. Это было рискованно, и с тех пор Могилевский старался совсем не попадаться дочери на глаза.

Месяц назад Дударь получил от резидента в Вильнюсе сообщение, что в их район скоро будет заброшен агент с особо ответственным заданием. Агента надо принять в райцентре легально, потому что он должен ознакомиться здесь с обстановкой для выполнения своей миссии. Поскольку сам Дударь, в силу своей “легенды” о глухонемом бобыле, не может прилично встретить гостя, необходимо подготовить к его визиту Леокадию. К ней он явится под видом племянника. Он пробудет у нее недолго, тем не менее некоторая помощь ему, видимо, окажется необходима. Сам же Дударь обязан встретить агента у места приземления или вызвать его на себя определенным ночным сигналом.

Могилевский все обдумал. Раз “там” известны координаты поселка, то остается только навести на ближний лес. Ориентиром послужит рыбацкий костер – дело безобидное – на берегу реки. Он встретит гостя и к утру покажет ему дорогу к Леокадии, куда тот явится под видом пассажира из Вильнюса.

Вскоре Дударь получил от резидента краткое одобрение предложенного им варианта и пошел на встречу с дочерью.

Шел он туда не без волнения. Выбрал раннее воскресное утро, когда людей на улицах почти не бывает, подстриг бороду, надел чистую рубаху, подвесил на кукан две солидных щуки и с тем пожаловал к одноэтажному домику. Дверь была заперта изнутри. Постучал. Ответа долго не было, потом без обычного “кто там?” щелкнул откинутый крючок. Болеслав Иосифович осторожно вошел в крохотные сенки – пусто. Заглянул в кухню. Леокадии и там не было. Он отогнул портьеру на двери, ведущей в комнату. Там шторы были задернуты, стоял полумрак.

Она стояла в узорчатом халате, судорожно стянув его на груди. “Испугалась такого страшилища”, – подумал Могилевский и молча приподнял в руке рыбу.

Не спуская с него глаз, Леокадия взяла щук, отнесла на кухню, вернулась и вдруг упала на колени, уткнувшись головой в подол его рубахи.

– Тату... родненький тату, пришел все-таки!.. – шептала она исступленно, но без слез и все ловила его пахнущую щуками руку.

...Через пару минут они тихонько сидели рядом на ее кровати и еле слышно шептались.

Да, она давно его узнала. Видела, что он наблюдает за ней. Но раз не подходит, значит, так надо. Значит – нельзя. Но сейчас... сейчас, раз он пришел, значит, всякая опасность миновала и можно не таиться?

– Нет, еще рано, дочка, – покачал кудлатой седеющей головой пан Болеслав. – Но скоро кончатся наши испытания. Пришла и твоя пора помочь в этом.

Он для верности назвал пароль, услышал отзыв и рассказал о деле.

– Племянник? – удивилась Леокадия. – Но вдруг проверят мою биографию? У меня же не было ни сестер, ни братьев, откуда взяться племяннику?

– Двоюродный, – успокоил ее отец. – Был у тебя дядя Григорий, мой брат, у него сын Тадеуш, от него и твой двоюродный... А вот как этого зовут, я пока и сам не знаю. Ничего, отрекомендуется.

– Трудно тебе, татусь! – шептала Леокадия. – Стареешь, живешь в одиночку, как зверь...