Сергей Иванов - Ольга Яковлева

— Ну, Геня! Без учения… словом, ты же знаешь!

— Да знаю! — Огоньков сердито ударил ногой — сбил в овраг шишку. Она полетела с обрыва и пропала, и не слышно было, как и где там она шлёпнулась. — Тут и знать-то нечего: ученье — свет, неученье — тьма, повторенье — мать ученья, век живи, век учись, учиться всегда пригодится… Я это всё знаю, дед! Дальше-то что?

Старик ботаники стоял опустив голову. Лица его не было видно за широкополой шляпой. Только длинные волосы спускались на висках белыми сосульками. А Генка ломал и ломал на мелкие кусочки тонкую, как проволока, сухую палочку.

Ольга в эту секунду старалась стоять понезаметнее. Даже чуть отшагнула за куст боярышника, усыпанный красными ягодами.

Но такие уж удивительные люди были эти двое. «Двое Огоньковых», — подумала неожиданно Ольга. Старик ботаники, наверное, ведь тоже был Огоньков!

Прошло минут десять, и размолвка их забылась, словно маленькая станция для пассажиров в быстролетящем поезде.

А вот Ольга так не могла. Даже и боялась такого. Она всегда старалась всё выяснить до конца. Чтоб не было каких-нибудь обид или недоговорок. Чтоб про старое не вспоминать!.. И мама у неё такая же. Она говорит: «А то эти обиды будут накапливаться, накапливаться, как ил в пруду. Разве столько черноты можно в себе таскать?»

Но старик ботаники и Генка ничего — могли. Будто совсем не уставали от этой ноши.

Они шли уже опять спокойно втроём меж деревьев, как будто по музею. Старик ботаники рассказывал… Чуть не о каждом дереве он мог рассказывать. Да зачем оно так растёт, да почему… Он как будто бы за них говорил, за эти деревья. Высказывал то, что они хотели сказать их мысли. Такой удивительнейший был этот старик!

Ольга до того в породах не очень-то разбиралась. Откуда ей было их знать! Ну берёза, сосна, ёлка. Клён — листики резные… А здесь поздороваться с нею вышли из лесу тополь, и вяз, и дуб.

Ива опустила длинные волосы до самой воды. Старик ботаники говорил, словно уговаривал:

— Нет, нет, не печальная! Ей так хорошо… Это всё мы насочинили! — Потом всё же добавил — Ну, действительно задумчивое дерево. Они же разные по характеру, как и люди: тот весёлый, тот не очень…

Ольге хорошо теперь было приглядываться к деревьям опытным глазом, самой находить их, распознавать… Скажем, берёзы. У них, оказывается, тоже разные сорта есть. Как, например, у яблонь.

— А знаете как, если заблудишься, из лесу выбираться? — неожиданно спросил старик ботаники.

Они все трое сидели на низком и широком сосновом пне. Сидели, касаясь друг друга плечами, завтракали.

— Как из лесу выбираться? — с улыбкой переспросил Огоньков. — О! Слышишь? — Вдали где-то проскакала электричка. — Вот туда и шагай! — засмеялся он, очень довольный своей шуткой.

— Ну, а если серьёзно? — спокойно и твёрдо продолжал старик ботаники. — Если в тайге, скажем?

— По мху… — неуверенно сказала Ольга. Она где-то что-то слыхала про это. Но где и что?..

— Да старо это всё, — со скучающим лицом протянул Огоньков, — как дважды, два!.. Мох растёт на севере, а ветки у дерева гуще на южную сторону…

— Долгонько, вижу, вам плутать придётся! — притворно засокрушался старик ботаники. — Покамест железную дорогу в тех местах не проведут. Чтоб вам по звуку…

— Не, дед, погоди! — сказал Огоньков. — Я же точно помню. Вроде даже читал про мох и про ветки…

Борис Платоныч пожал плечами, улыбнулся мягко:

— Тем писателям, видно, тоже плутать придётся…

— Не, ну правда…

— А ты сам посуди. Разве дерево может определять стороны света?.. Или, вернее, так скажем: разве дереву нужно определять стороны света? Оно ведь не лётчик и не птица! А то, что вы говорите, — это же просто сказки для детей младшего возраста!

— А тогда чего ж…

— Просто заметили, что обычно с южной стороны веток больше. С южной солнышка бывает больше. Вот дерево туда и тянется своими руками… Ну, а если вдруг с северной стороны лучше освещение? Или с западной?.. Так ведь тоже бывает — в лесу деревья стоят по-разному! Вот и выйдет: что ни дерево, то и свой юг.

— А мох? — спросила Ольга.

— Так же и мох, девочка. Только он наоборот — тенёк любит.

— А как лее тогда из тайги выбираться?

— По звёздам, по солнцу, по компасу.

— А в ненастную ночь и если компаса нет?

— В тайгу, Геня, как попало не ходят. А если ходят, значит, плутают…

Вдруг он замолчал, склонив седую голову на плечо. Сидел и думал о чём-то и видел, наверное, совсем не этот лес. Ольга даже бутерброд жевать перестала, посмотрела на Огонькова. А он пальцем ей показал: погоди, мол, немного, молчи, после…

И потом опять они брели втроём по лесу. Большие деревья постепенно кончились, отступили, пошло мелколесье — всё осинки да берёзки чахленькие.

А вот и захлюпало под ногами. Они пробирались теперь по нестрашному, полуосушенному, но всё ж таки мокрому болоту. Если шагать как придётся — в два счёта промокнешь!

Генка опять шёл в стороне — весело, легко. Видно, думал он о чём-то своём, огоньковском. Синяя его куртка горела на фоне бурой болотной травы, на фоне ярко-жёлтого леса, что ждал их впереди.

— Ишь ты какой! — тихо улыбаясь, говорил Борис Платоныч. — Прямо рыцарь в чистом поле… А уж помучились мы с ним, о-ё-ёй!..

Ольга вздохнула про себя: она-то знала, как с ним помучиться можно! Однако спросила — просто чтоб поддержать разговор:

— Как это помучились, Борис Платоныч?

— Да всяко, дружок, было. В одной школе не удержался, из другой я сам его счёл за благо взять. А уж в третью… Видишь, даже учительствовать пошёл! Нужно ведь, чтоб за мальчиком глаз был! — Это последнее он сказал особым строгим голосом, словно он убеждал кого-то.

А Ольга прямо рот раскрыла от удивления. Три школы переменил! Это лее кому скажи — ну хулиган, да и всё! Буквально Бармалей какой-то! А ведь Огоньков… Если кое на что внимания не обращать, он же просто хороший!

Но старик ботаники её по-своему понял. И стал говорить про своё, личное, а не про Генку.

— А что ж, Оля, — начал он решительно, опять с кем-то споря, — мне улс почти семьдесят было, когда я из института ушёл. А ведь это возраст… Возраст!

— Разве вы не в школе работали?

— Ну конечно, нет! — Он усмехнулся. — Вот ты какая чудачка!

Ольга засмеялась. И старик ботаники вслед за нею. Так они и смеялись, глядя друг на друга. Огоньков услышал их, обернулся и крикнул:

— Вы чего грохочете? Старик ботаники рукой махнул:

— Да нет, ничего! Оля решила, что я учитель, в школе работал.

— А-а, — кивнул Огоньков значительно. — Дети есть дети.

Ольга сразу замолчала. Во-первых, она не потому вовсе смеялась! Ну и был бы он учителем, что ж тут смешного-то? Ей слово показалось смешным — «чудачка». Так её вроде никто и не называл никогда. А Генка уж сразу хвост распустил, как индюк: «Дети, дети!..» Сам-то он кто?