Анатолий Мошковский - Не опоздай к приливу

— Не нужно, — сказал Юрка, — не говори больше ни слова.

Валерий замолчал, и все провожавшие дядю думали каждый о своем, пока дорка пересекала Якорную губу.

Через два дня выяснилось, что нужно провожать еще одного человека — Раю. Ей вдруг срочно понадобилось съездить в Мурманск — коротко постричься и заказать в ателье костюм.

Все Раины подруги по гидрометеостанции стриглись коротко, как стригутся в Мурманске, не говоря уже о столице, а она все еще таскает старомодные косы. Якорный — ведь не медвежий угол, где можно ходить как попало и в чем попало…

И в один из тихих майских дней все семейство опять махало рейдовому катеру.

Он увозил на рейсовый пароход Раю с ее невообразимыми волосами, в ее устаревшей, длинной юбке и по-провинциальному пестрой кофточке.

В последнюю секунду, когда дочь подняла ногу, чтоб ступить на катер, мать — в который уже раз! — шепнула, чтоб одумалась — на пароходе много будет времени, — стоит ли стричься, как овечка…

— Наган купи, — крикнул вслед Васек, — и пять коробочек пистонов!

— И про книги не забудь, про книги! — перекрикивая стук мотора, басом рявкнул Валерий, давший сестре уйму поручений.

Один Иван Тополь, дежуривший сегодня на причале, вооруженный — при армейском ноже и пистолете-автомате, — не сказал Рае ни слова, а только помахал рукой. И сделал он это малозаметно и быстро, потому что находился при исполнении служебных обязанностей. Но улыбка, все время не сходившая с его лица, как ни старался он согнать ее, была не очень служебная и мало вязалась с холодной сталью оружия.

Рая вернулась через неделю — короткий отпуск в счет внеочередных дежурств кончился, и, глянув на нее, мать засмеялась, а потом заплакала. Коротенькая юбочка, коротенькие волосы, открытые туфельки…

— Овечка, одно слово — овечка. — Мать покачала головой, оглядывая со всех сторон дочь. — Как ходить-то стали… В наше время все шили подлинней да позакрытей…

— Стильной девочкой стала твоя дочка, столичной — будь здоров! — сказал Валерий.

Он углубился в привезенные ею книги, а Васек, до зубов вооруженный купленным Раей оружием — тупоносым браунингом и наганом, носился по дому, заряжал пистонами, палил, и в комнатах пахло жженой серой. Потом боевые действия развернулись на улице. Играя в пограничников, он охотился за нарушителями — овечками и козами, занимал оборону за каким-нибудь бревном и героически отстреливался от врагов…

Валерий все время упорно думал о чем-то.

Близились летние каникулы, экзамены он сдавал хорошо, готовился мало, а домой приносил почти одни пятерки. Даже находил время читать. Валяясь на койке, сплетая и расплетая ноги, проглатывал книгу за книгой, потом ложился, закладывал за голову кулаки и о чем-то размышлял.

Однажды он подозвал Юрку и усадил в ногах.

— О чем ты думаешь сейчас? — Валерий пристально глядел на Юрку.

— Ни о чем.

— Совсем-совсем?

— Ну да.

— И плохо. Я давно приглядываюсь к людям и заранее могу сказать, что из кого получится. Взят;, хотя бы отца и его братьев. Дальше всех шагнул дядя Ваня. Почему? Что он, особенно умней отца или дяди Феди? Не сказал бы. В нем просто тверже костяк, воля крепче. Он знал, чего хотел, и достиг всего. Наш отец хороший моряк. Железный. Я видел, как слушаются его на сейнере. Прекрасно знает район лова, навигационные приборы. С закрытыми глазами приведет сейнер в Якорную. Но и все. Дальше этого суденышка он не шагнет. Больше ему ничего и не нужно. Так и проживет всю жизнь у этих дедовских берегов, а потом уйдет на пенсию и, подобно своему бате, будет похрустывать на печи косточками, рассказывать байки своим внукам… — Тут Валерий улыбнулся. — Твоим, Юрка, ребятам…

— А может, твоим! До моих еще далеко.

— Нет, только не моим. — Валерий резким движением головы откинул назад волосы. — Моих тут не будет. Хватит того, что прожил здесь шестнадцать лет…

— А я, думаешь, навсегда отдал здесь якоря?

Валерий зевнул, потянулся и закрыл глаза.

— А вот меня вы не знаете. Вот ни на столечко. Я из тех, которые выбиваются. Я еще удивлю вас. И не только вас. Я…

— Отстань, — сказал Юрка, — ты мне надоел.

У него и вправду голова разболелась от всех этих разговоров.

— Ну иди, иди. — Валерий засмеялся. — Там тебя дети ждут, дружки твои…

Юрка рассердился, вышел и в дверях столкнулся с отцом. Отец только что был в райкоме партии. Он был не в себе.

Отстающий сейнер, куда поставили его капитаном, опять оказался в пролове — недобрал десять центнеров рыбы. И вот, разъяренный, он пошел в райком партии жаловаться и требовать вернуть ему его корабль.

Никто не знает, о чем говорил с отцом первый секретарь — сам он об этом молчал, — но, столкнувшись с Юркой в дверях, он едва не обрушил на его голову весь свой гнев:

— Чего без пальта ходишь? Некому в больницу бегать…

— Ничего, батя, уже тепло, — вступился за брата Валерий, успевший для видимости взять в руки учебник.

Самое обидное для отца было то, что сейнер, на котором он ходил до этого, опять перекрыл норму и кое-кто в поселке поговаривал, что это не его, Варзугина, заслуга: дело не в капитане — просто команда хорошая попалась.

Скоро отцовский сейнер опять ушел в море, и вот тогда-то Валерий замкнулся, ушел в себя — ни слова не вырвешь. Юрка узнал от Раи, что брат необдуманно, под горячую руку, заикнулся отцу насчет того, чтоб его взяли на сейнер юнгой. Отец обругал Валерия: ему некогда обучать нового матроса. Нужно план выполнять, тралмейстеру — оболтусу — мозги вправлять, чтоб быстрей чинил продравшийся на камнях трал, читать лекции первому помощнику, на каких курсах ходить при ветре, чтоб не прекращать траления…

А Валерия, когда кончились экзамены, отец определил матросом, только не на корабль, а на… водопад.

Он находился километрах в четырех от Якорного, на реке Трещанке, звали его падуном, и весной, когда река вспухала от талых вод, южный ветер доносил в поселок его отдаленный, глухой грохот. Туда-то, к падуну, во время икрометания входит из моря семга — самая вкусная и дорогая из всех северных рыб.

В это время ловить частным лицам семгу сетями и на поддев запрещено. Все-таки кое-кто ухитрялся тайком вылавливать ее, и вот инспекция рыбонадзора построила у падуна домик и решила установить круглосуточное дежурство.

Там, возле падуна, в другой избушке уже разместилось семужное звено дедушки Аристарха, и отец решил, что Валерий будет под его присмотром.

Уезжал брат неохотно.

— Ничего, — утешал его Юрка, — зато матрос. — А на море или на берегу — какая разница!

— Нет, это не по мне, — сказал Валерий, помахивая новеньким удостоверением с фотокарточкой. — С тоски подохну. Книг разве захватить с собой? Ты хоть меня не забывай.