Николай Григорьев - Бронепоезд «Гандзя»

В следующую минуту я увидел в бинокль башенный бронепоезд — весь целиком.

Богуш вышел нам навстречу.

Я быстро осмотрелся:

— Все на местах?… По бронепоезду!… Огонь!

Грохнула, ударила наша гаубица. По степи прокатилось шумное эхо…

Бойцы сразу повеселели: кончилось ожидание, началось дело! С присказками и шуточками бросились бойцы подавать в орудие снаряды и заряды. Я отшвыривал в сторону стреляные гильзы, и они с колокольным звоном катились по полу.

А вокруг поезда уже заплясали черные дымки взрывающихся гранат, комьями начала взлетать земля, застилая пылью росистую полевую зелень…

Я посмотрел вдоль рельсов в бинокль:

— Почище наводку, Малюга! Пока мимо!

Старик нетерпеливо мотнул головой.

— Снаряд!… Заряд!… — покрикивал он, не отзываясь на мои слова.

Глухой черной стеной уже стоял вдалеке дым от разрывов, и после каждого нашего выстрела стена раздавалась все шире, словно кто-то беспрерывно подставлял и подставлял к этой стене черные вихрастые столбы.

Но станция виднелась вся по-прежнему. Там, в легком тумане пороховой гари, сверкали огоньки встречных выстрелов…

Снаряды Богуша бороздили землю уже около самого нашего вагона. Сквозь щели блиндажа нас обдавало удушливым дымом. Через бойницы то и дело прорывались осколки, чиркая потолок и застревая в деревянных стенах.

— Давай ему по башне, что ж ты! — крикнул я Малюге, теряя терпение.

— Останови поезд, тогда и спрашивай! — запальчиво крикнул он мне в ответ.

— Сто-оп!… — скомандовал я.

Но не успел еще поезд остановиться, как снаряды обрушились на нас ураганом.

Все потемнело вокруг. Визг, грохот, железный скрежет осколков.

Мы были в вилке.

Я подскочил к Малюге:

— Давай попадание, сию же минуту! Сию же минуту!…

Старик только мычал в ответ и, суетясь, дергал за шнур.

— Да что ты, ослеп? — взревел я.

Но тут я и сам потерял из виду далекие огоньки выстрелов. Все застлало дымом.

Стоять больше на месте было невозможно… Пришлось скомандовать задний ход.

— Позор, бойцы! Не можем справиться с негодяем Богушем! Дожидались позиции… Все летит к черту!

Я в бешенстве обернулся к Малюге:

— Горе-наводчик!

Поезд, содрогаясь от близких взрывов, пошел назад.

— Эй, быстрее вытягивай вагоны из огня… Да ну, живее!

Никифор надсаживался у телефона, подгоняя машиниста.

Вдруг ко мне подлетел матрос.

— Командир! — гаркнул он во всю силу своих легких. И тут же сгреб меня и пробормотал едва слышно: — Некуда уходить. Путь разбит…

«Отрезаны!» — мелькнуло в сознании.

Матрос держал меня за плечо.

— Что делать будем? — прошептал он.

Тут раздался такой силы взрыв, что я не устоял на ногах и повалился на ящики. В ту же секунду, деревянные балки крыши, как ребра, раздались в стороны и блиндаж наполнился едким дымом.

— Горим! — услышал я в дыму крики. — Брезент… На снарядах!

Я вскочил и как сумасшедший бросился на голоса.

Бойцы топтали брезент, стараясь сбить фуражками языки пламени.

— Воду сюда! Протягивай шланг! — закричал я. — Никифор, живо!

Никифор подскочил со шлангом, открыл воду, поливая брезент. И вдруг покачнулся, выронил шланг и упал, как сноп.

— Что ты, Никифор! — Я бросился его поднимать.

На помощь подбежал матрос. Он, торопливо пошарив в карманах, выхватил бинт.

И чистый бинт, разматываясь, покатился у него из рук на пол…

— В сердце, — коротко сказал матрос, — легко помер. Кончился наш запевала.

Он снял с мертвеца фуражку — открыл ему побелевший лоб и, подхватив тело на руки, зашагал в глубь вагона.

Кто-то подхватил шланг и потушил брезент, но я уже не смотрел туда.

Весь вагон трещал и гудел под ударами снарядов. В несмолкаемом грохоте уже не различить было выстрелов гаубицы.

— Аааа… черт! Да попадешь ли ты наконец!

Я бросился к артиллеристу — и с разбегу уткнулся в прицел, да так и отскочил: «Где же наводчик?»

Старик, закрывшись руками и раскачиваясь из стороны в сторону, сидел на лафете.

— Ранен?

Я отдернул от его лица одну руку, другую…

Малюга зашевелил побелевшими губами:

— Испортилась окаянная гаубица…

— Что? Гаубица? — прошептал я, отступая.

Грохот нового взрыва не дал ему договорить.

Вагон тяжело качнулся на сторону, боковая стена треснула и вдавилась внутрь. Меня по колени засыпало песком. Я выкарабкался и побежал к орудию:

— Сюда, бойцы! Будем отбиваться до последнего… Живыми не дадимся!

Сгоряча я ухватился за правило и тут же отдернул руки: «Да ведь орудие испорчено…» Но бойцы уже теснили и толкали меня, вставая по местам. Племянник подхватил с полу снаряд, поднял его и пропихнул кулаком в ствол. Батареец заложил заряд.

Замковый защелкнул затвор.

«Это как же так?… — Я не верил своим глазам. — Орудие ведь действует!»

— Малюга! — закричал я, стаскивая старика с лафета. — Что же ты! Орудие исправно!

— Прицел… — Малюга безнадежно махнул рукой, — скособочило…

— Прицел? Прицел, говоришь? Только и всего?… Наводи!

Старик зашаркал на свое место. Безвольными, одеревеневшими пальцами он подкрутил винты.

— Огонь! — скомандовал я.

Дали выстрел. Снаряд ушел колесом в сторону!

И тут я в первый раз увидел, что творится вокруг нас. Щита на орудии не было; я стоял как в открытых воротах. Выглянул из вагона вперед — и содрогнулся… На сотни саженей в стороны — как не было зеленой степи, пузырилась и в страшном грохоте взрывавшихся снарядов разлеталась в пыль… Я понял, что и вправо и влево, за стенами вагона, и позади нашего поезда все превратилось в пустыню. Каким-то чудом среди этого пожарища мы еще целы! Путь сзади разрушен — двинуться некуда. И предатель белогвардеец Богуш теперь расстреливает нас, как у стенки…

Я стоял перед орудием… Жалкая, бесполезная, никому не нужная груда металла!

Я сделал шаг в сторону — сам не знаю зачем.

Бойцы тоже переступили — они все жались ко мне.

«Неужели кончено все?»

Волны черного и рыжего дыма все больше застилали наш поезд. Перед вагоном блеснуло пламя. «Вот он, снаряд… Нет, не долетел…»

Опять полыхнуло огнем в дыму. Гудя, разлетелись стальные осколки: и второй мимо… третий. Этот кувырнулся совсем в стороне.

Снаряды вокруг нас падали вразброд.

— Ребята! Обожди! — вдруг закричал матрос, срываясь с места, и на секунду замер с поднятой рукой.

— Ребята, да ведь нас дымом затянуло! Глядите все! Ведь он наугад снаряды втыкает!… Не попасть ему, собаке, в нас.

Бойцы с минуту, словно не понимая, что он говорит, удивленно глядели на матроса.

— Дыму, ребята, давай дыму больше! — кричал матрос.

— Правильно! — скомандовал я. — Жги что попало!

Тут бойцы горохом рассыпались по вагону и стали выбрасывать наружу обломки досок и бревен, соломенные тюфяки, одеяла, тряпки.