Михаил Коршунов - Сентябрь + сентябрь

И вот надо отправить им письма, спросить, как у них всё это получается. Поделиться впечатлениями. Или спросить про химию, какая она, напри­мер, в селе Медном? Большая уже или ещё ма­ленькая?

Вопросы найдутся, только бы суметь написать письмо и почтовый адрес на конверте.

Однажды, когда лучшие работы были выставле­ны в классе, а потом и в зале, Тамара Григорьевна сказала:

— А не сделать ли нам подарок?

— Кому подарок?

— Какой подарок? — начали спрашивать ре­бята.

— Подарок детскому саду. Отнесём все наши лучшие работы малышам. Им будет приятно.

— Конечно! — закричали ребята.

— Обязательно! — закричали ребята.

— Кубики подарим!

— Фонарики!

— Гирлянды!

— Скворечники!

— Коробочки!

— Почтовые ящики!

— Сегодня,— сказал Боря. — Давайте сегодня отнесём.

— Давайте,— согласилась Тамара Григорьевна.

Тёма сказал:

— И светофоры ещё. Пускай учатся ходить по светофорам.

— А как нести? — спросила Галя.— У нас рук не хватит.

— В портфелях,— предложил Петя. Ведь у не­го портфель самый большой в классе и самый на­стоящий.

— И портфелей не хватит,— покачала головой Лиля.

— В кульках,— сказал Тёма. И тогда Коля взял и сказал:

— В мешках.

Ребята как засмеются. И Серёжа громче всех:

— Ха-ха-ха!

Боря тут же начал показывать, как смеётся Се­рёжа. И начал не просто смеяться, а прямо кри­чать.

Валентин Васильевич вдруг совершенно серьёз­но сказал:

— Правильно. Понесём в мешках. Ребята перестали смеяться.

— Где мы их возьмём? — спросила Галя. И Петя спросил:

— Где мы их возьмём, эти мешки?

— Нигде не возьмём, — ответил Валентин Ва­сильевич. — Сами сделаем.

— Сами?

— Да. Сами.

— А из чего?

— Из цветной бумаги. Не кульки сделаем, а мешки.

А Коля тогда ещё сказал, что в сказке про белую верблюдицу прямо так и говорится, что в одном древнем городе на площади стояли мешки с игруш­ками. И белая верблюдица привозила ребят совсем издалека через пустыню в этот город, чтобы они взяли себе игрушек столько, сколько хотят: мешок, два или три.

— Мешок, два или три, — повторил Валентин Васильевич. — А мы сколько сделаем мешков?

— Три, — сказала Галя.

— Жёлтый, красный и синий,— предложил Петя.

— Нет! — закричал Боря. — Лучше каждая звёздочка сделает по мешку!

— Мне нравится предложение Бори Завитко­ва,— сказала Тамара Григорьевна.

Валентин Васильевич потирал ладонью подбо­родок, глаза его улыбались.

— Да здравствует новый коллективный во­жатый! — вдруг громко сказал он.— Первый класс «А»!

Ух ты!

Что тут было!..

Ребята от радости повскакивали с мест, в ладо­ши захлопали. Кто-то упал со стула, а кто-то взо­брался на стул прямо ногами.

Тамара Григорьевна засмеялась и никакого за­мечания не сделала. Как и тогда, во время Дня здо­ровья. А ведь кто залазит на стулья ногами, должен оставаться после уроков и вытирать все стулья в классе.

В наказание.

А тут никаких наказаний!

Да здравствует новый коллективный вожа­тый!

Теперь если 10-й «А» поведёт 5-й «А», а 5-й «А» — 1-й «А», то 1-й «А» поведёт детский сад. На­пример, к себе в школу. Показать, что такое школа. Что такое настоящая раздевалка и расписание звонков, что такое настоящий класс и октябрятские звёздочки.

* * *

Когда мешки из цветной бумаги появились в детском саду, они вызвали переполох среди его оби­тателей. Детсадовцам поскорее хотелось узнать, какие богатства таились в каждом из мешков.

Алёнка вопросительными знаками, как крючка­ми, цепляла всех окружающих. Света чтокала, Юрик шипел проволочкой. Кто-то упал со стула, а кто-то взобрался на стул прямо ногами. А ещё кто-то пролез у кого-то сквозь ноги и чуть не уша­гал прямо к мешкам.

Крик, шум, смех.

Первоклассники вдруг поняли, как приятно не только самим радоваться, но и доставлять радость другим.

Детсадовцев словно привезли в сказочный город на площадь.

Привезла белая верблюдица. И они были счаст­ливы, потому что в каждом мешке для них тоже было приготовлено счастье — весёлое, разноцвет­ное.

И таких мешков со счастьем было много.

А Лиля принесла свои куклы — большую и ма­ленькую. Куклы ей теперь не нужны: Лиля сдела­ла дома школьный уголок.

Глава 13

Автобус увёз на стадион юных конькобежцев. Должно было решиться, кто станет чемпионом Олимпийской Снежинки.

Ребята с утра проверили по фанерным барометрам и другим приборам облачность, силу и на­правление ветра. Проверили по фанерному градус­нику температуру воздуха.

Всё было благоприятным: облачности никакой, силы ветра никакой, направление ветра тоже ника­кого, а температура воздуха самая подходящая — лёд не тает.

Вместе с конькобежцами на стадион уехали Глеб Глебыч, Костя Волгушин и другие вожатые из 10-го класса. Они были в комиссии по проведению соревнований.

Как можно было спокойно заниматься в такое утро!

И школа занималась очень неспокойно. У всех были напряжены нервы. Поэтому неудивительно, что Тамара Григорьевна беспрерывно делала заме­чания:

— Потеряли внимание!..

— Боря, успокой Серёжу!..

— Галя, плохо настраиваешься на урок!..

— Не вижу класса!..

И Валентин Васильевич говорил:

— Сидим неподвижно, а мозг работает!

Но трудно было настроиться, сидеть неподвиж­но, слушать тишину.

В основном слушали не тишину, а шум мотора автобуса. Автобус должен был вернуться со стадиона к концу занятий.

И когда он вернулся к концу занятий, то вся школа бросилась к окнам. Потом вся школа побе­жала вниз. Потом вся шко­ла узнала, что в беге на шестьдесят метров чемпио­ном Олимпийской Снежин­ки среди пятиклассников оказался Ревякин.

Его время — девять и девять десятых секунды!

Первыш торжествовал. Он долго тряс Ревякину руку, а Ревякин долго хлопал Первыша по плечу, как своего лучшего друга.

Фотокорреспонденты из школьной стенгазеты так и сняли Ревякина с Первышем. Сказали, что в ближайшем номере стенгазеты поместят эту фото­графию с подписью: «Чемпион и болельщик».

И Костю Волгушина они сняли. И сказали, что тоже поместят в ближайшем номере стенгазеты с подписью: «Тренер чемпиона».

А потом один из фотокорреспондентов сказал:

— Лучше их всех вместе снимем.

Сняли всех вместе и сказали, что в ближайшем номере стенгазеты поместят эту фотографию с под­писью: «Чемпион, тренер чемпиона и болельщик». А те фотографии они помещать теперь не будут.

Ревякин спросил:

— А можно будет те фотографии взять для ба­бушки?