Михаил Коршунов - Сентябрь + сентябрь

Братья Майоровы вошли в зал. Они были похо­жи друг на друга: в тёмных брюках и в синих спор­тивных куртках. На ярких широких лентах — зо­лотые медали олимпийских чемпионов.

Это, конечно, опять Глеб Глебыч попросил бра­тьев Майоровых надеть медали, чтобы ребята были счастливы полностью.

И ребята были счастливы. Полностью.

Братьев Майоровых пригласили за большой стол, где лежали коробочки и большая папка. Ря­дом с братьями за стол сели Глеб Глебыч и Серафи­ма Павловна.

Глеб Глебыч сказал, что братья Майоровы при­ехали в школу, чтобы поздравить юных конькобежцев, вручить им значки чемпионов Олимпийской Снежинки и зачётные книжки спортсменов.

Все как-то забыли про кофе и только радова­лись, ликовали.

Тут Первыш подумал: «А где же Ревякин? Ку­да он пропал?» Вызовут сейчас получать награду, а Ревякина нет. Может быть, его опять снимают фотокорреспонденты и говорят, что те фотографии они помещать в газете не будут, а поместят эту.

И Глеб Глебыч действительно вызвал Ревякина получать награду. Сказал, что к столу президиума приглашается самый юный чемпион Олимпийской Снежинки — ученик 5-го класса «А» Ревякин!

Глеб Глебыч развязал тесёмки у большой пап­ки и открыл одну коробочку.

Ревякина нет.

Все ребята начали громко звать:

— Ревякин!

И Первыш начал громко звать:

— Ревякин!

И тут появился Ревякин. Он вбежал в зал крас­ный, задыхающийся. За ним вбежали в зал крас­ные, задыхающиеся фотокорреспонденты.

Конечно, всё так и было, как думал Первыш.

— Скорее! — кричали ребята.— Получай на­граду!

Ревякин подбежал к столу президиума и совсем задохнулся от удивления: уж кого-кого, а братьев Майоровых он узнал. Он столько раз видел их на экране телевизора и в «Советском спорте», что не узнать было просто невозможно! Да потом, на бра­тьях были надеты золотые олимпийские медали.

Глеб Глебыч сказал Ревякину:

— Отдышись.

Ревякин отдышался, и братья Майоровы вручи­ли самому юному чемпиону зачётную книжку спортсмена, которую они достали из большой пап­ки, и значок «Олимпийская Снежинка», который они достали из коробочки. В зачётной книжке спортсмена стояла печать. Круглая.

Первышу очень хотелось взобраться на стул прямо ногами, чтобы лучше всё видеть. Но он посте­снялся — как-никак гость чемпиона и тётя Клава сказала: «Веди себя хорошо».

Фотокорреспонденты тоже отдышались и сняли Ревякина с братьями Майоровыми. Теперь навер­няка скажут, что все те фотографии помещать в газете не будут, а поместят эту.

Серафима Павловна сказала Ревякину:

— Пойди и покажи всем «Олимпийскую Снежинку».

И Ревякин начал под­ходить ко всем столам и показывать «Олимпий­скую Снежинку». Он пер­вый её получил!

И опять ребята лико­вали.

Ревякин подошёл к Первышу. И не просто по­казал «Снежинку», а от­дал её надолго разгляды­вать. И сам за стол к Пер­вышу сел.

«Олимпийская Сне­жинка» была нарисована на тёмном фоне: серебри­стая мохнатая звёздочка и внизу звёздочки — пять олимпийских колец. Первыш посчитал — пять.

Сзади приделана була­вочка с замочком.

Первыш помог Ревякину приколоть «Снежин­ку» к форменной куртке. А тётя Клава налила Ревякину полный стакан кофе.

Глеб Глебыч вызвал к столу президиума осталь­ных чемпионов и вручил им значки и книжки спортсменов.

Кто хотел, опять взял­ся за кофе, а кто хотел, вышел танцевать: по школьному радио пустили танцевальную музыку.

Вдруг члены комиссии начали подпрыгивать — совсем как первоклассники — и прокалывать чем-то острым шары, которые свешивались с потолка зала.

Шары лопались, и на танцующих выливались из шаров потоки мелких круглых бумажек. Такие мелкие круглые бумажки называются «конфетти». Первыш знал про них. И про серпантин он знал, которым была обкручена люстра.

Члены комиссии начали кидать и серпантин, обкручивать всех танцующих.

Кто их придумал, эти разные весёлые бумажки?

Наверное, очень весёлый человек. Потому что там, где они, всегда только весело.

Первышу тоже захотелось, чтобы над ним про­кололи шар. Он бы потом рассказал об этом и Серё­же, и Боре, и всем-всем!

Ревякин взял Первыша за руку и потащил на середину зала. Отстегнул от куртки «Олимпийскую Снежинку», подпрыгнул и булавкой «Снежинки» проколол шар. Хлынул поток круглых весёлых бу­мажек.

Первыш громко засмеялся.

Тогда кто-то бросил в Первыша длинную весё­лую бумажку — одну, вторую…

Первыш ещё громче засмеялся.

Ревякин проколол ещё один шар и ещё… Пер­выш стоял весь в конфетти, словно в дожде, и об­крученный, словно люстра, серпантином.

Гм… Мужчина украсил себя больше, чем жен­щина.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ И…

НАЧАЛО ВТОРОЙ

Так бывает, что очень важное узнаёшь слу­чайно. Боря Завитков случайно узнал, что они — весь их первый класс — будут заниматься матема­тикой. Пришёл за мелом в учительскую и узнал та­кую новость.

А Коля случайно узнал новость дома: пришла с работы мама и сказала отцу, что ей надо собирать­ся в командировку в Крым, в пионерский лагерь Прибрежный. Работать с иностранной делегацией.

А уж что Коля дальше услышал — ну просто арабская сказка: мама берёт его с собой.

Первыш скоро закончит первый класс, и ему на­до будет отдохнуть, чтобы учиться потом дальше. Вот мама и берёт его.

Когда Первыш сказал об этом Боре и Серёже, они ему очень позавидовали. Первышу даже стыд­но стало перед друзьями, что похвалился лагерем и что он весёлый и счастливый.

Такой весёлый и счастливый, что со стороны, наверное, просто неприлично.

Но тут Боря сказал:

— А как же ты поедешь? Ты ещё не пионер! Это он сказал совсем не от зависти, а просто

вслух подумал.

И Серёжа вслух подумал:

— Вдруг тебя не пустят? Коля испугался — и правда, лагерь называется пионерским. А он не пионер и вообще самый ма­ленький в классе.

Мама обо всём этом забыла, что ли…

Тогда Боря опять сказал:

— Но ведь ты вожатый. Коллективный вожа­тый!

И Серёжа сказал:

— Пускай Светка подтвердит, что ты во­жатый над ней.

Первышу было при­ятно, что друзья забо­тятся о нём и вот помо­гают ему, когда он попал в трудное положение.

Но Светка… Разве она что-нибудь подтвер­дит?

Когда узнала, что мама берёт Колю с собой в Крым, начала визжать, орать и даже по полу ка­таться туда-сюда. Никакого чувства меры.

И всё это от зависти.

Мама и папа еле-еле успокоили Светку. Прыга­ли вокруг неё, как слуга и слуга слуги. И даже Ко­ля прыгал, веселил Свету, чтобы мама не переду­мала и не взяла Светку вместо него.