Эдит Несбит - Дети железной дороги

Происходило много всяких обыкновенных и приятных вещей: пикники, игры, чаепития с булочками, но у Бобби не выходила из головы одна мысль: «У мамы какие-то неприятности. В чем дело? Она мне не говорит. Допытываться я не хочу. Но что-то не так». Это повторялось в ее уме, как привязывается какой-нибудь музыкальный мотив, – и попробуй его отгони!

Русский джентльмен по-прежнему оставался предметом семейных забот. Чиновники, их секретари и члены парламента по-прежнему отвечали на мамины письма настолько вежливо, насколько им это удавалось, но никто не мог даже приблизительно подсказать ей что-либо относительно местонахождения жены и детей господина Шеранского (да, такая несколько необычная фамилия была у писателя).

У Бобби было еще одно качество – разные люди называют его по-разному и, соответственно, по-разному к нему относятся. Одни называют это «путаться в чужие дела», другие «совать во все свой нос», третьи «иметь любвеобильное сердце». Словом, она всегда стремилась помочь людям.

Девочка изо всех сил старалась изобрести что-то, чтобы помочь русскому господину найти жену и детей. Он стал немного говорить по-английски: уже мог сказать «доброе утро», «спокойной ночи», «спасибо», «пожалуйста». Когда девочки приносили ему цветы, он говорил: «Ошень красиво!». А когда дети спрашивали, как он спал, то слышали в ответ: «Карашо».

«Я уже лучше сказаю английский?» – как-то спросил он у Бобби. Она кивнула ему. Говоря с ним, девочка все время думала о том, нет ли чего-то такого в его внешности, манере общения, что поможет отыскать его родных. Но пока ничего не приходило ей в голову. Вместе с тем ей не хотелось, чтобы писатель уехал, потому что его присутствие в доме поднимало мамино настроение.

Бобби чувствовала: маме нужно, чтобы кроме детей в доме находился еще кто-нибудь. Маме причиняло страдание то, что она отдает русскому папину одежду, но она изо всех сил старалась не показать виду.

С того дня, как Бобби, Питер и Филлис, выйдя на путь с красными фланелевыми флажками, спасли от крушения поезд, прошло уже много дней. Но Бобби часто просыпалась по ночам с криком и дрожью в теле, потому что представляла себе эту ужасную кучу и как бедный, милый, доверчивый поезд летит навстречу своей гибели. Страшно было подумать о том, сколько могло погибнуть людей. Но когда Бобби думала, сколько людей спаслось и продолжает жить, она уже радовалась тому, что они пошли в тот день за вишнями и что на ней и Филлис были фланелевые нижние юбки.

Однажды дети получили письмо. Они обрадовались тому, что им кто-то написал, и стали рвать друг у друга из рук конверт – ведь письма приходили так редко. На конверте стояли их имена – Роберта, Питер и Филлис. А текст письма был следующий:

«Дорогие господин и леди!

Предполагается вручить вам небольшие вознаграждения в знак уважения к вашему достойному и мужественному поведению. Вы предупредили машиниста поезда, и, не сделай вы этого, произошла бы ужасная трагедия. Церемония награждения состоится на станции такого-то числа в три часа дня, если это время устраивает вас.

Джейвез Инглвуд,

секретарь Главной железнодорожной компании Севера и Юга».

Это был высший момент гордости в жизни троих ребят. Они побежали со всех ног к маме показывать письмо. Еще никогда они не чувствовали себя такими счастливыми.

– Но только, – сказала мама, – если вознаграждение окажется денежное, вы должны будете поблагодарить и категорически отказаться его принять. А мне, девочки, надо будет выстирать ваши муслиновые платья, потому что вы должны по такому поводу выглядеть очень аккуратно.

– Нет, мама, – перебила ее Роберта, – постирать мы с Фил и сами можем, а вот если бы ты их отутюжила…

Стирать – это ведь для девочек просто развлечение. Скажите мне, юные читательницы, когда вы в последний раз занимались стиркой?

В «Трех Трубах» стирали обычно в кухне, где был каменный пол и под окном стояла большая каменная раковина.

– Давайте сюда, в раковину, поставим ванну, – предложила Филлис, – и представим себе, что мы приходящие прачки. Помнишь, мама, ты видела таких прачек, когда жила во Франции?

– Нет, – проговорил Питер, закладывая руки в карманы, – там прачки стирали в холодной реке, а не в горячей воде.

– Считай, что это горячая река, – засмеялась Бобби. – Окуни руку в ванну.

– Вот еще! – фыркнул Питер, но руку все же окунул.

– Будем стирать, оттирать, отдирать! – восклицала Филлис, вертясь вокруг Бобби, которая несла от огня к столу тяжелый чайник.

– Ты с ума сошла! – ужаснулась Бобби. – Это же тебе не рогожа, а муслин! Надо растворить мыло в теплой воде, а потом осторожно расправлять платья – и сжимать, расправлять и сжимать. И они превосходно отстираются. Вся грязь быстро сойдет. Это только большие вещи положено тереть – скатерти, простыни.

А в это время за окном ветерок раскачивал сирень и гордость сада – розы «Слава Дижона».

– А какие дни стоят… Какие дни! – со взрослой интонацией повторила Бобби. – До чего же хорошо будет идти на станцию в муслиновом платье.

– Да, замечательно! – поддержала ее Филлис, встряхивая и отжимая муслин уже вполне профессиональными движениями.

– Так, теперь надо слить воду, – наставляла Бобби, -только ни в коем случае не выжимай. Будем отполаскивать. Я буду держать платья, а вы с Питером выливайте мыльную воду и наливайте чистую.

– Небольшое вознаграждение, – вслух рассуждал Питер, пока сестры деловито подтирали пол и расправляли на веревке платья. – Я все же думаю, что это будут подарки.

– Что-то там точно будет, – вздохнула Филлис. – Мне больше всего хочется слоника, но ведь они же не прочитают мои мысли.

– А мне кажется, что Питеру подарят золотую модель локомотива, – вставила Бобби.

– Или большую модель места происшествия, – увлеченно стал фантазировать Питер. – Где и обвал, и паровоз, и люди, похожие на нас, машиниста, кочегара и пассажиров.

– А тебе приятно, – спросила Бобби, вытирая руки о грубое полотенце, висевшее на вешалке возле того места, где мыли посуду, – что нас будут награждать за спасение поезда?

– Да, разумеется, – без тени смущения отозвался Питер, – и не пытайся нас убедить, что тебе это неприятно. Тебе это так же приятно, как и нам с Филлис.

– Что ж, пожалуй, ты прав. Я тоже рада. Но, понимаешь, я немного боюсь: а вдруг мы решим, что мы такие молодцы, и уже не будем делать других хороших дел?

– Солдаты ведь радуются, когда им дают награды. Но после этого они снова идут в бой, – ответил Питер. – А что если нас тоже наградят медалями? Когда я буду старый, то покажу их своим внукам и скажу: «Вот, мы выполнили свой долг». И они будут нами гордиться.

– Ты женись сначала, – проговорила с усмешкой Филлис, – а то не будет у тебя никаких внуков.