Роман Шмараков - Овидий в изгнании

– Как человек, обладающий клеточным ядром, – поддержал его средний сантехник, – и подлинный эукариот своей Родины я вынужден солидаризироваться с нашим пылким товарищем. Так нельзя.

– И кто вам мешает жить по-людски? – спросил старший сантехник.

Они задумались и единогласно сказали:

– Автор.

– Наш автор? – удивленно переспросил старший сантехник, в общем, свыкшийся с его существованием и начинавший утро с краткой молитвы: «Можно сегодня без перипетий?»

– Кто же, – убежденно скрепил средний сантехник. – Ты посмотри на него. Стране пора узнать своих героев. – Он прочел из первой главы про половой диморфизм. – Ну что это? Что это за балаган? На какую аудиторию это рассчитано? А вот еще, – он порылся, нашел и с раздражением прочел: «Последние полторы минуты наградили его» и далее. – Элементарные требования вкуса и пристойности, – элементарные, повторяю, как дыхание, – они где делись вообще?

– Там же, где платье и свирель, я полагаю, – негромко предположил младший сантехник.

– Ну, разве что где свирель, – согласился средний сантехник. – В других местах искать бессмысленно.

– А по сусекам скребли? – с интересом спросили другие сантехники.

– Устала рука, – отчитался средний сантехник. – А вот тут посмотри. – Он показал непосредственно старшему сантехнику, не рискуя оглашать. Тот пробежал глазами и констатировал:

– Нечеткость нравственных оценок. – Он сверился с кодексом и оповестил: – До трех лет.

– А если на поруки коллективу? – заволновался младший.

– Мухомор тебе вареный, а не на поруки. Не в такое время живем.

– В общем, конечно, если без крайностей, – сказал четвертый, – то нельзя не согласиться. Сюжет не пальпируется. Одни разговоры в царстве мертвых. Ответственности мало, вот что – ответственности!

– А это вот? – бурлил средний. – «Отягощенная отчаянием Аксинья, не помня себя, отдалась ему со всей бурной, давно забытой страстностью…»

– Погоди, – негромко сказал ему старший сантехник, – этого он еще не написал. Это только к двадцать третьему февраля. И то если успеет. У него все сроки срываются.

– Почему у него сроки срываются? – не утихал средний сантехник, которому решительно все не нравилось в его авторе. – Почему вечно дисциплины никакой?

– Ему во втором семестре литературу Франции читать. Для переводчиков.

– И что?

– Готовится. Лекции пишет про шансон де жест. Перечитывает у Гюго эпизод «Гаврош в слоне». Нервничает вообще.

– Яркий пример, – резюмировал средний сантехник, – как преподаваемый предмет не облагораживает лектора. Люди, читающие теоретическую механику, надменны с нижестоящими, а преподаватели комбинаторики норовят проехаться в трамвае бесплатно. Он же читал Расина – почему это не привило ему ответственного подхода к слогу? Он листал госпожу Лафайет – почему лицо его не исказилось, а глаза не вылезли из орбит?

– Ошибка в посылке, – отметил четвертый. – Не факт, что они не повылезли. Кто проверял?

– Это верно, – серьезно поддержал младший. – Отсутствие обратной связи – благодатная среда для произвола.

– И невнятицы, – добавил средний. – Что это там ему снится про мочалку?

– Ну, этот сон ему сулит печальных много приключений, – сказал старший.

– Это вы зря, – возразил младший. – Тут как раз все понятно.

– Так объясни, любимец Тани, – неприязненно сказал средний, внезапно утрачивая сочувствие в аудитории.

– Ну, тут так, – с воодушевлением начал младший. – Я в общих чертах. Сон подростка про мочалку связан с подсознательным страхом мужской ущербности, воспринимаемой как поражение в правах. Исходная ситуация задана нарциссическим мотивом мытья в ванне: это модель идеально замкнутого общества, где сновидец создает свое социальное восполнение (отражение) и не нуждается ни в ком больше. Излишне говорить о связях этого локуса с подростковой сексуальностью, тем более что ванная обычно запирается изнутри, отличаясь этим от жилых помещений.

Остальные сантехники синхронно опустили головы с глубоким вздохом.

– Я тут на днях ковырялся под одной, – допустил старший тяжелое воспоминание. – Чуть шею не вывихнул. Среди мокриц, как сказал Иннокентий Анненский.

– А я слышал, он сказал «среди миров», – встрял четвертый.

– Одно другому не мешает, – веско возразил средний. – Это он астрономам сказал то, что ты случайно слышал, а к нашей аудитории обратился, учитывая профессиональную специфику. Поэт такого уровня отзывчив к самым разнообразным явлениям и ремеслам.

– Можно, я продолжу? – сказал младший, насильно возвращая публику к демонстрации интерпретативных техник. – Разрушающее вторжение в этот замкнутый мир описано средствами бессознательного остроумия, поскольку сленговое значение слова «мочалка» относится к девушке с пониженной социальной ответственностью. Стоит вспомнить, что из всего разнообразия впечатлений, связанных с его бедрами, сновидца больше всего затронула их маятниковая амплитуда, ассоциируемая с определенным типом сексуального поведения.

– На белье тратиться, – сказал средний со знанием дела.

– Бюстгальтер ему мать подарила, – напомнил старший. – Перед приходом уважаемого гостя. А грудь своя, гроша ему не стоит.

– Так вот, – продолжал младший. – Прирастание мочалки к концу позвоночного столба – это символически выраженная угроза индивидуальности, поскольку ее телесным ядром представляется здоровый спинной хребет. Опрокидывание позвоночника ниже таза, в сферу телесного низа, предвещает утрату дееспособности, ассоциируемую со статусом женщины. Осуществлением этой угрозы становится сцена с завучем, когда инфантильное желание его устранения, испытываемое сновидцем, подвергается фрустрациям, которые осмысляются как следствие неполной правоспособности.

– И к чему это снится? – угрюмо спросил средний.

– К пустым хлопотам, – уверенно ответил тот. – Если под выходные.

– А что за фильм, кстати, они там смотрели? – спросил четвертый. – Когда еще он вопил в сортире?

– «Слушая Листа», – сказал опять младший сантехник. – По-английски каламбур в названии. Я в сети натыкался на аннотацию, сейчас найду… Вот, не угодно ли послушать:

«Рейчел – пианистка, влюбленная в своего одноклассника Стива и мечтающая победить на конкурсе исполнителей Листа. Но ее родные, отягощенные собственными проблемами и комплексами, не могут стать ей опорой. Ее отец, давно порвавший отношения с матерью и увлекшийся тантрическими практиками, не уделяет внимания детям от первого брака. Брат ее матери Чарли, выдающийся египтолог и поэт, поклонник Эзры Паунда, впал в душевный кризис, заразившись экваториальным сифилисом от бедуина. Ее престарелый учитель Сидней Льюис, хотя и законченный наркоман, но единственный человек, на чье понимание может она рассчитывать в сложных отношениях со Стивом и в перипетиях исполнительского конкурса. Удастся ли ей реализовать мечты и объединить семью вокруг своего рояля?