Анна Бодрова - Аринкино утро

— Опять жрёт! И всё жрёт и жрёт! — тихо сказал он. — Жрёт эта... кукла...

— Не твоё дело! И не жрёт, а ест! — цыкнула на него Аринка. — И зачем ты пришёл сюда? Я тебя звала, да? Уходи! Она не кукла, а человек!..

Но Данилка пропустил мимо ушей Аринкину грубость. Ведь она плакала, а когда человек плачет, ему надо прощать всё, даже обидные слова. Данилка утих и стал ждать. Нет, он не уйдёт, он не оставит Аринку.

А там во дворе с беспечной весёлостью прыгала Ниса, вертясь волчонком возле мячика. А на крыльце сидела Нонна, красивая и нарядная, спокойная и независимая, как царица, и грызла яблоки. И ни до кого ей не было дела.

Тяжело вздохнув, Аринка встала, вытерла подолом платья заплаканное лицо и тихо слезла с крыши. Данилка последовал за нею.

Минуя огород, она вышла в поле. А там по узкой тропинке, утопающей в высокой траве, направилась в лес.

У них в деревне пели песню, сочинённую Васей Рыжиком. Он сам сочинял песни, писал стихи и сам пел их. И эта песня вдруг овладела Аринкой, она звучала у неё в ушах и как-то отвлекала и успокаивала её:

Аринка шла в лес, чтоб там забыть свою печаль, а за нею преданно семенил Данилка.

За обедом Аринка сидела нахохлившись, как старый больной воробей. Ела плохо, кусок не лез в горло. Симон, видя, что дочка не в духе, заговорил с нею.

— Что ты, молодец, не весел? Что ты голову повесил? Аль кручина завелась? — весело продекламировал он, и его широкая и твёрдая ладонь ласково легла на поникшую голову Аринки. — Не кручинься, не тужи, выше голову держи! — не унимался он.

Аринка сердито боднула его. Не до шуток, когда на душе кошки скребутся. А отец словно сыпал соль на свежую рану.

— Это что ж твои дружки-приятели назад попятили? Давеча твою питерскую фифу повстречал. В обнимку с Аниськой по деревне ходит. А тебе, выходит, отставка? Чем же ты ей не угодила?

Ох, лучше бы не говорил он этих слов. У Аринки опять ком подступил к горлу, того и гляди слёзы брызнут. Ещё ниже наклонив голову, она изо всех сил крепилась.

Елизавета Петровна, разливая молоко по чашкам, сурово добавила:

— К нашему берегу не приплывёт хорошее дерево. Какая это подруга, только от дела отвлекает, вместо того чтоб помочь. Ей что, она гулевая, ей хоть пень колотить, да день проводить. А у тебя, дочка, делов полон рот! Разве есть тут время с ней валандаться? Гусь свинье не товарищ!

— Ха, а я знаю, чего она от Аринки поворот дала, а к Аниське притулилась, — встрял в разговор Ивашка. — У нас все ягоды обожрала, а теперь перекинулась на яблоки. Как гусеница — не отвалится, пока всё не съест. А потом к Машке Мышке на вишню полезет. Я знаю!

Аринка шумно дышала, враждебно посмотрела на Ивашку, но ничего не сказала, только ещё ниже опустила голову. И что они набросились на неё? Вот люди!

— Я и говорю, что друзей надобно подбирать полезных, чтоб и тебе какая-то была выгода от них. Коль даёшь, то надо и брать!

У матери был один корыстный закон жизни: «Не давай, если тебе не дадут». И об этом она всё время говорила детям: «Прежде чем вступить в дружбу, прикинь: а нужен ли тебе этот человек? Что он может тебе сделать хорошего? Если ничего, то нечего с ним цацкаться. А больше всего надо бояться плохих людей: с жучком поводишься — в навозе поковыряешься, а с пчёлкой подружишься — медку поешь...

Симон не стерпел и вставил своё слово:

— У тебя, мать, только одно на уме: польза, польза, а где же сердце? А если человек к человеку сердцем тянется? Если ему, этому человеку, хорошо с ним и ничего-то ему от него не надо? Ничего не надо! — с необыкновенной горячностью воскликнул Симон.

— Врёшь! Так не бывает! — сверкнув глазами, парировала Елизавета Петровна. — Человек и тянется к другому, что ему что-то от него надо! Не верю я, чтобы один человек в другом не видел выгоды!

— Ты, я вижу, их так настропалишь, — отец обвёл глазами сидящих вокруг стола детей, — что они не будут в своей жизни иметь друзей сердечных. А только и будут прикидывать в уме: выгодно мне с ним или не выгодно?.. А если у меня душа не лежит к этому «выгодному» человеку? А? Или другое: этот человек вдруг попал в беду? И мне он больше не нужен? И я что? Должен от него отвернуться! Тогда я не друг, а свинья, самая последняя скотина! Человек всегда должен оставаться человеком! — И Симон, с совершенно несвойственной для его натуры суровостью, закончил: — Не слушайте её. Выбирайте себе друга по сердцу, и будь сам всегда хорошим другом. Знайте: на добро человек всегда отвечает добром. Кинь кусок вперёд: пойдёшь и найдёшь!

Лида, самая старшая, немногословная и серьёзная, в этом споре поддержала отца:

— Тятя прав. Нельзя жить без сердца. На добро всегда ответят добром. А как же иначе?

— Как иначе?! — ехидно подхватила Елизавета Петровна. — А вот как, моя доченька. Говорят: не поя не кормя — врага не наживёшь! Сделай человеку добро, и не раз, а девять раз, а на десятый ты не смогла ему помочь. Просто не смогла! Так он, этот человек, забудет, что девять раз сделала ему хорошо, но зато на всю жизнь запомнит, что ты ему отказала. Коль даёшь, так и давай, а перестанешь давать — будешь нехорош! И дружба врозь.

Закуривая, Симон миролюбиво ухмыльнулся:

— Бывает и такое. В семье не без урода. Но я считаю: дай бог всегда дать и не дай бог просить. Сделав добро, не икайся, сделав худо — не хвалься. Выбирайте друзей по сердцу, но с умом и корысти не держите. Настоящий друг всегда помогает.

Слушая такие споры, Аринка была как между двух огней. И не знала: кому верить, чью сторону поддерживать? Как будто мать была права, то, что она говорила, действительно бывает. Но и отец прав. Обед кончился, спор тоже кончился. А Аринка, как потерянная, сидела всё ещё за столом и не знала, что делать, как вернуть Нонну.

«Настоящий друг всегда даёт», — мелькнули у неё слова отца. И она завтра встретит Нонну и такое ей даст, что та ахнет! Но звать она к себе её не станет, это её дело выбирать себе подругу. Навязываться ей Аринка не намерена. С великим чувством облегчения она вышла во двор. Завтра всё будет как прежде. «Как прежде» — пело у неё в груди.

Симон сидел на крыльце и докуривал свою самокрутку. Увидев Аринку, поманил пальцем:

— А ты, Аринка, не горюй, вернётся к тебе твоя подружка. Лето ещё долгое, куда ей деваться? А мать не слушай, но и не серчай на неё. Ты не думай, что она такая злая. Это злые люди её сделали такой. Жизнь у неё нелёгкая. Тринадцати лет уехала в Питер, поступила в услужение к господам. Всем угождала, каждому в глаза заглядывала. А кроме брани и упрёков, а иногда и тумаков, ничего не получала. Был такой случай: она уже большенькая была, невестилась, лет шестнадцать ей было, и вот вечером, во время ужина, пролила она нечаянно соус на платье барышни. А та как закричит, да и дала ей оплеуху.