Анна Бодрова - Аринкино утро

Но когда появилась Нонна в своих красивых, безукоризненно чистых нарядах, Аринка поняла, что быть красивой — это большая радость. Красотой любуются, на красоту смотрят с восхищением, ею гордятся. Красоту любят. И вот Аринка задумалась. А тут ещё Ниса подлила масла в огонь: в подражание Нонне подстригла коротко волосы и сделала чёлку. И просто удивительно, как причёска может изменить человека. Ниса стала на себя не похожей, она просто похорошела и, к великой Аринкиной досаде, даже чем-то стала смахивать на Нонну. А чем Аринка хуже Нисы? Она тоже хочет быть красивой и будет! Правда, Елизавета Петровна частенько укоряла Аринку: «Все дети как дети, и в кого ты такая страхолюда».

Симон, задетый за живое, обычно защищал дочку: «И с чего ты взяла, что она страхолюда? Девка как девка, подрастёт — выправится. Лебедёнка тоже называют гадким утёнком, а вырастает красавицей птицей».

«То, что бывает у лебедей, не бывает у людей!» — категорично парировала Елизавета Петровна.

А вдруг и бывает. Вот возьмёт Аринка да и похорошеет, да так, что все ахнут, в том числе и мамка. Что она тогда скажет? Только бы поскорее возвращалась Нонна. Она поможет Аринке в этом. Но подруга не приезжала. Аринка каждый день бегала в школу, подолгу стояла на горке и все глаза проглядела, но Нонна на крыльце не появлялась.

Однажды Аринка повстречала тётю Настю. Та горестно сообщила:

— Нетути, нетути нашей Ноннушки, чавой-то с ними тама, неведомо, и Марьсандровна молчит. Я уж кумекаю, не в Питер ли укатили?

Аринка всё ещё не теряла надежды и решила встретить подругу в другом виде, более благообразном.

В субботу, вымывшись в бане, старшие сёстры Лида и Варя усаживались в чистой комнате и начинали расчёсывать свои длинные волосы. Аринка тоже решила привести в порядок свою голову, хватит ей ходить с «вороньим гнездом».

Прихватив железную гребёнку, осколок старенького зеркальца, она полезла на чердак, подальше от посторонних глаз, чтоб никто не мешал в столь тяжёлом и ответственном занятии. На чердаке, в маленькой комнатке с большим окном, Аринка примостилась у подоконника и стала внимательно разглядывать своё отображение в зеркале. Боже мой, что это было за лицо! Обожжённое солнцем! Бело-розовые лишаи, как заплаты, пестрели на смуглой коже. После бани, мыла, горячей воды и мочалки они ещё больше вспухли и порозовели. А на прямом и толстом, как огурец, носу сгрудилось столько веснушек, что они, не выдержав тесноты, сползли на щёки, в панике разбежались по всему лицу, узкому, словно сдавленному в дверях. Верхняя губа топорщилась и крышей нависала над нижней. Аринка поняла, почему Ивашка звал её крысой. Совершенно упав духом, она с горечью отложила зеркало. «Ну и пусть», — обречённо подумала она, но вспомнила: как-то взрослые не раз говорили, что у неё красивые глаза. Схватив опять осколок зеркала, она с затаённой надеждой стала рассматривать свои глаза. Но ничего красивого в них не нашла. Глаза как глаза, немного выпуклые, влажные, отороченные короткими, но очень густыми ресницами, отчего и казались более тёмными и отдавали синевой. Над ними бесцветные брови, солнцем выжженные. Аринка с завистью вспомнила Ноннины брови — тоненькие ниточки, точно нарисованные. Растерянность, граничащая с отчаянием, охватила её. Нет, никогда ей не быть красивой! А может быть, ей изменить причёску? Ведь Аниська похорошела от чёлки. Пыхтя и кривясь от боли, она старательно расчёсывала свои патлы. Ту часть волос, которой она закрыла лицо, схватила в кулак и стала кромсать ножницами. После долгой и упорной борьбы усталая рука Аринки опустилась на колени и в ней безжизненно повисла густая прядь отрезанных волос. Глянув на себя в зеркало, Аринка тут же отпрянула от него. Что это? Заветная чёлка, на которую так уповала она, не легла покорно, не распушилась веером над бровями, а вздыбилась, как петушиный хвост в минуты драки. Совершенно озадаченная, Аринка села на пол. Здесь было над чем подумать. После долгого размышления она пришла к заключению, что волосы ещё не привыкли лежать на лбу, надо их приучить. Послюнив их как следует, она завязала голову кушаком. Теперь осталось последнее: как быть с носом? Аринке казалось, что красивой можно быть только курносой. А что делать с её прямым носом? И тут её осенило. Обрадованная, она кубарем скатилась с лестницы, на скорую руку выпила на кухне кружку парного молока, оставленного для неё, и, никем не замеченная, проскользнула в угловую комнату и быстренько улеглась, тихо, без суеты и обычного сопения. Забравшись полностью под одеяло, с яростью набросилась на свой нос. Она его давила, мяла и всё заглаживала ладонью кверху. Бедный нос не мог вынести такой пытки, он вздулся и покраснел. Тогда Аринка, желая полностью его исправить, подвязала платок на голову, а концы платка укрепила не под подбородком, а под носом, этим самым он оказался подтянутым кверху. Нос страдальчески сморщился и готов был кричать караул! Аринка, крепко умаявшись, уткнулась в подушку и тут же заснула.

Проснувшись утром, Аринка почувствовала, что у неё страшно болит нос. Она сдёрнула платок, стремглав бросилась к зеркалу. Увидев своё отражение, Аринка не узнала себя. На месте носа было что-то непонятное: сине-красное, распухшее, с глубокой складкой в том месте, где кончалась мякоть кончика носа и начинался хрящ. Когда-то продолговатые ноздри, смотревшие вниз, теперь округлились и зияли тёмными впадинами, как две норы. «Что-то не то, не получилось», — с тоской подумала Аринка и побежала к умывальнику исправлять свои грехи. Мочалка с мылом дополнила недостающие краски в её лице. Взмокшая чёлка слиплась и свирепо топорщилась во все стороны. Как Аринка ни пыталась её утихомирить, но та не сдавалась и воинственно задиралась кверху.

Семья в полном составе сидела за столом и завтракала. Симон, как всегда, что-то рассказывал смешное и удивительное. Елизавета Петровна дотошно расспрашивала его:

— Ну и что же ты? Ты-то что сказал?

Вдруг Симон умолк на полуслове, его рука с дымящейся картофелиной повисла в воздухе, а рот приоткрылся и застыл. Его лицо выражало недоумение, граничащее со страхом. Перехватив его взгляд, Елизавета Петровна тут же обернулась. К столу приближалась Аринка. Она тихо, с виноватой улыбкой, как гостья, которая просила прощения за опоздание, остановилась возле стола. Взгляды, устремлённые на неё, приковали её к месту. Елизавета Петровна, молитвенно приложив руки к груди, зашептала:

— Господи, Иисусе Христе, с нами крестная сила! Что с нею? Люди, что с нею?

Все воззрились на Аринку, никто не мог ничего сказать, никто ничего не понимал. Что с нею произошло? Упала? Расшиблась? Кто-то ударил так, что нос набок своротил? А это платье, подпоясанное верёвочкой и задранное выше колен? А эта причёска с выстриженной чёлкой? Что это?